Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

• Название: Поэты пражского «Скита»
• Автор: Олег Малевич
• Издательство: Росток
• Жанр: Поэзия
• Год: 2005
• ISBN: 5-94668-038-2

Центрами русской литературной эмиграции были не только Париж и Берлин. С ними пыталась соперничать и Прага. «Скит» — русское эмигрантское литературное объединение, существовавшее в Праге с 1922 по 1940 г. Его бессменным руководителем был выдающийся русский литературовед и критик Альфред Людвигович Бем (1886–1945?). В книге «Поэты пражского „Скита“» на основе архивов Праги, Москвы и Санкт-Петербурга и эмигрантской периодики впервые широко представлено стихотворное творчество участников этого объединения. В нее целиком включены также выходившие за рубежом поэтические сборники В. Лебедева, Д. Кобякова, Э. Чегринцевой, А. Головиной. И. Бем.

Научно-популярное издание для широкого круга читателей.

---

СТРАШНЫЙ СУД

Экстренный выпуск рабочей газеты
Кричал курсивом — «Бросайте труд!
Завтра — конец света!
Послезавтра же — Страшный Суд!..»

— Бургомистр встречал на вокзале
Приезжающих ангелов и мямлил речь,
О том, что Суда на земле не ждали,
И о том, как трудно себя уберечь…

Бледные ангелы в серебряной вате,
Задыхаясь в поту, — был месяц май, —
Отвечали любезно, что в результате.
Конечно, все попадут в рай.

Женщины толпились у автомобилей.
Забыв на плите переваренный суп,
И плача, касались шуршащих крылий.
Сияющих копий и звонких труб.

Вздыхали влюбленные и жалели,
Что сегодня — последние ночь и заря,
И что раньше, не зная, две недели
Потеряли в кино и прогулках — зря…

Мужчины курили, читали плакаты,
И каждый был раздражен и зол,
Что за эту неделю не получит платы,
А в воскресенье не пойдет на футбол…

И только школьник был счастлив и весел,
Смотря благодарно в небесную синь.
За то, что теперь уже ровно — десять,
И, значит, не надо идти на латынь.

Да старая нищенка у костела,
Услышав с вокзала трубную весть.
Встала счастливою и веселой,
Потому что узнала, что Бог — есть…

«Воля России». 1929. № 4

ТРАМВАЙ № 2

У трамвая номер два — веселый проводник,
У трамвая номер два — шутливый вожатый.
— Мост. Поворот. И лязг. И крик.
Трамвай въезжает в витрину заката.

Сыплется в окна розовое стекло,
Поют тормоза о неожиданном плене.
Девушки в трамвае звонко и светло
Вскрикивают и садятся к мужчинам на колени…

Вожатый смеется и звонит — «вперед!..»
Проводник смеется и звонит — «на месте…»
Пассажиры скуку переходят вброд
И на том берегу садятся — вместе…

Из мути контор проглядывают глаза,
В дыму канцелярий щурятся от света.
Девушки говорят: «Простите, это — тормоза!»
— Но разве надо прощать за это?..

И разве странно, что за мостом
Сердце в вагоне прорастает сквозь крышу.
И тихо шепчет — «Мы выйдем вдвоем…»
А отвечая — почти не дышит…

И когда у парка остановится трамвай,
Влетев, как в туннель, в теплый вечер лета,
Проводник пассажирам на дорогу в рай
Выдаст бесплатно голубые билеты…

«Воля России». 1929. № 4

В ВОКЗАЛЬНОМ ОТЕЛЕ

На окнах отеля — бумажные розы.
У пыльных зеркал оплывает свеча.
По лестницам бродят свистки паровозов
И в комнаты входят — не постучав…

И смотрят: на отмели душной постели,
Бутылками бедствий с запиской сердец,
Бессонные люди считают недели
И едут в Стокгольм или в Порт-Суэц.

И стекла, звеня от сочувственной дрожи,
Опять провожают экспресс на Симплон,
Где в синих купе и томящ, и тревожен
Такой же летящий, полуночный сон…

И сразу решаясь — счета и билеты!
Сегодня — столетие скуки и лжи…
Но в ночь юбилея сигналы рассвета
Твердят семафорами — ехать и жить!

