Мицос Александропулос - Сцены из жизни Максима Грека

• Название: Сцены из жизни Максима Грека
• Автор: Мицос Александропулос
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Мицос Александропулос — известный греческий писатель, участник антифашистского Сопротивления, автор романа-дилогии «Ночи и рассветы» («Город» и «Горы»), сборников рассказов («К звездам», «Чудеса происходят вовремя»). Ему принадлежит и крупная серия работ по истории русской культуры, в частности трехтомная история русской литературы, романы о Горьком и Чехове.

Двухтомный роман Мицоса Александропулоса «Хлеб и книга» был удостоен в 1981 году Государственной литературной премии Греции. К этой же серии относится роман «Сцены из жизни Максима Грека». Он посвящен греческому мыслителю, литератору и ученому-переводчику, сыгравшему значительную роль в истории русской культуры XVI–XVII вв.

За переводы русской литературы на русский язык и популяризацию ее в Греции Союз писателей СССР присудил Мицосу Александропулосу Международную литературную премию имени А. М. Горького.

---

Потом архимандрит Савва попросил, чтобы ему налили еще немного. Подняв бокал, он провозгласил:

— Да придет по воле господа час, князь Юрий, когда великий князь, не забывший тебя, вспомнит о рабстве греков и их страданиях, причиненных антихристом. — Голос его дрожал.

— Аминь! — нараспев протянули все.

— Да свершится воля божья, святой игумен! — отхлебнув вина, сказал Юрий Малой. — Но час тот наступит не скоро.

— Неисповедимы помыслы господни, — резко возразил Савва.

— Слова твои справедливы, — кротко заметил князь Юрий, — но сужу я по делам человеческим в сем грешном мире. Султан могуществен, а христианские государства слабы, разрозненны. В такое время живем мы, святой игумен, когда не сближаются, не сливаются христианские народы, а множатся царства. У каждого государства свой путь, и стремится оно отстоять лишь собственное имя. На беду нашу.

Согласившись с ним, Савва прибавил:

— Потому и мы, князь, не должны забывать наш народ, иначе вовсе он сгинет.

Слышно было, как отворилась дверь, пришел еще какой-то гость. Василий вышел и вскоре вернулся вместе с лекарем Марком, который, остановившись на пороге, низко всем поклонился.

— Князь, — обратился он к старику Малому, — велик бог у нас, греков, но могуществен и дьявол, что никогда не отступается от начатого. Послушай, заработали уже злые языки, враги твои на тебя клевещут.

Юрий Малой не придал значения словам Марка, невозмутимо выслушал их, точно не было у него больше врагов.

— И кто же клевещет на нас? — равнодушно спросил он.

— Подумать только! — воскликнул Марк. — Нынче утром у боярина Оболенского — у него занемогла жена — повстречал я Николая Немчина. Неверный латинянин наговаривает на тебя. Ты, по его словам, помешал великому князю согласиться на предложение папы римского, переданное через великого магистра Тевтонского ордена.

Старик Малой заволновался. Взгляд его метнулся к одному монаху, потом к другому. Но тут же бледная улыбка заиграла на его устах, и, делая вид, будто слова Марка привели его в недоумение, он спросил:

— Разве маркграф Альбрехт в Москве?

— Нет, князь, — ответил Марк. — Слухи другие. Сам он не приезжал сюда, а отправил к великому князю своего посла Дидриха Шонберга, тот привез от папы римского письмо.

— А разве барон Шонберг в Москве? — с еще большим недоумением спросил князь Юрий. — Я слыхал, будто он еще несколько месяцев назад уехал на родину.

Замолчав, он посмотрел на сына своего, Василия.

— Так и есть, — утвердительно кивнул молодой боярин.

— И впрямь, бояре, — подхватил лекарь. — Дидрих Шонберг был в Москве. И всего дней десять, как отбыл, я знаю прекрасно и подтверждаю это.

— И что же говорит неверный латинянин Николай? — обратился Василий к Марку.

— Страшное! — ответил тот. — Будто папа Лев Десятый[95] разослал послов во все христианские царства, предлагает католикам и православным дружно объединиться и вместе отвоевать Константинополь и гроб господень. «Все, — говорит он, — согласились — и король Франциск[96], и король Сигизмунд, вся христианская Европа. Только великий князь Руси отказался, послушавшись совета Юрия Малого».

— Обычные козни латинян! — взволнованно воскликнул князь Юрий. — Но дело обстоит не так, как утверждает чернокнижник Николай.

— Да разве только латинянин Николай утверждает это? — заметил игумен Савва. — Жаловались, если хочешь знать, князь, все московские греки. Они говорили, что великий князь нарочно вызвал тебя сюда и очень обрадовался, когда и ты, главный среди нас, несчастных, сказал, что русское княжество не должно освобождать Константинополь.

— Святой игумен, стало быть, ты не знаешь, что за человек папа Лев? — тихо проговорил князь Юрий. — Разумно, полагаешь ты, верить словам и посулам этого честолюбца? Знай, кто поверил папе Льву, дорого, очень дорого заплатил за свое легкомыслие. У папы римского нет ни святых помыслов, ни веры в бога, ни высших целей христианских. И примеров тому множество. Он не думает ни о Константинополе, ни о Иерусалиме, нет! Деньги нужны ему, сребро и злато, а больше ничего.

