Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

• Название: Поздняя повесть о ранней юности
• Автор: Юрий Нефедов
• Издательство: Лира ЛТД
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 966-7894-36-3

В биографических очерках рассказывается о трудном детстве, о войне и о службе в армии после нее. Главным в жизни автора было общение с людьми того исторического времени: солдатами и офицерами Красной Армии, мужественно сражавшимися на фронтах Великой Отечественной войны и беззаветно служившими великой Родине.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Часа в два ночи поезд остановился и наступила тишина, длившаяся несколько мгновений. Затем послышалась громкая команда на немецком: «Открыть двери» и, как только они загремели — с двух сторон вдоль вагонов вспыхнули яркие прожектора. Метрах в десяти от вагонов почти сплошной стеной стояли эсэсовцы, многие с собаками, автоматы были угрожающе направлены на вагоны. Тут же послышалась вторая команда: «Выйти из вагонов и положить оружие».

Итальянцы, совершенно не похожие на тех, что вламывались в вагоны днем, покорно выпрыгивали, осторожно, с вежливой покорностью клали оружие на землю прямо у немецких сапог и выстраивались шеренгами вдоль эшелона.

Так провалилась наша вторая мечта — о втором фронте. Выпрыгнув из вагона за спинами итальянцев, мы, пригнувшись, стали пробираться к голове состава, чтобы выйти из освещенной зоны. Вместе с нами пробиралось еще несколько человек. Впереди шла женщина с двумя детьми, мы пристроились за ней и вместе вышли из немецкого оцепления. К удивлению, немцы нас пропустили свободно и даже не обратили внимания. Выйдя к помещению вокзала, прочитали название станции — Гришино.

Так мы расстались с итальянцами. Но, как оказалось — не надолго: ранней весной толпы итальянских солдат появились в Днепропетровске. Они ходили с оружием в руках и предлагали его за буханку хлеба, настоятельно рекомендуя вооружаться. Во двор к Сушко забрел унтер, предлагая наган и маузер за две буханки. Мы с Юркой со страхом отрицательно замотали головами, и он понуро пошел со двора. Юрий вбежал в дом, что-то вынес ему, догнал и сунул в руку. Не оглядываясь, итальянец продолжал идти, жуя на ходу.

…Похоже, это была благодарность за генеральские галеты. А потом прошел слух, что задержанных в Гришино итальянских солдат и офицеров расстреляли в Западной Украине.

Мы быстро пошли по улице, мороз подгонял и, после относительно теплого вагона, не могли согреться. Отойдя от вокзала несколько кварталов, стали стучать и проситься в дома. Казалось — безнадежно, но едва стукнули в четвертый дом, как дверь распахнулась: на пороге стоял не старый еще мужчина в пальто и шапке, вопросительно глядя на нас. Мы попросились. Хотя подвох был виден, бежать было нельзя: обе его руки были опущены в карманы пальто. Мужчина отреагировал мгновенно: пригласил переночевать, но сказал, что живет в двух кварталах отсюда.

Чувствуя, что влипли, мы обреченно шли за ним. Улица была широкая, с высокими сугробами, снег скрипел под ногами, бежать нам было некуда, тем более, что правую руку он из кармана не вынимал.

Вышли на маленькую площадь, свернули чуть влево и направились к длинному дому на противоположной стороне. Подойдя ближе, рассмотрели светящуюся синим светом вывеску — «УКРАИНСКАЯ ВСПОМОГАТЕЛЬНАЯ ПОЛИЦИЯ».

Он представился старшим следователем городской полиции, предложил побеседовать и рассадил нас в разные комнаты. Первым был я. Наша легенда предусматривала путь из Воронежа через Вешенскую, Морозовскую, Миллерово, Ворошиловоград, Дебальцево, Горловку. Имена хозяек — имена наших близких: матерей, сестер. Улицы — такие, что были в каждом населенном пункте.

Но до мелких деталей он не добирался, иначе нас можно было легко поймать. На вопрос — как добрались от Воронежа до Вешенской — мы с Юркой ответили одинаково: в группе наших военнопленных при какой-то зенитной немецкой части, заготавливали дрова.

Наши ответы его, очевидно, устроили. Он посадил нас напротив и сказал, что утром в Днепропетровск едут два полицая, они возьмут нас с собой и передадут в городскую полицию, где все проверят и, если не подтвердится, нас расстреляют.

Он говорил тихо, спокойно, но угрожающе. Однако и в речи, и в поведении проскальзывала заискивающая неуверенность и глубокое, далеко спрятанное беспокойство. Мы понимали, что это значит и откуда волнение, нам так хотелось засмеяться и сказать: «Трепещи, подонок».

Ближе к утру пришли два полицая, молодые и пьяные амбалы с винтовками. Один был в овчинном тулупе до пят, второй — в коротком кожушке. Взяли нас, выслушав наставления следователя, и отправились на вокзал.

Следователь никаких бумаг по нашему допросу им не передавал, велел только сдать для проверки в городскую полицию. Он передал большой запечатанный пакет, который вытащил из сейфа и, было очевидно, что он приготовлен заранее.

