Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

• Название: Поэты пражского «Скита»
• Автор: Олег Малевич
• Издательство: Росток
• Жанр: Поэзия
• Год: 2005
• ISBN: 5-94668-038-2

Центрами русской литературной эмиграции были не только Париж и Берлин. С ними пыталась соперничать и Прага. «Скит» — русское эмигрантское литературное объединение, существовавшее в Праге с 1922 по 1940 г. Его бессменным руководителем был выдающийся русский литературовед и критик Альфред Людвигович Бем (1886–1945?). В книге «Поэты пражского „Скита“» на основе архивов Праги, Москвы и Санкт-Петербурга и эмигрантской периодики впервые широко представлено стихотворное творчество участников этого объединения. В нее целиком включены также выходившие за рубежом поэтические сборники В. Лебедева, Д. Кобякова, Э. Чегринцевой, А. Головиной. И. Бем.

Научно-популярное издание для широкого круга читателей.

---

«Уже твой лик неповторим…»

Уже твой лик неповторим.
Там черный ангел тронул воды,
Легко отсчитываю годы,
О сколько лет, о сколько зим…
Стояла ночь… Но нет, ее
Уже не помню и не знаю,
Глаза твои, лицо твое
Уже часами вспоминаю.
Неуловимые черты
Мутятся, их заносит илом,
И ангел приникает к жилам,
К последним снам, к последним силам,
И с ними исчезаешь ты…

«Современные записки». 1937. Т. 64

«Еще вести покорный стих…»

Еще вести покорный стих
Перо привычно продолжало,
Но было творческое жало
Изъято из стихов моих.

И сколько месяцев прошло —
Заклятые свершились сроки.
Уже не ранящие строки
К руке слетали тяжело.

И крыльев мутную слюду
Легко ломая за игрою.
Не знали, что душа порою
Уже предчувствует беду.

И на таинственной черте,
Уже не поднимая взгляда.
Слабеет от чужого яда
И видит сны о немоте…

«Меч». 18.VIII.1937

«Был страшен миг последней немотой…»

Был страшен миг последней немотой
Перед грозой. Клубилось, трепетало
И застывало снова за чертой,
Где молнии уже вильнуло жало,
Где старый дом, стоявший в тупике,
Впервые озаренный — словно сдвинут.
Где все карнизы голуби покинут,
Где вырос флаг на явленном древке.
И полоснуло грохоту навстречу
По воздуху над тучами в разбег,
По пригородам падал первый снег
С фруктовых гор, не охлаждая сечу.
Но вот смотри, за первой прядью прядь
Дождя легчайшего и теплого, льняного
Уже из форточки перебирать.
Хотя и страшно, но совсем немного.
Внизу мутится улица? канал?
Мелькают тучи, на глазах скудея…
За этот миг наш кактус расцветал
Быстрей, чем под ладонью чудодея.

«Меч». 24.XI.1937

«Возвращайся в пятый раз и сотый…»

А в Библии красный кленовый лист.

А. Ахматова (2-й вариант)

Возвращайся в пятый раз и сотый.
Знаю я, тебе не надо знать,
Что прошу с печальною охотой,
Что приму с надеждою опять.
Звезды с неба падают и вянут.
По пути теряют стебельки…
Кто восстанет? Для чего восстанут?
Спи, мой ангел, ночи — коротки.
А наутро разберешься сразу,
Для чего вернулся и к кому,
Спи, мой ангел, сине-кареглазый,
Я тебя нарочно не пойму.
Но прощу, конечно, и поверю
И, тихонько окна заслонив,
Подберу серебряные перья
С пола в книги, песни заложив.

1936–1937 «Городской ангел»

«Теченье городской реки…»

Теченье городской реки,
такие скользкие перила
и две протянутых руки
уже без воли и без силы —
благословляющие так
души последнее биенье,
воспоминанье и забвенье,
и сон камней, и синий мрак,
и тишину, и высоту.
И звезды, что тяжеловаты,
вдруг приближаются к мосту
и обрываются куда-то, —
с прозрачным звоном и огнем,
легко сжирающим пространство,
тоску свою и постоянство,
свой дальний край, свой отчим дом…

«Современные записки». 1938. Т. 67.

«На севере венки из жести…»

На севере венки из жести,
а здесь живые белые венки,
влюбленные не умирают вместе,
разведены две правые руки.

На севере тоскует лебедь
и смотрит в небо с птичьего двора,
легко очерчен треугольник в небе,
но ты один не вылетел вчера.