Ты, Максим, — обратился старый князь к святогорскому монаху, — должно быть, знаешь, кто такой папа Лев. Не сомневаюсь, ты видел его своими глазами. Скажи нам.

Максим до сих пор хранил молчание. Немногое, услышанное здесь, сразу объяснило ему многое. Он увидел, как огорчился старик Малой. Почувствовал его смятение, напускное равнодушие и понял: князь Юрий сказал неправду… Максим знал, конечно, немало о папе Льве, избалованном знатном юноше, которого провозгласили кардиналом в неполных одиннадцать лет. Но он не хотел сейчас говорить об этом. Не хотел угождать князю Юрию.

— Папа Лев Десятый не хуже и не лучше иных пап, — только и сказал он в ответ.

— Мы знаем из прошлого, — заговорил Василий Малой, — как смотрели папы римские на Византию. Так же смотрит теперь и Лев на русское княжество. Хочет он посадить в Москве польского короля и ввести веру латинскую. И почему Сигизмунду не согласиться на это? На все согласен он, лишь бы христиане объединились против ислама. Но тут же тайно засылает своих людей в Бахчисарай. И сговаривается с ханом, как одолеть великого князя.

— Это, святые отцы, происходило уже не раз, — печально покачал головой старик Малой. — Что правда, то правда. Сколько я служу русскому князю, столько времени подобные козни плетутся в Риме. Искони были свои цели у Рима; у нас, греков, — свои. Но ни Рим, ни мы ничего не достигли.

Лекарь Марк осушил бокал и удовлетворенно вытер усы.

— А кто достиг? — спросил он.

— Русские великие князья, — ответил Юрий Малой. — Только они. И нынешнее напоминает мне прежнее. Сигизмунд добивается того же, что и отец его, король Казимир. И тогда папа римский и польский король мечтали о крестовых походах. Желали союза с великим князем Иваном, чтобы все христиане могли пойти войной на неверных. И Казимир засылал послов в Москву, а сам тайно сговаривался с ханом Ахматом[97]. И к нему тоже отправлял своих людей. Русские от татар проведали это и никому не доверяли, да, никому.

— А разве московский князь не посылает теперь бояр в Казань и Бахчисарай? — спросил Максим. — Он христианин, но разве не хочет он заключить союз с сарацинами против христианских королей Запада? Говорили, будто и в Константинополь великий князь шлет послов.

— Шлет, шлет, конечно, — улыбнулся князь Юрий. — Приходится, а как же иначе, старче? Татары — народ хищный. Если б не ублажал их великий князь, напали бы они на русское княжество, много бед натворили бы.

— Да, — согласился монах. — Ну, а королю Сигизмунду не надлежит разве заботиться о своем королевстве?

— Конечно, — с готовностью подтвердил князь Юрий.

Тут Марк, с улыбкой обратившись к Максиму, сказал лукаво:

— Идет игра, святой отец. Один выиграет, другой проиграет.

Старый князь и сын его засмеялись.

— Истинно. Так было, так и будет, — по-русски сказал старик Малой.

— Всегда, князь Юрий? — печально спросил Максим.

— На том мир стоит, старец. — И он устремил взор ввысь.

— Нет, — возразил святогорец, — не на том мир стоит. Чему примером своим учил Христос?

Старик Малой не ответил. Наступило молчание.

— Любви учил Иисус Христос, — оживленно, ни на кого не глядя, заговорил вдруг лекарь Марк. — Любви и согласию, то всем нам известно. Но я, темный, недоумеваю, могут ли жить в согласии разные народы, далекие и неведомые племена, коли мы, греки, тут, в стране чужой и дикой, завидуем друг другу и нет среди нас любви и согласия?

Пока другие беседовали, Марк вел свой молчаливый разговор с кипрским вином. Старик Малой, утомленный беседой, чувствуя, что сегодня вечером он допустил не один промах, с облегчением обратился к лекарю:

— А отчего это, Марк? Как ты думаешь?

— Да вот что я думаю, князь Юрий. Корень зла только в нас самих. Не виноваты ни папа римский, ни великий князь и никто другой. Сами мы виноваты в своем ничтожестве. И вот перед вами пример: я, бедный, несчастный. А бедности не замечает только тот, кто не хочет ее заметить.

— Да, Марк, твои беды всем нам известны, — сказал Василий.

— Но все-таки послушай, князь. Из митрополичьего дома получал и я, бедняк, иногда заказы, переписывал священные книги, и платили мне кое-какие гроши. Не ради денег делал я это, нет! Ради спасения души. Но однажды зовет меня в митрополичий дом выживший из ума Варлаам и бывший князь, монах Вассиан… — Голос его дрожал от злости.

— Марк! — остановил его Максим. — Лучше не продолжай, не поддавайся искушению. Замолчи и успокойся.

— Старче! Человек божий! Почему отняли у меня кусок хлеба? Кто я? Разве я не грек, разве я некрещеный? Разве я не знаю родного и славянского языка? Ведь я тоже со страхом божьим изучал священные книги и болею за церковь.