Джудит Майкл - Паутина

• Название: Паутина
• Автор: Джудит Майкл
• Издательство: Новости
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7020-0929-0

Всего на неделю решили сестры-двойняшки поменяться ролями. Сабрина отправилась к мужу и двоим детям сестры в скромный дом в Эванстон, в окрестностях Чикаго, а Стефани превратилась в обладательницу великолепного особняка в Лондоне, с головой окунулась в блестящий круговорот светской жизни и, как все думали, погибла за несколько дней до того, как все должно было возвратиться на круги своя…

---

— Я больше люблю слушать других.

— Да, это у вас хорошо получается. У меня, кажется, тоже, но это ведь часть моей работы. У меня такое ощущение, что вы заставили себя этому научиться, помня о прошлом, о котором не хотите говорить.

Слегка улыбнувшись, Сабрина налила себе на тарелку ароматного прованского масла, которое расплылось, образовав лужицу.

— Меня вполне устраивает моя настоящая жизнь, она достаточно насыщенна, чтобы не предаваться воспоминаниям о прошлом. Иной раз мне кажется: наше настоящее — это что-то вроде прогулки по Люксембургскому саду в Париже — там столько разных мест, куда можно попасть разными путями, и на каждом повороте открываются новые виды, и приходят в голову новые идеи, о которых стоит подумать. Такая красота кругом, что вот-вот забудешь об уродстве, печали, боли и утратах в жизни.

— Красивый образ. Жизнь, как Люксембургский сад. Вы, наверное, очень счастливы, если жизнь видится вам именно такой. Но уродство, печаль, и боль не притаились в саду, и в жизни от них нельзя просто так взять и избавиться. На вашу долю, наверное, тоже досталось.

Вошла Виолетта, неся графин с минеральной водой и два бокала на коротких ножках. Пока она расставляла это на столе, Сабрина сидела и наблюдала.

— У каждого из нас своя доля. Мне кажется, самое трудное — найти золотую середину, то есть уравновесить наши страдания и воспоминания о них со всем тем прекрасным, что нас окружает. По-моему, большая часть жизни у нас уходит на поиск чего-то, что поможет умерить боль, а потом чего-то другого, что поможет уравновесить счастье со всем остальным. Ведь абсолютно безмятежное существование, как и нескончаемые жизненные невзгоды нас дезориентируют. Знаете, моя работа основана на чувстве меры, от этого зависит интерьер в каждом доме, за который я берусь. И мне бы очень хотелось помочь вам в обустройстве этой комнаты. Кстати, у меня есть итальянский стол из стекла и стали, который великолепно смотрелся бы здесь.

— Вам в жизни удается находить золотую середину, я заметила это. Вы молоды, но четко знаете, кто вы и как хотите строить свою жизнь. Слишком много людей, слишком много женщин тратят массу времени на то, чтобы это понять, некоторым это так и не удается.

— Вы, наверное, поняли это очень рано. Не так много найдется университетов, где ректор — женщина. Вы всегда к этому стремились?

— Вовсе нет. Когда мы поженились, я ставила перед собой традиционные цели. Разве, выйдя замуж за профессора, можно было рассчитывать на собственную карьеру?

— Да, вообще любому из нас непросто рассчитывать на что-то в жизни. О чем мы только ни мечтали! А Филип одобрял ваши традиционные цели или считал, что все должно быть по-другому?

Клаудия рассмеялась.

— Вам не откажешь в проницательности. И он, и его родные считали, что все должно быть традиционно. А я была молода и не перечила. Его род ведет начало от французских дворян времен крестовых походов.[15] У них совершенно определенное представление о том, как должен быть устроен мир. Вот они и решили, что я стану образцовой женой, матерью и ничем не буду отличаться от женщин их семьи двадцати с лишним поколений. Я их страшно испугалась. А вы с Гартом с самого начала договорились, какие цели вы перед собой ставите?

— Да, но не все из того, что есть сейчас. Мы изменились, как изменилось все, что нас окружает. А с родителями Филипа вы находили общий язык?

— Я держалась с ними очень приветливо и сумела им понравиться. В свободное время я писала стихи, и им казалось, что это очень милое, чисто женское занятие. Но потом, знаете ли, я стала печататься, потом снова пошла учиться, потом — преподавать. В конце концов я стала деканом в Массачусетском женском колледже, а потом — ректором Среднезападного университета. Вот так.

— А как же Филип? Он одобрял всю эту бурную деятельность?

— Вот это мне нравится! Всю эту бурную деятельность. Теперь она и Филипу, пожалуй, импонирует. А ведь будь это в прошлом веке, он бы только и делал, что дулся, считая, что его мнение и в грош не ставят.

— И был бы, наверное, прав. — Их глаза встретились, и они расхохотались. — Но теперь-то он, наверное, от души радуется вашим успехам?

— Более или менее. Любому мужчине — французу или американцу — непросто, если можно так выразиться, оставаться в тени, пока жена произносит речи, привлекает всеобщее внимание и зарабатывает гораздо больше, чем он.