Разлука простирается без края,
томится мертвый на осеннем льду,
летит живой и достигает рая
и ждет его в безветренном саду.

За облаками в перекрестном шуме
попарно — крылья и рука с рукой.
Не жди меня, твой друг сегодня умер
И обойден небесною тоской.

«Современные записки». 1938. Т. 67

ДЕТСКАЯ КНИГА

Звон стекла, дуновение шторы,
Шорох шепота на крыльце.
Прямо в окна вползают воры
С полумаскою на лице.
И уже на ногах вериги, —
«Мы безжалостно заберем
Ваших кукол и Ваши книги,
Даже плюшевый Ваш альбом…»
Безошибочно, в лунном свете,
Тот, кто стройный и впереди,
Голубой медальон заметил
Под оборкою на груди.
«Вы влюбляетесь слишком рано
(Створки отперты без труда),
Бойтесь верности и обмана.
Бойтесь памяти навсегда».
В черном бархате полумаски
Холодны, тяжелы глаза:
«Вы читаете на ночь сказки
Перед зеркалом, стрекоза,
И уже полюбить решая,
Словно сердцу пятнадцать лет,
Вы мечтаете, как большая,
И страдаете, как поэт».
Но покорны, прозрачны руки
От ладони и до плеча, —
И описаны эти муки
В басне «Бабочка и свеча»…

Забывая найденный мячик
И оборванный медальон,
Нежный голос наутро плачет
И в стихах вспоминает сон.

II

От слов твоих, от памяти моей
И от почти такого же апреля
Опять поет забытый соловей
И близится пасхальная неделя.

Но вот встает в какой-то полумгле
И призраками — праздничные лица,
Цветы сияют смутно на столе,
А соловей — как заводная птица.

Он так поет, что плачет богдыхан
В истрепанном собраньи Андерсена.
— Хочу того… — Но тяжелей туман,
И дальше север, и слышнее Сена.

И девочка, под заводную трель,
Боится так, как прежде не боялась.
Сказать тебе, что и сейчас апрель.
Что с нами память, кажется, осталась.

Что можно бы попробовать еще.
Но вот она сама уже не верит,
Хоть соловей садится на плечо
И щелкает, и нежно лицемерит…

И дождь идет без запаха дождя,
Без шелеста стекая с переплета,
Где спят герои, руки разведя
Как для объятья или для полета.

«Современные записки». 1938. Т. 67

ВЕСНА

О, как слаба, о, как нежна,
О, как скучна и нежеланна
Встает прохладная весна
Из-за февральского фонтана.
И ей подчищенный тритон
Трубит заученную встречу,
Садовник — хилого предтечу —
Пестует зябнущий бутон.
И в рыжем пиджаке плебей
Стоит, нацелясь аппаратом, —
Богиня с профилем носатым
Ему позирует с аллей.
Но эта встреча не для мук…
В траве потягиваясь прелой,
Амур натягивает лук
И в землю выпускает стрелы.

«Современные записки». 1938. Т. 67

«Не черна моя совесть, а только мутна…»

Не черна моя совесть, а только мутна.
Целый месяц в окне не вставала луна.
В тишине, в темноте наступала весна.
И томила она, и звала у окна.

— Умирай, наступила для смерти пора.
Как туманны утра и душны вечера.
Не вздыхай, не гори, не зови, не дрожи,
Только веки сомкни, только руки сложи,

Только жить перестань… А покой недалек.
Жестяные цветы от весны на порог,
Позумент — у плеча и парча — на груди,
Только ты не вставай, только ты не гляди…
Розовая глина легка и суха,
Далеко до луны, высоко до греха.

1938 «Современные записки». 1938. Т. 67

«Боже мой, печалиться не надо…»

Боже мой, печалиться не надо,
Этот день — спокоен и хорош,
На дорожку маленького сада
Золотая набегает рожь.
Чайных роз измяты сердцевинки,
Лепестки, как дамские платки,
Из-за них погибнут в поединке
Вечером зеленые жуки.
На мосту почти прогнили доски,
И перила так легки, легки,
Поправляй же локоны прически.
Становись, взлетая, на носки.
И никто, наверно, не заметил,
Как я пела, огибая дом,
И как, словно спущенные петли,
Тень моя рассыпалась дождем.
Как недолго, чувствуя тревогу,
Голос мой срывался и дрожал,
Но никто не вышел на дорогу,
На земле меня не удержал.

1935–1938 «Городской ангел»

«Первая печаль в степи дорожной…»