Иван Дроздов - Разведенные мосты

• Название: Разведенные мосты
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: Прана
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-86761-028-4

Третья книга воспоминаний Ивана Дроздова, отражающая петербургский период его жизни, по времени совпадающий с экономическими и политическими потрясениями в нашей стране.

Автор развернул широкую картину современной жизни, но особое внимание он уделяет русским людям, русскому характеру и русскому вопросу.

---

Писателю не было и сорока лет, когда зелёный змий прервал земной путь Великого Американца.

Я долго подступался к этой теме и, наконец, решился.

Один из этих двух приятелей — тот, что был опрятно одет и с тросточкой, — заспорил с молодым мужиком, который, как мне показалось, уже успел хлебнуть свою порцию пива или водки, и спорил грубо, размахивал руками. А тот, что с тростью, — он тоже был изрядно на подпитии, — пытался его в чём-то убедить и говорил как-то жалобно, плаксиво:

— Да нет, ты мне скажи: зачем они порезали на металлолом нашу ракету «Сатану»? Я же её проектировал, она в сто раз сильнее самой последней американской ракеты. Зачем сразу, в один момент ослабили Россию в сто раз и выпустили вперёд американцев? Ты же голосовал за них, этих властителей, так и скажи мне, зачем надо было резать нашу «Сатану»?..

Последние слова конструктор ракет прокричал как-то по-женски, визгливо и вдруг расплакался.

Я понял: человек болен, и сейчас с ним может случиться истерика. Незаметно вышел из кружка пьяниц и удалился. Но на другой день опять заглянул к своим новым знакомым и увидел здесь тех двух приятелей. Высокий и с тростью на этот раз был трезв и производил впечатление нормального человека. Он ко мне поначалу не проявил внимания. Но я к нему подошёл, сказал:

— Кажется, вы живёте вон в том доме, за дорогой. Я вас видел у магазина «Электротовары».

— Да, я там живу. И что же из этого следует?

Я почувствовал, что кто-то трогает меня за рукав. Обернулся — это его товарищ. Тянется к моему уху, говорит:

— Ему не надо. Будет блажить, как вчера, а вы дайте мне на бутылку, только так, чтобы он не видел.

Я отошёл с ним к краю лавки, и мы сели. А тот, с кем я говорил, отвернулся и потерял к нам всякий интерес. Мой собеседник продолжал:

— Он хворый, головка с места сдвинулась. На ракете своей помешался. Чуть что, блажить начинает: почему да как это ракету его порезали. В другой раз генералов ругать начинает: сволочи, говорит, лампасники проклятые. За чечевичную похлёбку Россию евреям продали!

Помолчал с минуту, а потом снова начинает:

— Меня зовут Максим, его — Фёдор Кузьмич. Я был у него в конструкторской группе. И думаю так: не моего это ума дело — резать ракету или оставлять её в войсках на вооружении. Ну, порезали. А я знаю, почему её порезали?.. Надо, вот и порезали. Значит, другая появилась, — не в сто, а в пятьсот раз сильнее. Вот и порезали. А он чуть что — и плакать. А семья голодная сидит. Трое детей и жена больная. Он раза два на рынке работу находил, да как зачнёт о ракете своей блажить, да как расплачется, — ну, азики и боятся, говорят, сумасшедший. И гонят его в шею. А он и вправду больной, тронутый с места человек. Меня алкашом называет, а сам хотя и трезвый, а плачет. Так лучше уж алкашом быть, чем так-то вот… плакать. Ну, так вы дадите мне на бутылочку?..

Я эту просьбу его будто не слышу, а он ждёт-пождёт, и снова рассказ свой продолжает:

— А с ним вы не связывайтесь. Ему много денег надо. Его из квартиры скоро выселят. Он деньги за квартиру не вносит. К тому ж, террористом его называют.

— А почему террористом?

— А-а… Так. Сболтнул кому-то, что квартиру вместе с семьёй взорвёт, если выселять зачнут. Он такой: с одной стороны умный, а с другой — дурак нагольный.

— А что это — нагольный?

— Ну, голый, нагольный, значит. Так у нас в деревне говорили. Нагольный — и всё тут. Голый с головы до ног. Ну, так вы того… на бутылочку. Хорошо, конечно, если две. А ещё лучше — три. Пива, как денег, много не бывает.

Потянул меня за рукав:

— Так пошли в ларёк, он тут у автобусной остановки.

Я поднялся. Тихо проговорил:

— Нет, брат, вы меня извините. Я по этой части плохой товарищ.

И пошёл прочь от этой компании. Далеко пошёл, ко дворцу спортивному. Иду, а два конструктора из головы не выходят. Мне бы роман обдумывать, ходы-выходы сюжетные искать, а я всё о них, о пьяницах, думаю. Человек с тростью перед глазами стоит. Семья большая, за квартиру не платит. Были бы у меня деньги, заплатил бы за него, но денег нет и помочь ему я не могу. Вот такую жизнь нам проклятые демократы наладили: даже писателям гонорар не дают. Когда это видано было, чтобы за книги деньги не платили. Наш первый писатель протопоп Аввакум в заточении был, в земляной яме сидел и книги свои писал, так ему и то, будто бы, какую-то плату церковь наша выдавала, а тут совсем денег не дают. Так кто же и писать будет! Ну, разве такие вон книги, что на лотках лежат: про сверхкрутую любовь и смертоубийства разные. Эти покупают, за них и деньги хорошие дают, но для писания таких книг и сам автор разбойником должен стать. Не всякий же отважится на мерзость такую.

