Шарлин Харрис - Танцующие в темноте[4-3]

• Название: Танцующие в темноте[4-3]
• Автор: Шарлин Харрис
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Рассказ «Танцующие в темноте» (Dancers in the Dark) был написан между четвертой и пятой книгами про Сьюки. Но в нем не идет речь ни о ком из основных героев серии. Он посвящен предыстории пары танцоров — Шона и Лейлы — с которыми наблюдательные читатели познакомились в седьмой книге, когда Сьюки вместе с делегацией Луизианы ездила на вампирский саммит в Роудсе. На балу после суда над королевой Луизианы выступала пара танцоров, которые впоследствии утихомирили разревновавшегося Эрика, который устроил посреди танцев сцену Сьюки.

Это очень трогательная и романтическая история про любовь и про то, что справедливость рано или поздно восторжествует, «плохие парни» будут наказаны, а «хорошие» будут жить долго и счастливо.

---

— Когда я был в Пайнвилле, — стал рассказывать он, — я заглянул в окна дома твоих родителей. Мне было любопытно, вот и все. В гостиной сидел твой отец, уставившись на огромную стеклянную витрину во всю стену.

— Там весь мой хлам, — тихо сказала Ру.

— Короны, призы, наградные ленты.

— О, боже мой, они все еще держат это на виду? Это так… печально. У него в руке была рюмка?

Шон кивнул.

— Почему ты рассказываешь мне об этом, когда я спрашиваю тебя о твоей жизни?

— Ты, будучи признанной королевой и имея целую стену корон, безусловно, относишься к американской аристократии, — произнес он, добавив связующее звено.

Она рассмеялась — ну, разве он не чудо?

— Ты-то относишься, — повторил он, — и я знаю, что ты слышала, как Сильвия назвала меня аристократом. Так вот, она шутит. Мое происхождение куда более скромно.

— Я заметила, что ты со знанием дела можешь застелить постель, — сказала Ру.

— В отношении обслуживания людей я могу сделать все, что угодно, — продолжил Шон. Он выглядел спокойным, но Ру знала, что это только видимость — что-то было в том, как лежали его руки на краешке стола. — Большую часть своей человеческой жизни я был слугой.

Глава 9

— Так ты был джентльменом[14] джентльмена? — Её глаза загорелись любопытством.

Его, казалось, поразила такая реакция.

— Да, я из семьи бедняков. Мне было всего одиннадцать, когда умер отец, и я не мог работать в кузнице за него. Мама была в полной растерянности. Нас было пятеро, и пришлось продать кузницу, переселиться в домик поменьше, а моей старшей сестре — ей было пятнадцать лет — пришлось выйти замуж. Я же должен был найти работу.

— Бедняжка, — сказал Ру. — Тебе так рано пришлось бросить школу!

По лицу Шона скользнула улыбка:

— Для таких, как я, не было школ. Я умел читать и писать, потому что меня научил наш священник. Мои сёстры не умели, потому что никому не приходило в голову, что это им может понадобиться. Он нахмурился:

— Ты почему не ешь? Я не для того принёс еду, чтобы она остыла.

Ру опустила голову, чтобы скрыть улыбку, и снова взялась за вилку.

— Я получил работу у джентльмена, который был в нашей деревне проездом. Его мальчик-служка умер от горячки, пока господин жил на постоялом дворе, и он тут же нанял меня. Я помогал его камердинеру, Стротерсу. Когда они вернулись в Англию, я уехал с ними. Хозяина звали сэр Тобиас Ловелл, и он был странным джентльменом. Очень странным, думал я.

— Подозреваю, что он оказался вампиром.

— Да. Да, он был вампиром. Его привычки казались весьма причудливыми, но в те времена, люди не задавали вопросов тем, кто стоял выше по социальному положению, да к тому же все могли видеть, что он щедрый джентльмен и хорошо относится к людям. Он ещё и много путешествовал, поэтому никто не знал его слишком долго. Он наезжал в своё поместье время от времени. Это было чудесно, потому что в те времена путешествовать было очень трудно, очень неудобно.

— Но как ты стал его камердинером? Что случилось со Стротерсом?

— Стротерс уже успел состариться, прислуживая, и к тому времени, как мне исполнилось восемнадцать, у него был такой сильный ревматизм, что ему было больно ходить. Из милости, сэр Тобиас выделил ему домик и пенсию. И повысил меня. Я заботился о его одежде, париках, о его желаниях и нуждах. Я его брил, менял постельное бельё, заказывал ванну, когда он желал её принять, чистил ему обувь. Вот почему я знаю, как позаботиться о тебе. — Шон потянулся через стол и погладил её по волосам. — Когда я стал теснее общаться с сэром Тобиасом, мне стало очевидно, что он не просто чудак. Но я любил его за доброту, и знал, что должен хранить его тайны не только ради него, но и не в меньшей степени для себя. Так мы и ездили, хозяин и слуга, долгие годы — наверное, лет двенадцать, а может, и пятнадцать. Видишь ли, я утратил счёт тому, сколько мне было лет.

Казалось, это самая печальная история, которую она когда-либо слышала. Ру опустила взгляд, чтобы не было видно слёз.

