Мицос Александропулос - Сцены из жизни Максима Грека

• Название: Сцены из жизни Максима Грека
• Автор: Мицос Александропулос
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Мицос Александропулос — известный греческий писатель, участник антифашистского Сопротивления, автор романа-дилогии «Ночи и рассветы» («Город» и «Горы»), сборников рассказов («К звездам», «Чудеса происходят вовремя»). Ему принадлежит и крупная серия работ по истории русской культуры, в частности трехтомная история русской литературы, романы о Горьком и Чехове.

Двухтомный роман Мицоса Александропулоса «Хлеб и книга» был удостоен в 1981 году Государственной литературной премии Греции. К этой же серии относится роман «Сцены из жизни Максима Грека». Он посвящен греческому мыслителю, литератору и ученому-переводчику, сыгравшему значительную роль в истории русской культуры XVI–XVII вв.

За переводы русской литературы на русский язык и популяризацию ее в Греции Союз писателей СССР присудил Мицосу Александропулосу Международную литературную премию имени А. М. Горького.

---

Мисаил проскользнул в келью великого князя без всякого приглашения, пользуясь правом, полученным в давние времена, когда Василий, затравленный, гонимый княжич, приезжал с матерью в монастырь поклониться иконе Богородицы.

Был вечер. Великий князь, которого первые осенние ливни застали в волоколамских лесах, несколько часов назад приехал в монастырь. Он не успел еще лечь. Сидел перед раскаленной печью и тихо беседовал о чем-то со своим верным дьяком Путятиным.

Мисаил появился в келье бесшумно, как тень, и Василий вздрогнул от неожиданности. Он не привык, чтобы к нему входили без доклада. Испуг его сменился приступом гнева, он вскочил с лавки, но, узнав старца, успокоился.

— Государь, — послышался тонкий, как бы потусторонний голос Мисаила, — я пришел незваный повидать тебя, а то ты снова уедешь, не призвав меня к себе. Похоже, позабыл ты, что я жив еще. И монастырь наш скоро позабудешь. Дважды проезжал со свитой мимо, но не простер свою княжескую длань, не отворил ворота. И нынче вечером не по доброй воле сюда явился, вынудил тебя бог сильными ливнями. А почему так? Святой наш монастырь с благословения божьего основал сорок лет назад игумен Иосиф. Помнишь, князь, что еще произошло в тот год?

Великий князь слушал Мисаила, и его не покидала мысль, что старец пришел к нему не по своей воле, его подослал, верно, игумен Даниил, который знал: он, Василий, не прогонит старца, не осмелится повысить на него голос. Чем больше он думал об этом, тем больше гневал и мрачнел. Но, подавив ярость, смотрел на Мисаила спокойно и благосклонно, избегая только встречаться с ним взглядом: выцветшие глаза старца пробуждали в нем неизъяснимый страх.

Вместо великого князя Мисаилу ответил дьяк Путятин:

— В знаменательный год, о коем ты упомянул, святой старец, родился наш великий государь.

— Да, в тот самый год, — подтвердил Мисаил. — А посему Иосифов монастырь — твоя судьба. Государь, отчего ты им пренебрегаешь?

Старец, перекрестившись, поклонился великому князю, который, словно касаясь иконы, притронулся к плечу Мисаила и усадил его против себя.

— Сядь, старец, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно ласковей. — Я хочу, чтобы ты сидел передо мной и я видел твои богоосвещенные очи.

— Я присутствовал при твоем рождении и молился за тебя господу, — промолвил Мисаил.

Василий по-своему понял его слова: как напоминание, что тот будет присутствовать и при его смерти. Он почувствовал, что в жилах его стынет кровь, и поспешно заговорил:

— И самая низкая тварь любит грязь, где повелел ей создатель проводить дни свои. Как же мне пренебрегать святым монастырем?

— Князь, я знаю, что говорю, — настаивал на своем старец. — И вот доказательство: даже двадцать пятого августа, в праздник всемилостивой Богородицы, ты проехал неподалеку, но не зашел в монастырь помолиться.

— В тот день у меня было тяжко на душе, — оправдывался Василий. — Мирские заботы обступили меня, скверно мне было. Рано поутру я выехал на заячью охоту, а убил двух медведей и принял это за дурной знак.

Мисаил кивнул и тихо забормотал что-то. Василий не расслышал его слов.

— Что ты бормочешь, старец? — прокричал ему в ухо дьяк Путятин. — Тебя не слышит наш государь, говори громче.

Тогда Мисаил пробормотал еще что-то, потом, тряхнув головой, уставился Василию в лицо.

— Я беседовал сейчас с архангелом Гавриилом, — сказал он. — А теперь послушай меня, князь. Тебе всевышний дал одно наставление, нам, монахам, — другое. Ты правишь княжеством, мы печемся о монастырях. Чтобы процветал монастырь, надобно благословение божье. Если дела там идут хорошо, возводятся храмы и колокольни, стало быть, господь его благословляет. То же можно сказать и о княжестве.