Полицаи нашли нужный им поезд, усадили нас на тормозную площадку, сами уселись с двух сторон, поставив винтовки между ног, и мы тронулись. Мороз был довольно сильный, очень скоро мы стали околевать. На крошечной площадке негде было попрыгать и даже помахать руками.

Ехали долго, и когда поезд остановился на станции Чаплино, первым не выдержал полицай в коротком полушубке: он разбудил напарника и сказал, что пойдет узнать об отправлении, велел стеречь нас. Но тот сразу же закутавшись в тулуп, уснул. Мы дали отойти полицаю подальше и нырнули под вагоны поперек путей.

Преодолев несколько составов, шмыгнули в улицы и понеслись, петляя, уходя как можно дальше от станции. Бежали, пока не наткнулись на кузницу, из трубы тянуло характерным дымом кузнечного горна, и мы поняли, что можем согреться.

Высокий, картинно-красивый старик-кузнец встретил нас внимательным, изучающим взглядом, выслушал нашу легенду и, по-моему, не поверил ни одному слову. Сунув прут, который он ковал, в горн, взял нас за руки и повел в дом. Уже по тому, как он держал, чувствовалось, что ничего плохого не будет.

Введя в дом, представил своей хозяйке как бродяг из Днепропетровска, которых нужно накормить, дать выспаться и потом поговорить. Такая же красивая и статная старушка согрела и дала нам по большой миске горячего, густого пшенного супа, заправленного жареным на сале луком, который мы раньше если и ели, то только до войны.

Проверив нас на вшивость, хозяйка постелила нам на печи и велела спать, что мы немедленно исполнили под далекий, но звонкий стук молота.

Проснулись поздним вечером, хозяева наши пили чай и, очевидно, ждали нашего пробуждения. Нам пришлось опять врать о ремесленном училище, Воронеже и т. д., но излагали мы свою историю последовательно и по очереди, чтобы не завраться. Не соврали только о вчерашнем задержании в Гришино и побеге от полицаев.

Старик внимательно слушал, о чем-то думал, потом вдруг спросил: «Правда ли, что вам нужно в Днепропетровск?» Услышав утвердительный ответ, он встал, оделся и вышел из дома, ничего не говоря. Мысль о полиции все-таки мелькнула, и стало тревожно. Но настолько по-доброму все было, что тревога рассеялась быстро.

Через полчаса он вернулся и сказал, что утром отведет нас на станцию и посадит в паровоз к знакомому машинисту, который довезет нас до города.

Так и сделал. Еще было темно, а мы уже сидели в деревянной будке, установленной в тендере паровоза, тесно прижавшись друг к другу и упираясь коленями в противоположную стенку. Когда мы поехали, машинист выпускал нас по одному, давая погреться у открытой топки.

Мимо главного вокзала он проехал без остановки, на малом ходу, оставив его занесенные снегом руины слева, и покатил дальше. Перед станцией Горяиново сбавил ход до минимума и, хлопнув по плечу, сказал: «Прыгайте по одному».

Когда нам пришлось уйти в другой район города, с Юркой стали видеться реже, появились новые друзья и я лишь изредка бывал у него. А когда освободили Днепропетровск, я сбегал к нему домой, но не нашел никого.

Это был удар, который я с болью пережил. Время уходило, произошло много событий, я стал забывать, а когда вспоминал его, го с уверенностью, что никогда больше не увидимся.

Когда я уже учился в институте, в марте 1953 года меня прямо с занятий, а шел семинар до истории КПСС, вызвали в МТБ Жовтневого района, где молодой и вежливый капитан, поговорив со мною минут двадцать, попросил написать список моих друзей и близких знакомых периода оккупации. Подчеркнул фамилию Сушко и, посадив меня в отдельную комнату, посоветовал написать о нем подробно и в деталях. Прочитав мой опус на четырех листах, он улыбнулся и заметил, что я, мол, оказал очень добрую услугу своему другу.

В 1961 году Юрка появился в городе, и мы встретились. Приехал он с женой и двумя сыновьями из Караганды. Пытался устроиться на работу, но с жильем здесь не получилось. Уехал. Чуть позже устроился в Сочи, где встретил на улице своего пропавшего в войну отца. Сейчас он тоже в Сочи. На пенсии. Иногда переписываемся, чаще — перезваниваемся. Последний раз он мне сказал, что строит баню и что его выбрали атаманом кубанского городского казачества…

После всех описываемых событий были и другие, не менее тяжелые и страшные, рядом были друзья, близкие — надежные и не очень. Но пережитое с Юркой Сушко осталось самым светлым воспоминанием тринадцатилетнего мальчишки и по силе, и по чистоте чувств.

На следующее после нашего возвращения утро в нашем доме внезапно появилась разъяренная Эмилия Шмидт и предупредила, что при повторении подобных выходок она нас обоих сдаст в гестапо. А вскоре после ее ухода пришел Семен Борисович. Разговор был серьезный, он говорил о возможных последствиях, учил молчать о происшедшем, а в конце сказал, чтобы угроз Эмилии не боялись, она никогда ничего плохого не сделает.