А завтра, проснувшись, не вспомнят, не вспомнят
Вчерашнюю драму над партером крыш,
Увидев внезапно из утренних комнат
Над дымом разлуки встающий Париж!..

«Воля России». 1929. № 4

ТЯЖЕЛОЕ ПИСЬМО

Кряхтя и согнувшись под ношей,
Письмо мне принес почтальон.
Он был утомлен и взбешен.
                        И сказал:
«В другой раз — наймите себе лошадь!
А я вам не вол!» —
— И сбросил письмо на стол.
             Доска у стола —
                        Лопнула,
Жалобно, как сигнал,
Атлантический SOS —
Из комнаты до небес,
На синий, далекий берег
Божественных Америк…
— Я отдал последнюю крону —
               Почти обед.
И сказал — «Очень тронут…
Простите, что больше нет…»
…Почтальон ушел, отирая пот.
Шаги проскрипели в саду.
Я разорвал конверт. А внутри —
Только пять слов. Вот:
                «Больше не приду.
                            Прощайте.
                                           Мари».

«Воля России». 1929. № 4

ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ

Полдень разгоняет утреннюю мглу.
Весеннему солнцу не вылезть выше.
             Я останавливаюсь на углу
             И стою так долго.
             Что можно было бы на меня
             Для разных кино наклеивать афиши:
                        «Волга, Волга»…
                        «История одного дня».
             «Сегодня — несравненная Лилиан Гиш».

— Итак, я стою и смотрю:
В полдень из всех дверей,
Как крысы, покидающие трюм
Тонущих кораблей, —
Люди, люди, идут и идут…
Пять… десять… пятнадцать минут…
В одинаковых костюмах, с одинаковой прической,
             С одинаковой усмешкой;
Тысячи людей — однофамильцы и тезки.
Тысячи монет — не орлы, а решки
Самой обыкновенной меди,
С одинаковыми мыслями об отдыхе и обеде.

                             Это — тысячи зеркал
             Повторяют то же изображенье:
                             Водоворот движенья
             Среди бетонных скал.

И в этом хаосе театральном,
Улыбаясь безличьем лица,
И я был таким же зеркальным,
Таким же отраженным — только контур
Мысли, не продуманный до конца,
Картограммой забытого белого фронта,
В картинной галерее десятой весны,
Где бродят на цыпочках в тихих залах
Такие легкие и испуганные сны…

             — А улица гремела и повторяла
             Все тот же образ, сухой и точный.
             И я оглядываюсь, ища источник,
                              Центр и ось
             Этих движущихся отображений,
             Как движет в испуге ветвями растений
             В гуще леса запутавшийся лось.

                              Это было похоже на цирковый трюк.
                              И я, разгадывая его, смотрю,
                              Как катятся ядра уличного грома.
             И средь них неподвижен только манекен
             В окне торгового дома…
Весенние люди болеют хрипкой,
             А он, из-за зеркальных стен,
             Улыбается розовой улыбкой
И смотрит, не мигая, прямо на солнце…

«Воля России». 1929. № 7

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ КОРОЛИ

Голубела весна и по-летнему крепла.
Перейдя второпях нерешительный март.
Начинаясь, Мессина[73] империй и пепла
Колебала расплывчатый желтый штандарт.

…И всегда, за барьером зеленых акаций,
Пухловатой рукой подрезая ростки,
Короли проплывали, как лед навигаций.
Ноздреватый от ветра, тепла и тоски.

               И покорно теряя дворцы и короны,
               Разводили ершей в деревенской глуши,
               Где на голых деревьях кричали вороны
               И дымились шершавые шалаши.

               Где рыжели, ржавея, осенние рощи,
               Как гербы на решетках дворцовых оград,
               Где, казалось, что жить — и грустнее, и проще,
               И еще невозможней — вернуться назад…

И когда, растрясясь на мужицкой телеге,
Привозил заговорщик помятый пакет —
               На всеподданнейшее — о побеге —
               Короли отвечали — «нет».

«Воля России». 1929. № 7

НА ПЕРИФЕРИИ