Пэт Конрой - Принц приливов

• Название: Принц приливов
• Автор: Пэт Конрой
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-699-43929-4

Том Винго приезжает в Нью-Йорк, чтобы помочь своей сестре-близнецу Саванне, талантливой поэтессе. Пытаясь решить ее проблемы, он ищет ответ в непростой истории их необычной семьи, наполненной драматическими событиями и потрясениями. Том заново проживает годы детства, оценивая их с позиции зрелого человека…

Роман «Принц приливов» — настоящая сага о боли и радости, о чуткости и отчуждении, о детских страхах и о призраках взрослой жизни.

Одноименная экранизация романа (в 1991-м с Барбарой Стрейзанд и Ником Нолти в главных ролях) была выдвинута на премию «Оскар» и получила «Золотой глобус».

---

«Том, я совсем не вижу снов, — жаловался брат. — А когда бодрствую, когда мои глаза открыты, они смотрят на сплошные кошмары. Я никогда не думал, что убивать так легко. Легкость убийства — вот что ужасно, Том».

Всякий раз, когда Люк убивал, он просто и сухо сообщал мне об этом и просил поставить свечку за упокой души погибшего, как только я окажусь в Саванне, где был католический собор. В этом соборе нас всех крестили, и для Люка он всегда оставался самым любимым храмом. Мне пришлось тридцать пять раз зажигать свечи перед статуей Божьей Матери Непрестанной Помощи и под дрожащие огоньки читать молитву.

В остальных членах семьи Люк продолжал поддерживать иллюзию, что ему вообще не приходится участвовать в боях. Его послания к родителям казались написанными агентом туристической фирмы, который пытается соблазнить осторожных путешественников восточной экзотикой. Люк собирал в джунглях орхидеи для матери и засушивал их между страницами Библии, подаренной ему дедом перед отправкой во Вьетнам. Потом эту Библию Люк отправил родителям в качестве рождественского подарка. Она пахла, как увядший сад, из раскрытых страниц выпадали засушенные цветки, и лепестки их напоминали драконов. Впервые в жизни Люк встречал Рождество вне дома.

— Мертвые цветы, — морщился отец. — Ничего себе война. Люк в этом своем Вьетнаме становится сентиментальной девчонкой.

— Мой заботливый малыш, — всхлипывала мать. — Какое счастье, что Бог уберегает его от сражений.

Моя жизнь в Коллетоне была весьма монотонной. Пять часов подряд я преподавал английский язык и литературу, проводя смотры на ненадежном плацу английской грамматики и устраивая своим ученикам марш-броски через чащи страниц «Юлия Цезаря» и «Сайласа Марнера»[188]. Я допустил оплошность, похваставшись директору своими успехами в колледже. По-видимому, он расценил это как зазнайство и определил меня учительствовать в девятые и десятые классы. Подростки, у которых бурлили гормоны и которые зверели, не зная, что делать со своим меняющимся телом, откровенно дремали на моих уроках или сидели, раскрыв рот и тупо уставившись в одну точку. А я распинался перед ними о достоинствах активного залога, о правильном употреблении слов «какой» и «который» и пытался пронять их историями о вероломстве Кассия. Слово «вероломство» звучало из моих уст почти постоянно. Я забывал, что нахожусь не в аудитории колледжа, а в школьном классе. Представляю, как этим парням и девчонкам было тяжело меня слушать в первый год моей педагогической карьеры.

Во время перерыва на ланч я приходил в столовую для учителей и совмещал еду с проверкой жутких сочинений моих подопечных, которые ухитрялись до неузнаваемости исковеркать английский язык, изгнав оттуда всякую красоту и стройность. После занятий я переодевался в спортивный костюм, вешал себе на шею свисток и до шести вечера тренировал школьную команду. В семь я уже был дома и принимался готовить обед, служивший нам и ужином. Затем возвращалась Салли, уставшая от дороги в Чарлстон и обратно. Она снова училась в колледже, на сей раз — в медицинском. Мы снимали домик невдалеке от Амоса и Толиты. Люк предлагал нам поселиться у него, но Салли быстро оценила характер моей матери и решила, что на острове может быть только одна хозяйка. Мне нравилось, что наше новое жилье находится рядом с протокой и в прилив можно нырять прямо с причала. Утром, прежде чем отправиться на работу, я опускал на дно корзину для ловли крабов. А в конце сентября ловил заходящих в протоку окуней. После тренировки, препровождая орущих от возбуждения мальчишек в столовую, я представлял, как Саванна идет в Центральный парк на очередной антивоенный митинг, а Люк ставит мины на одной из рек Северного Вьетнама.

В пасхальные каникулы мы с отцом вытащили «Мисс Саванну» из реки и переместили в сухой док. Там мы отчистили днище от ракушек и старой краски, и я его заново покрасил. Я заблаговременно заказал сети для летнего лова. Потом мы возились с мотором и добились того, что вместо стука он стал негромко мурлыкать. После всего этого мы вновь спустили лодку на воду и отправились в пробное плавание.

