Канта Ибрагимов - Сказка Востока

• Название: Сказка Востока
• Автор: Канта Ибрагимов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-900231-90-7

Роман «Сказка Востока» (2007) повествует об исторических событиях конца XIV — начала XV веков, о времени, когда на бескрайних просторах Евразии, от границ Китайского царства до берегов Средиземного моря, господствовала «империя» Тимура Великого (прозванного европейцами — Тамерланом), одного из самых жестоких последователей Чингисхана. Образу тирана-завоевателя в романе противостоит Молла Несарт — прототип Хаджа Насреддина, великого ученого, философа-гуманиста и пророка тех лет. Роман впервые опубликован в 2007 году.

Глубокий исторический анализ судьбоносных для современной цивилизации катаклизмов средневековья сочетается с занимательностью сюжета, не лишенного приключенческой выразительности и литературно-художественного вымысла.

Канта Ибрагимов — писатель, доктор экономических наук, профессор, академик Академии наук Чеченской Республики, лауреат Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства, — известен широкому читателю по романам: «Прошедшие войны» (1999), «Седой Кавказ» (2001), «Учитель истории» (2003), «Детский мир» (2005), «Дом проблем» (2009).

---

Пытаясь отойти от этих мыслей, Повелитель завел пространные речи о дружбе с грузинским царем и, вспомнив письмо Шахруха, как бы между прочим спросил:

— А сколько стоит мера зерна в Тбилиси?

— Я воин, а не торговец, — краток Тамарзо.

Тимур понимает, что пустые слова и льстивая похвальба здесь не помогут. По велению Повелителя, все, даже сын и внуки, удаляются, просят уйти и сопровождающего Тамарзо спутника.

— Это мой лучший друг, побратим Малцаг, — тверд Тамарзо, — от него секретов нет.

— Разговор — один на один, — настаивает Тимур.

— Разве ты один? — непреклонен кавказец. — Твой визирь, переводчик, охрана.

— Кхе-кхе, — кашлянул Тимур и, кряхтя, тяжело спустился с трона и, желая побыстрее закончить, сразу же перешел к делу — за Едигея и его людей предложил огромный выкуп.

— Мое богатство — свобода Грузии, — сходу отмел Тамарзо всякий торг.

— Чего ты хочешь? — удивлен Повелитель.

— Я твоих людей отдаю — ты с наших земель навсегда уходишь, — жестко глядит на Тимура кавказский предводитель. — И подтверждение тому — письменная грамота.

— Хорошо, — согласен Тимур, — но мне нужен залог.

— Я оставлю закладную.

— Нет, — не согласен Повелитель. — В твоих руках не бумага, а люди. Ты с побратимом останешься при стане, пока Едигей не прибудет.

Неискушенный Тамарзо, может быть, и поддался бы на эту уловку, да католикос всех грузин, с которым при помощи гонцов согласовывались все условия сделки, настоял на обмене людьми вне стана Тимура.

Хоть Повелитель и заполучил Едигея и важных особ, все равно не рад: улизнул Тамарзо из его лап. И, пытаясь его вернуть, он отправляет в Тбилиси послов, мол, прежде чем покинуть с миром Кавказ, хочет дать роскошный обед в честь «нерушимой дружбы».

В Тбилиси с радушием приняли послов, поблагодарили, но ответили, что Тамарзо по важным причинам прибыть не сможет. Да Тимуру всегда сопутствовала удача: из Самарканда прибыл гонец — у Шахруха родился первенец, просят деда дать имя. Тимур несказанно рад этому событию и называет внука Улугбеком.[61] В честь такого события и своего возвращения на родину он устраивает богатый пир. Быть в дружбе и пренебречь таким событием по церемониалу грузины не могут.

Была уже зима, дни промозглые, хмурые, короткие. Прибыли Тамарзо и Малцаг только к вечеру, когда мир во мрак погрузился. Только там, где Повелитель, все в ярком свете, словно солнце здесь взошло — это негры-рабы всюду с факелами стоят.

А предводителя Грузии, как царя, приветствуют, лично Тимур их встречает. И как сошли они со своих бравых коней, затрубили в фанфары венецианские артисты, забили в литавры искусные персы, тут же китайские умельцы устроили невиданный доселе кавказцами сказочный фейерверк.

В честь торжества на высоком холме спешно сооружен шатер в сто метров длиною и в три десятка метров шириною, покрытый бархатом и шелками и поддерживаемый тридцатишестиметровыми столбами, расписанными белой краской и золотом. Здесь П-образно установлены столы, вдоль них добротные скамьи, а для Тимура — царственное кресло. Слева от себя он с почестями усадил сына мамлюкского султана — Фараджа, потом принца Византии Иоанна, далее послы и почетные люди из разных стран. Тамарзо и Малцаг оказались в самом конце. Справа от Тимура его сыновья — Омар-Шейх и Мираншах, внуки, визири, военачальники, старцы-мудрецы, средь которых и Молла Несарт. Лишь Едигея здесь нет, пока нельзя его представлять.

Великий эмир — ярый поборник ислама, однако сам любил выпить, пил много и подчиненных заставлял. Он первым поднял тост:

— За моего внука Улугбека! Дай Всевышний ему долгих лет жизни, во славу моего великого рода!

Потом начались хвалебные тосты за самого Повелителя, и слово дается по порядку, вначале тем, кто сидит рядом с троном. Вокруг стола распоряжается главный виночерпий, и он указывает многочисленным стольникам, какие блюда нести, какие унести, кому и сколько чего налить.