Одним словом, бродил я по парку часа два, а для романа ничего не придумал. Домой возвращался недовольный, даже досада за душу брала: дёрнул же меня леший зайти к этим ханыгам!

«Впрочем, почему же ханыгам? — думал я, открывая дверь квартиры. — Эти двое-то — ракету изобретали, конструкторами были! Ну, а если на дно жизни опустились — так это время такое. Ну, ладно, вот ты фронтовик, хорошую пенсию тебе дают, а они-то… по две тысячи получают. Да таких денег и на хлеб с водой не хватит».

На следующий день я снова завернул к «пьяному братству» и снова увидел тут двух товарищей. Поздоровался по-русски, фуражку над головой приподнял. На этот мой жест, от которого русские люди, живущие в городах, давно отвыкли, все с удивлением повернулись. Будто бы всем моя вежливость по душе пришлась. И этот… в наглаженных брюках и с красивой тростью тоже будто бы ко мне потеплел. Подошёл, потянул за рукав в сторону, сказал:

— Я вижу, вы человек хороший. Моему другу на пиво не давайте. Он и так глуп, как пробка, а если бутылку пива высосет, круглым идиотом становится. В прошлом-то он не пил, и у меня в группе конструктором работал, но сейчас переменился. И даже вид человеческий потерял. Пиво его дураком делает.

Хотел сказать ему: «Пиво и каждого дураком делает», да промолчал. Вышли с ним на дорогу, пошли в глубину парка. Мой собеседник продолжал:

— А вы недавно тут, в этом гадюшнике. Так-то я вас видел, гуляете по парку, а тут, у нас, будто не появлялись. И не надо сюда ходить. Гадюшник! — одно слово. Летучие мыши, падшие ангелы. Денег нет, а выпить хочется, — тут и вся их природа. Не живут, а небо коптят.

Помолчали. Потом человек с тростью снова заговорил:

— Меня зовут Фёдор Кузьмич, а мой товарищ Максим. А вас, извините?.. Ага, Иван. Это уже кое-что. Тут слышится нечто русское. Сейчас нас, русских, изводят по-тихому, но мы держимся. Такое в нашей истории бывало, и не единожды, да где они теперь, враги наши?.. Правда, нынешний враг не чета прежним, этот враг не то, что монголы, татары или немцы. То дурачьё голопузое, а эти… денежки наши прибрали к рукам. Всё, как метлой, подмели, а без денег что ты будешь делать? Без денег ты не человек, но и всё равно — мы ещё посмотрим, кто кому шею свернёт. Они теперь номера каждому из нас налаживают, хотят чипы латунные под ноготь загнать, — вот эта затея особенно коварная. Если им удастся каждого из нас Богом данного имени лишить — тут уж пиши пропало. Положим, нужна им твоя квартира — тюкнули тебя со спутника радиоволной, ты и заплакал. Как я вот теперь. Чуть что о ракете «Сатана», которую я проектировал, вспомнил, так и плачу. Болезнь у меня в голове развилась такая, слёзы вышибает и рыдания противные из груди. А если чип они каждому под ноготь или за ухо врежут, тут уж они нажатием кнопки любую болезнь вам подарят. Да, чипы — страшное дело! Человечество, конечно, бороться будет, и сейчас уже эта борьба закипает, но в людском стаде оболтусов много. Баран бараном. Таращит на тебя глаза, а понять не может. Больно уж дело коварное, и ни в какие времена раньше людям не встречалось, тут и проглядеть могут, дадут себя завести в электронный лагерь, а выхода из него нет. Такая-то, брат, штука, эти чипы. Ну, а вы скажите мне, вы-то вот, вроде бы интеллигентный человек, а вы-то хоть понимаете, что это за зверь такой — маркировка всего человечества? Вы как думаете: удастся им уж так-то вчистую одурачить весь род людской или нет?

— Не знаю. Может, и удастся. Ловушек разных теперь много на пути нашем расставили. Враг-то у нас, как вы сами сказали, не чета прежним. Похитрее будет. На нас, русских, он теперь всю планету тащит. Трудновато нам придётся. Может, и не сладим.

— Пессимист вы, как я погляжу, паникёр. С таким настроением куда же?.. Говорят, во время войны паникёров к стенке ставили. Вот так. Стоять до конца надо. И смерти в глаза глядеть. А вы… Ну, да ладно. Я тоже… покончить с собой хотел, да нельзя мне, никак нельзя. Дети у меня. И жена больная. Тут бы и хотел сгинуть, да грех это большой: жизни себя лишать. Там-то на небе спросят: что же ты, братец? Негоже так-то, детей бросать и жену ослабевшую. Оно бы и ладно, жили мы на нищенскую пенсию, да за квартиру два года не платил. А теперь вот списки повесили: кто не платит — выселять будут. А куда выселять? Как выселять? Куда же я с детьми-то и с больной женой?..