— И обладает большей властью.

— Постольку, поскольку ею обладает любой, кто имеет отношение к тому или иному университету.

— Я имею в виду — внутри самого университета.

— Да. Любопытно, что вы это понимаете, а то ведь столько людей обращают внимание только на положение в обществе и на то, что я зарабатываю больше, чем он.

— Но вы же сами всего этого добились. Его ведь не обижает ваша самостоятельность в жизни. Вы счастливы вместе.

Клаудия многозначительно улыбнулась.

— Это зависит от того, какой сегодня день недели. Мужчинам, как мне кажется, больше, чем женщинам, нужна предсказуемость. Им нравится, когда жизнь похожа на лист разлинованной бумаги, где четкими линиями указаны направления и все сходятся к центру: вот как было, вот как должно быть. Если же они вдруг обнаруживают, что линии не такие четкие и сходятся не в центре — то, помните, как Йейтс писал: «Связи распались, основа не держит…».[16] — Другими словами, они начинают считать, что стали жертвой чего-то такого, что противоречит законам природы или по крайней мере тем законам, по которым им самим хочется жить. И они не могут с этим примириться и отравляют себе жизнь, вместо того чтобы принять все как есть.

— И что тогда?

— Ну, об этом мы, пожалуй, поговорим как-нибудь в другой раз. Так уж вышло, что я все время только и делала, что рассказывала о себе, хотя собиралась за ланчем послушать вас, но вы еще слишком скрытно держитесь. Лучше расскажите про тот итальянский стол, который вы хотите предложить мне для этой комнаты.

Сабрина описала стол, купленный ею на распродаже имущества одного из поместий в Лейк-форест, а потом они еще поболтали о всякой всячине. В залитой солнцем комнате звучали лишь их тихие голоса. Сквозь стены из стекла было видно, как два щенка резвятся на террасе, выложенной каменными плитами. Над просторной лужайкой, окаймленной кустами цветущей жимолости и сирени, носились малиновки и воробьи. Сабрина чувствовала глубокое умиротворение. Окружавшие ее покой и гармония, красота вокруг, семья, дом, работа, здоровье и сила, чувствовавшиеся в каждом движении ее тела, играла ли она в теннис, каталась ли на велосипеде, забиралась на стремянку в «Коллектбилз», общение с друзьями, с этой умной, властной женщиной, что сидела напротив, — все поднимало ей настроение. У нас с тобой все так, что лучше не придумаешь. Гарт был тогда прав. Даже тоска после гибели Стефани проступала наружу лишь время от времени, подобно подземному ручью, давая выход терзавшим ее мыслям. Но тоска не могла затопить все то замечательное, что было у нее в жизни. Она была слишком молода, слишком жизнерадостна, слишком полна сил и энергии, чтобы не раскрыться такому удивительному миру.

Поэтому и не хочется ехать в Лондон, мелькнула у нее мысль, хотя время от времени такая вольная жизнь по-прежнему заманивала ее, словно пение сирены. Лондон ей не нужен, ее вполне устраивает нынешняя жизнь. У нас с тобой все так, что лучше не придумаешь.

— Мы очень ценим Гарта, — сказала Клаудия, когда они допили кофе «эспрессо» с песочным печеньем. — Его работа здесь придает университету больше солидности. Думаю, что нет нужды упоминать о больших деньгах, выделяемых университетом в виде субсидий на его научные исследования. Он что, никогда не говорит с вами об этом?

Сабрина уловила подчеркнуто непринужденный тон, которым был задан этот вопрос, и, почувствовав подвох, вскинула голову.

— Иногда. Он очень гордится этими субсидиями, но, мне кажется, в равной мере гордится и деньгами, которые собирает для нового института.

— Да, он великолепно справляется со своими обязанностями. — Воцарилось минутное молчание. — Сейчас университеты переживают трудные времена, Стефани. Не знаю, насколько подробно вы с Гартом об этом говорите, но сейчас такое время, что нужно вести себя осмотрительно. И осторожно.

— Осторожно? Но по отношению к чему?

— К тому, что думают о нас другие. Многие не понимаю, чем мы занимаемся. И если какой-нибудь самозванный поборник справедливости заявит, что мы тратим деньги на дурацкие проекты и бросаем на ветер доллары налогоплательщиков, то они, скорее всего, этому поверят.

— И что тогда?

— Тогда этот самозванец начинает пользоваться повышенным вниманием телевидения и печати, а немного погодя, к моменту сбора новых средств на научные исследования, конгресс медлит. Конгрессмены, конечно, ничего не смыслят в научных исследованиях, они не способны заглянуть в будущее дальше очередных выборов, где уж им понять суть проектов, на которые могут уйти годы. Хотя эти проекты могут подарить и такие эпохальные достижения, как, например, открытие вакцины против полиомиелита, но могут иногда и завести в тупик и не дать вообще никаких результатов.