— Айт! — вдруг громогласно произнес Тимур. Все разом умолкли, не смеют шелохнуться. — Что это мой друг Тамарзо и его юный побратим совсем мало пьют, едят? А ведь это лучшее в мире грузинское вино!

— Благодарствую, Великий эмир, — согласно порядку встал азнаур. — Просто мы сидим в конце, но пьем и едим так же.

— У-у-у! — раздался недовольный гул в зале. Жестом Тимур его прекратил:

— Может, ты недоволен, что посадили тебя слишком далеко? — хочет Тимур слащаво говорить, да не выходит. — Но вы ведь так молоды.

— Великий эмир, — твердо отвечает Тамарзо, — ты как всегда прав. Мой друг Малцаг и вправду юн. Однако многие здесь, кто моложе меня, в почете сидят.

— У-у-у! — Вновь Тимур их всех угомонил, а Тамарзо, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Но, Эмир эмиров, я не в обиде, ибо на Кавказе так и заведено — гости на лучших местах, а хозяин земли у дверей. Как видно, Великий Тимур, ты наш обычай перед уходом усвоил.

— У-у-у! — еще громче загудел зал.

— Тихо! — стукнул кулаком Повелитель и, пытаясь изобразить улыбку: — Мой грузинский друг, конечно, прав. Выпьем за него! — он залпом осушил свой бокал, посмотрел, сделал ли то же самое Тамарзо и его напарник, и, ликуя, закричал: — Ура-а-а!.. Пейте, пейте! Если это сегодня грех, то я эту ответственность беру на себя!

— Пейте, пейте во имя Всевышнего. Пейте из любви к государю — Великому Эмиру. Пейте, дабы воздать ему честь!

— За Властелина мира! — вскочив, сказал тост визирь воды.

Все встали, запрокинули головы.

— Сесть! — гневно приказал Тимур. — Что-то, я смотрю, за себя Тамарзо и его юный друг выпили до дна, а за меня лишь пригубили. Хе-хе, а по местному обычаю я тамада.[62] Исправьтесь.

Словно этого ждали, около Тамарзо и Малцага появились стольники с большими турьими рогами, до краев наполненными вином.

— До дна, если чтите тамаду и свои традиции, — постановил Тимур.

Только кавказцы хотели поднести вино ко рту, как сидящий напротив Молла Несарт что-то произнес на непонятном языке.

— Что ты сказал? — возмутился Тимур.

— О Повелитель, — Молла перешел на тюркский, — из таких турьих рогов, да за тебя — по-кавказски, негоже так пить, надо пустить кубки по кругу.

— А на каком языке ты говорил? — беспощаден тон Тимура.

— На нахском[63] — языке матери, из Тушетии.

— Так у нас есть владеющие этим языком, — он глянул в ряд почетных гостей: — Мухаммед, что Молла сказал?

Вскочил крепкий, смуглый моложавый мужчина:

— Он сказал — может, в рогах отрава.

— Ха-ха-ха! — злобно рассмеялся Тимур. — Шелудивый пес, за кого ты меня принимаешь? Пригрел змею. Ладно, — небрежно махнул он своей правой, едва сгибавшейся рукой в сторону Моллы, — в честь праздника — прощаю.

С этими словами он встал, хромая, подошел к кавказцам, молча из обоих рогов отпил по несколько глотков:

— Теперь вы, — не отрываясь, он зорко следил, как они, тяжело глотая, с трудом опустошили роги. — Вот так, — обнял он их, — вот теперь я верю, что мы друзья.

Уже явно захмелев, или делая вид, Тимур неровно вернулся на свое место и, не садясь:

— Теперь я хочу поднять тост за моего друга Мухаммеда, сына царя страны Сим-Сим — Гайраха.

В это время Малцаг что-то выкрикнул.

— Ты, юнец, смеешь перебивать меня? — разгневался Тимур. — А ну, переведи, — обратился он к Молле Несарту.

— О Великий Тимур, извини мою оплошность, — коверкая тюркско-монгольский, заговорил Малцаг. — Я хотел лишь пояснить, — его речь уже слегка заплеталась. — Если «Тимур» по-тюркски — «железо», то «Гайрах» по-нахски — «кремень», а этот, Тума, что значит: рожден от связи свободного человека и рабыни.

— Так у нас почти все так рождены, — засмеялся Повелитель.

— То-то и видно, — на нахском процедил Малцаг. Это лишь Молла Несарт услышал.

— Молчи, — зашептал он. Но Тимур этого, видимо, не заметил.

— А что, — спрашивал он у юнца, — у ваших мужчин нет гарема, наложниц? Иль одной обходитесь?

— У горцев один очаг, его хранительница одна — ценана.[64]

— Хе-хе, — ухмыльнулся Тимур. — Ты еще юн, да чтобы знал, я тебе расскажу один из Ясов Чингисхана: «Никогда не имей дело с женщиной, которая еще не может родить, и той, которая уже не может родить». Понял?

— Я, Малцаг, из племени бацой[65] из Тушетии, и меня учили иным законам.

— Похвально. А что значит твое имя?

— Малцаг[66] — солнечный человек.

— Хе-хе, оно и видно — рыжий весь. А этот, — он указал на Тума, — и по обличью наш. Настоящий мужчина, принял истинную веру, дал я ему достойное имя Мухаммед и дарю вот это сокровище, — слуги уже вынесли статую в виде натурального ягненка, всю из чистого золота, а глаза — бриллианты сверкают. — И еще кое-что подарю, — он ему по-свойски моргнул. — Так выпьем же за верного Мухаммеда! — он залпом осушил свой золотой бокал, бросил его в стенку и заорал: — Танцы давай, танцы!