— Позже я понял, что он понемногу брал кровь у женщин, с которыми делил ложе, — продолжил Шон. — Он доставлял им огромное удовольствие, но большинство их были слабы на следующий день. В окрестных деревнях его считали большим женолюбом. Разумеется, ему приходилось постоянно менять женщин, чтобы не возлагать бремя удовлетворения своей нужды на одну. Он выглядел гораздо здоровее, когда мы были в городах, где он мог посещать заведения с дурной репутацией так часто, как ему хотелось, или охотиться в тёмных переулках.

— И что случилось?

— Люди в деревне становились всё недоверчивее. Видишь ли, он совсем не старел, а в те времена люди старились очень быстро. Но он обеднел и у него не осталось средств всё время путешествовать, поэтому ему приходилось всё чаще жить в своёй усадьбе. Он никогда не ходил в церковь по воскресеньям. Конечно, он не мог выйти днём. И он не носил креста. Священник начал подозревать его, хотя он щедро жертвовал церкви.

— Люди начали сторониться и меня, поскольку я был слугой сэра Тобиаса. Времена были тёмные, — Шон вздохнул. — Однажды ночью они пришли за ним, несколько человек из местных дворян и священник. Я доложил ему, кто за дверью, и он произнес: «Мне очень жаль, Шон, но для того, чтобы бежать, я должен быть сыт». И тут же набросился на меня.

Аппетит у Ру совсем пропал. Она вытерла губы и положила свою руку поверх руки Шона.

— Он дал мне несколько глотков своей крови после того, как осушил меня, — сказал Шон тихо. — Сказал: «Живи, мальчик, если это окажется тебе по зубам», и исчез. Пришедшие вломились в дом в поисках него и нашли меня. Они были уверены, что я мёртв. Я был белым, как бумага; на мне был след укуса; и они не смогли услышать моего сердца. Конечно же, я не мог говорить. Поэтому они похоронили меня.

— О, Шон! — в голосе Ру слышались ужас и сочувствие.

— Мне повезло, они похоронили меня сразу же, — бодро продолжил он. — Да ещё и в гнилом гробу. Солнечный свет на меня не попал, и когда я проснулся, сломать крышку было легко. — Он пожал плечами. — Они хотели покончить с этим побыстрее, поэтому не стали закапывать меня слишком глубоко. И никого не оставили присматривать за церковным кладбищем, чтобы проверить, не поднимусь ли я. Тоже повезло. Тогда люди не знали о вампирах столько, сколько узнали лет сто спустя.

— А дальше?

— Я пошёл к своей любимой, к девушке из деревни, с которой я встречался. Она была дочерью лавочника. — Он слегка улыбнулся. — Она носила по мне траур. Я увидел её, когда она шла за водой. И понял, что испорчу ей остаток жизни, если покажусь. Она могла бы умереть от шока, или, если бы не умерла, я мог бы убить её. Я был очень голоден. Два или три дня в могиле этому способствуют. И не было никого, кто бы подсказал мне, что делать, и как делать то, что, как я знал, мне придётся сделать. Сэра Тобиаса уже и след простыл.

— И как же ты справился?

— В первый раз я терпел слишком долго, — ответил Шон. — Первый человек, на которого я напал, не выжил. Как и второй, и третий, и четвёртый. Мне потребовалось время, чтобы понять, как много я могу взять и сколько могу вытерпеть без пищи, прежде чем голод заставит меня сделать то, о чём я потом пожалею.

Ру отодвинула тарелку.

— Ты его видел когда-нибудь потом? — спросила она, потому что не знала, что ещё сказать.

— Да. Через десять лет мы встретились в Париже.

— И как это было?

— Он был в таверне, и вновь он был одет лучше всех вокруг, хозяин положения, — сказал Шон голосом почти без всякого выражения. — Ему всегда это нравилось.

— Вы поговорили?

— Я сел напротив и посмотрел ему в глаза.

— Что он сказал?

— Ни слова. Несколько минут мы смотрели друг на друга. В конце концов, сказать было нечего. Я встал и ушёл. Той ночью я решил научиться танцевать. Мальчиком я, конечно, плясал в деревне со всеми. Мне это нравилось больше всего, и, поскольку впереди меня ждали столетия, которые надо было чем-то занять, и у меня не было гордости, через которую пришлось бы переступать, я решил узнать о танцах всё. Тогда мужчины танцевали, почти все мужчины. Это был необходимый в обществе навык, если ты принадлежал к высшим слоям. Я мог переходить от одного слоя общества к другому, ведя себя, как сэр Тобиас, когда я хотел научиться бальным танцам состоятельных сословий, или так, как те, кто были мне ровней, если я хотел разучить что-нибудь из народных танцев.

Когда Шон заговорил о танцах, они оба стали спокойнее. Ру даже снова взялась за вилку и съела ещё несколько кусочков. Постепенно Шон расслабился в своём кресле и замолчал. Когда Ру убедилась, что он уже оправился после рассказа, она заметила:

— Мне нужно покормить кошку. Нужно сходить на квартиру.

— Но ты не можешь жить там, — жёстко заявил Шон.

— Где же тогда?