Василий молча кивнул. Он слушал Мисаила, а думал о хитром игумене, который подослал к нему старца. Он знал, зачем это сделано. Великий князь особо отличал Волоколамский монастырь, он был для него не монастырем, а крепостью и тамошние монахи — верными воинами. В другие монастыри, Троицкий и Кирилловский,[104] он ездил, когда душа его желала приобщиться к божественному, они были дальше от Москвы, но ближе к господу. Монахи же Иосифо-Волоколамского монастыря сохраняли исключительную преданность великому князю, и их обитель была его детищем. Это знали все. Знал и Даниил, считавший, что из всей монастырской братии только старец Мисаил может пробудить божественный страх в душе великого князя.

— Чтобы основать монастырь этот, — продолжал Мисаил, — мы впятером пришли сюда из Пафнутьевского.[105] Пришли с пустыми руками. Только образ всемилостивой Богородицы и несколько священных книг принес Иосиф, Четвероевангелие, Апостол, две псалтыри, послания апостола Павла и два служебника. А теперь, князь, в какой другой обители найдешь такое благолепие и богатство, столько, священных книг и святых икон, столь прекрасный храм с высокой колокольней? Благодаря славе божьей и могущественному твоему покровительству приобрел Иосифов монастырь красу и силу, а потому благословил господь и великое княжество. Каким было оно прежде и каким стало ныне?

— Да, так порешил царь небесный, — промолвил Василий. — Он все дарует и все отнимает.

— У недостойных отнимает и достойным дарует, — голос старца оживился. — Создатель сподобил меня своими глазами узреть падение одного царства и возвышение другого. Греческие цари погрязли в грехах, и господь бог обратил тогда взор свой на наше православное княжество, дабы стояло оно во веки веков. Когда власть перешла к твоему деду, царствие ему небесное, великому князю Василию, у него не было даже золотой лампады, чтобы пожертвовать в церковь, а нынче храмы в твоем отечестве сверкают златом и серебром, и купола парят в небе, как благословенные птицы божьи, белые лебеди с яркими гребешками. Царьград же впал в ничтожество. Вельможи и князья бродят с протянутой рукой; проклял их всевышний за грехи. Одна надежда на русское княжество.

— Аминь! — проговорил Василий. — Мы помышляем лишь о том, чтобы исполнить волю божью. Но мы люди смертные, и у нас много забот.

Старец вдруг соскользнул с лавки и трижды стукнулся лбом об пол, бормоча молитву.

— Воля божья, великий князь, проявляется явственно, — продолжал он. — Если господь благословляет тебя, сила твоя крепнет; так он указует тебе путь. И знай, ты идешь по верному пути; иди, куда шел. Укрепляй княжество свое, ничего иного не хочет от тебя господь. А если ты делаешь, что следует, — власть твоя крепнет, на земле царят порядок, благочестие, страх. Иначе воцарится хаос и возликует дьявол. Вот знаменья, других не ищи.

Василий, скучая, слушал старца, а сам с досадой думал о Данииле. Но последние слова запали ему в душу, ответили затаенным мыслям, преследовавшим его все лето. И сразу близость Мисаила приобрела для него иной смысл; он забыл уже о преклонных его годах и о том, что он присутствовал при стольких смертях и будет присутствовать и при его собственной, увидит и разгадает его душу. Он милостиво смотрел на припавшего к его ногам старца, который мог дать полезный совет, облегчить докучавшие ему в последнее время заботы. Василий заглянул Мисаилу в глаза и на этот раз не почувствовал никакого страха.

— Если справедливы слова твои, старец, тогда за что же господь так гневается на меня? — спросил он. — Покойный отец мой не был лишен его благословения. Расширялись пределы его земель, бог наградил его и потомством, было кому наследовать княжескую славу и силу. А мне как быть? Кому передать дело рук моих?

— Я же сказал тебе! — вскричал Мисаил. — И другого ответа не добивайся. Всевышний ждет от тебя одного: чтобы уберег ты христианское княжество. Все деяния твои благие, и ты получишь благословение господа. Лишь бы уцелело княжество, не то всему придет конец. Кто дает тебе добрый совет, тот твой друг, ниспосланный свыше. А худое нашептывает тебе глас сатанинский.

Василий, казалось, обдумывал его слова. Подойдя поближе, старец сказал наставительно:

— Обуздай сатану, заглуши дурные мысли, иначе не услышишь гласа божьего. Как и отца твоего, тебя окружают змеи. Но он в последнюю минуту послушал игумена Иосифа. Спас княжество, спас и свою душу. Ангелы унесли ее на небеса, я видел своими глазами.

Великий князь не сводил взгляда с выцветших зрачков старца.

— Ах, как же мне теперь быть? — вздохнул он. — Я на распутье. Пойду по одной дороге, спасется княжество, но погибнет душа моя. Пойду по другой, спасется душа, но погибнет княжество.

— Нет! Ничто не погибнет, если то неугодно богу, — отрезал Мисаил. — Послушай преданных бояр. Будет у тебя и наше благословение.

— Святой старец, но ведь великая княгиня жива, — в нерешительности проговорил Василий.

— Соломония пойдет в монастырь! — ударив себя по колену, вскричал Мисаил. — Ее грех!