Игорь Борисенко - Фантастика 2002. Выпуск 2

• Название: Фантастика 2002. Выпуск 2
• Автор: Игорь Борисенко
• Издательство: М.: ООО Ф22 «Издательство АСТ», 2002.—534, [10] с
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014022-3

Поклонники отечественной научной фантастики!

НЕ ПРОПУСТИТЕ!

Издательство ACT предлагает вам ОЧЕРЕДНОЙ сборник повестей и рассказов «Фантастика — 2002/2».

Дмитрий Володихин, Леонид Каганов, Леонид Кудрявцев, Алексей Калугин, Евгений Лукин, Юлий Буркин, Дмитрий Скирюк, Александр Г ромов и многие другие!

Помимо художественных произведений, в сборник «Фантастика — 2002/2» вошли также статьи о проблемах жанра и традиционный обзор «положения дел» в российской фантастике в 2001 г.

---

Какое же будущее России виделось декабристам?

«Из всех видов суеверий мне кажется наиболее простительным то, которое берется толковать сны. В них действительно есть что-то мистическое, что заставляет нас признать в их фантастических видениях предостережение неба или прообразы нашего будущего», — так начинает свое повествование А. Д. Улыбышев. Как нетрудно заметить, утопические образы будущего русские авторы чаще всего «транслировали» через сновидения героев. Одна из причин укрепления сновиденческой традиции в отечественной утопической литературе заключается в том, что цензура (будь то царская или советская) более чем настороженно относилась к литературным «заглядам в Будущее», ведь нередко утопии соприкасались с болезненными социальными проблемами, а выдуманная Россия оказывалась антитезой России реальной. И вот автор будто заранее выстраивает свое алиби для обвинителей-цензоров: это всего лишь сон. Мало ли что может присниться! Современный исследователь утопической мысли В. П. Шестаков выделяет и другую причину распространения «утопических сновидений»: «Русский писатель и мыслитель зачастую острее, чем его европейский собрат, ощущал разрыв между идеалом и действительностью. То, что европейскому философу и сочинителю… казалось возможным уже в процессе ближайшего созидания… для русского утописта представало пронзительной мечтой, осуществимой лишь в очень далеком будущем».

Итак, оказавшись во сне в Петербурге неопределенного далека, автор моделирует свою «счастливую Россию», которая «согласуется с желаниями и мечтами» его «сотоварищей по «Зеленой лампе». Итак, в результате общественного переворота, «происшедшего» около 300 лет назад, Россия освободилась от гнета самодержавия и крепостничества, превратившись в страну просвещенную и демократическую, где все имеют право на образование и равны перед законом. Странствуя по будущему Петербургу альтер эго писателя с восторгом демонстрирует читателю «происшедшие» перемены. В помещениях многочисленных казарм, «которыми был переполнен город», разместились общественные школы, библиотеки, академии. Михайловский замок превратился в «Дворец Государственной Думы», а в Аничковом дворце разместился «Русский Пантеон», где собраны статуи великих русских героев и общественных деятелей. Но строительству, любого нового общества, как известно, сопутствуют неизменные ритуалы жертвоприношений. В данном случае Улыбышев решил пожертвовать Александро-Невской лаврой, которую россияне «прекрасного далека» попросту разрушили — как символ неприемлемого им религиозного фанатизма, воздвигнув на монастырских руинах триумфальную арку. Столетие спустя большевики реализовали-таки мечту писателя-декабриста, правда, не в Петербурге, а в Москве, и вместо триумфальной арки соорудили бассейн. Это тот редкий случай, когда сказка и в самом деле стала былью.

Вполне закономерно, что новая Россия сменила и государственную символику: место двуглавого орла на российском флаге занял феникс — символ «свободы и истинной веры» (не понятно, правда, что это за вера). Но вот штришок, который не может насторожить: показав перспективы благостной жизни, автор мимоходом упоминает о пятидесятимиллионной армии, которую утопическое государство содержит якобы «для внутреннего спокойствия»… Мгновенно возникает ассоциация с «военными поселениями» в утопии «реакционера» Щербатова. Что же получается, даже свободолюбивые декабристы в глубине души сомневались, что Россия может оставаться великой, не будучи «полицейским» государством?

Декабристские утопии расчистили дорогу утопиям либеральным и социалистическим. Хрестоматийный пример последней — «Четвертый сон Веры Павловны» Н. Г. Чернышевского (1863), который, собственно, и является первым в русской литературе образцом социалистической утопии. Это произведение слишком хорошо известно читателям еще со школьной скамьи, поэтому не станем на нем задерживаться. Заметим лишь, что либеральные утопии, как правило, были ориентированы на западноевропейскую модель построения общества.