В то лето я впервые самостоятельно занимался ловом креветок и гордо именовал себя капитаном, хотя был всего лишь зеленым новичком в этом прожаренном солнцем сообществе.

«Мисс Саванна» стояла на причале рядом с отцовским судном, и каждое утро мне приходилось пересекать палубу «Мисс Лилы».

— Доброе утро, капитан, — приветствовал меня отец.

— Доброе утро, капитан, — отвечал я.

— Спорим на пиво, что сегодня я поймаю больше креветок, чем ты, — поддразнивал меня отец.

— Не посмею лишать старика его пива, — говорил я.

— А лодка-то великовата для тебя, капитан, — посмеивался отец, глядя на «Мисс Саванну».

Я словно вернулся в детство, когда вот так же стоял на палубе и слушал нескончаемые отцовские монологи про новые способы разбогатеть и заработать миллион. Только теперь не он, а я стоял за штурвалом лодки, сделанной из самой прочной части сосновых стволов, и вел ее по большим и малым протокам, знакомым мне, как свои пять пальцев. Я спокойно поглядывал на буйки и прочие знаки морской азбуки, однако, заплывая в неизвестные места, не спускал глаз с эхолота. Я понимал, что отец гораздо опытнее меня, и потому старался не уходить далеко от его судна. Зачастую мы работали в тандеме.

Еще на причале мы договаривались, куда направимся. Через какое-то время я сбрасывал скорость, сбавляя обороты мотора с полутора тысяч до девятисот, и слушал музыку лебедки. Айк Браун, нанятый мною в помощники, готовил сети к погружению. Сети уходили под воду и начинали серьезно тормозить лодку. «Мисс Саванна» почти останавливалась. Тогда я еще понижал скорость, доводя ее до полутора узлов.

В то лето я поймал тридцать тысяч фунтов креветок, что позволило мне хорошо платить Айку, иметь самому достойный доход и покрыть все платежи по лодке. Двадцатого августа мой креветочный сезон закончился — нужно было приступать к летним тренировкам. За это время я успел подучить Айка, и тот теперь мог плавать самостоятельно, взяв в помощники своего сына Ирвина. Позже, когда Люк приехал, он ссудил Айку денег для покупки собственной лодки, которую тот назвал «Мистер Люк». Добавлю, что имена лодок никогда не бывают случайными; их дают в честь тех, кого любят или уважают.

Лето близилось к концу. Я начал трудиться в школе, Саванна устроила свое первое публичное выступление, а Люк готовился вернуться в родные края. И вновь невидимые сети тащили нас по невидимым каналам, чтобы восстановить целостность семьи.

Поздним вечером бомбардировщики, как обычно, возвращались с боевого задания. Они атаковали территорию Северного Вьетнама и теперь держали курс на свой авианосец, стоявший в Южно-Китайском море. Тут один из пилотов радировал командованию, что его подбили и ему придется совершить вынужденную посадку на рисовом поле, в миле от побережья. Пилот успел передать точные координаты своего местонахождения, и связь с ним оборвалась. Совещание командования на мостике авианосца было недолгим, а решение — однозначным: парня нужно немедленно спасать.

Операцию поручили младшему лейтенанту военно-морских сил Кристоферу Блэкстоку. Когда начальство спросило, кого он возьмет с собой, Блэксток сразу назвал фамилию: Винго.

Они спустили на воду черный спасательный плот и на нем проплыли по бурным волнам три мили. Луна была полной, что не играло им на руку, однако Люку и Блэкстоку удалось беспрепятственно достичь берега. Плот они спрятали в пальмовой роще, а сами двинулись в глубь суши.

Примерно через час они нашли самолет. Он упал посреди рисового поля, представлявшего собой множество лужиц, в которых отражалась луна. Позже Люк рассказывал, что это сочетание растительности и воды — самое удивительное зрелище в мире.

Рисовое поле заворожило обоих, однако мирный пейзаж мог скрывать смертельную опасность. Люк и младший лейтенант Блэксток ползли на животах по узкой полоске земли, разделявшей поле на аккуратные сияющие квадратики. У самолета отвалилось крыло. Он лежал на боку и тоже поблескивал под луной; стебли риса, склоненные от ветра, доходили ему почти до самого фюзеляжа. Люку вспомнились соленые болота Южной Каролины, но на вьетнамском поле пахло иначе: тоньше и как-то чувственней.

— Представляешь, Том, это был настоящий рис, а не дерьмо от дядюшки Бена[189], — восхищался потом Люк. — Как ни крути, но вьетнамцы — потрясающие крестьяне.

— Как по-твоему, пилот мог уцелеть? — спросил я.

— Нет. Когда мы увидели самолет, то сразу это поняли.

— Тогда что же вы сразу не пошли обратно?

Наш разговор происходил через год после возвращения Люка в Коллетон. Но брат и тогда ответил с гордостью:

— Мы были морскими спецназовцами, Том.