А теперь интересно заглянуть в лагерь их идейных противников — писателей-славянофилов. Вот перед нами роман Владимира Соллогуба «Тарантас» (1840), в котором тоже есть утопическая глава — сон-путешествие героя в идеальную Россию. Внешне она вполне согласуется с представлениями демократа-«западника» Чернышевского. Все тот же вариант: Труд — Братство — Равенство. Ну, может, в более пасторально-патриархальных тонах. И уж точно, лишенный революционного экстремизма Улыбышева. Соллогуб — за усовершенствованные традиции. Утопический мир Соллогуба куда более уютный, цельный. Здесь царит культ добровольного труда (даже князья и графы почитают за счастье трудиться на благо Отечества), науки и уважения к человеку и национальному достоянию (будь то искусство или природа). Но утопию Соллогуба положительно выделяет и то, что автор не предлагает «готовый» вариант идеальной России, а пытается экстраполировать движение россиян к социальному благополучию.

Конечно, не предложил нам писатель и детально проработанной модели. И все-таки полезно россиянам, познавшим искушающую силу вседозволенности, перелистать страницы книги. Судите сами: «Мы шли спокойно вперед, с верою, с покорностью и надеждой… Терпением разгадали мы загадку простую, но до того еще никем не разгаданную… Люди кричали много о своих правах, но всегда умалчивали о своих обязанностях. А мы сделали иначе: мы крепко держались обязанностей, а право, таким образом, определилось у нас само собой».

Полезное чтение, не так ли?

Дальнобойщики

Мы убьем машинами вселенную,
Под железом умерла земля,
В наших топках бьется солнце пленное,
И в бессмертной стали нет добра и зла[5].

Сможет ли наука повлиять на социальное развитие общества? В успехах науки и техники многие увидели абсолютную панацею. Уже в первой половине XIX века фантасты все чаще стали обращаться к вопросам науки. Как следствие, появились «технологические» версии будущей России. Идеал адептов этой идеи — мощная, технологически оснащенная Российская Империя, стоящая во главе всего остального мира. Именно стремительное развитие и государственное финансирование науки и техники, полагали они, позволит России занять лидирующее положение в мире.

Вероятно, сами литературные провидцы сомневались, что это произойдет в ближайшем будущем, поэтому «русский золотой век» они предусмотрительно относили как можно дальше во времени.

Самый яркий пример «индустриально-имперской» утопии — это, конечно же, незаконченный роман князя В. Ф. Одоевского «4338 год» (1835). По существу, перед нами первая в России подлинно державная (имперская) утопия. Россия XXX века по Одоевскому — это «центр всемирного просвещения», достигший небывалых успехов в науке, технике и культуре, объект подражания для всех других народов. И в самом деле, сетования китайского студента, странствующего по Российской Империи, греют мечтательную русскую душу: «Мы, китайцы, ныне ударились… в безотчетное подражание иноземцам. Все у нас на русский манер: и платье, и обычаи, и литература; одного у нас нет — русской сметливости…» Примечательным штрихом социальной жизни страны является и то, что в правительство наряду с министрами транспорта, юстиции и т. п. на равных присутствуют философы, поэты, историки, художники, мнение которых авторитетно для российского общества… Эх, Владимир Федорович, вашими бы устами!..

В данном контексте нельзя не вспомнить и другую любопытную персону литературной жизни позапрошлого века. Вероятно, нет в истории русской литературы более противоречивой фигуры, нежели Фаддей Булгарин. Оценка его творчества и общественной деятельности неоднозначна и сегодня. Но немногие знают, что «Видок Фиглярин» (так окрестил Булгарина А. С. Пушкин) был одним из зачинателей отечественной научной фантастики, написав с десяток весьма любопытных утопических и НФ-повестей.

Социальная структура России 2824 года, описанная в повести «Правдоподобные небылицы, или Странствия по свету в XXIX веке» (1824), почти не претерпела изменений — все те же короли, купцы, князья, помещики… Разве что введено совместное обучение богатых и бедных детей. Зато предрекает Фаддей Венедиктович серьезную экологическую катастрофу, которая изменит карту России. В результате климатических изменений (похолодание в Африке и потепление на Северном полюсе) Россия переместилась в районы Сибири. Но за счет «природной талантливости» страна все-таки сохраняет культурное и научное лидерство. Право же, как ни относись к нелитературной деятельности Булгарина, но в истории фантастики он смело мог бы запатентовать немало НФ-идей: тут и подводные фермы, и парашютно-десантные войска, и субмарины, и самописцы. Кроме того, именно Булгарин «придумал»… акваланг и гидрокостюм. Да вот сами судите: «Они (пловцы. — Е.Х.) были одеты в ткани, непроницаемые для воды, на лице имели прозрачные роговые маски с колпаком… По обоим концам висели два кожаных мешка, наполненных воздухом, для дышания под водой посредством трубы».