Ольга Берггольц - Ольга. Запретный дневник

• Название: Ольга. Запретный дневник
• Автор: Ольга Берггольц
• Издательство: Азбука-Аттикус
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01614-9

Ольгу Берггольц называли «ленинградской Мадонной», она была «голосом Города» почти все девятьсот блокадных дней. «В истории Ленинградской эпопеи она стала символом, воплощением героизма блокадной трагедии. Ее чтили, как чтут блаженных, святых» (Д. Гранин). По дневникам, прозе и стихам О. Берггольц, проследив перипетии судьбы поэта, можно понять, что происходило с нашей страной в довоенные, военные и послевоенные годы.

Берггольц — поэт огромной лирической и гражданской силы. Своей судьбой она дает невероятный пример патриотизма — понятия, так дискредитированного в наше время.

К столетию поэта издательство «Азбука» подготовило книгу «Ольга. Запретный дневник», в которую вошли ошеломляющей откровенности и силы дневники 1939–1949 годов, письма, отрывки из второй, так и не дописанной части книги «Дневные звезды», избранные стихотворения и поэмы, а также впервые представлены материалы следственного дела О. Берггольц (1938–1939), которое считалось утерянным и стало доступно лишь осенью 2009 года. Публикуемые материалы сопровождены комментарием.

В книгу включены малоизвестные и ранее не известные фотографии и документы из Российского государственного архива литературы и искусства, из Пушкинского Дома (ИРЛИ РАН), Российской национальной библиотеки, Центрального государственного архива литературы и искусства Санкт-Петербурга, из Музея Дома Радио. Также публикуются письма к отцу, предоставленные для этого издания Рукописным отделом Пушкинского Дома. Впервые читатели увидят верстку книги «Узел» с авторской и цензурной правкой (архив Н. Банк в РНБ). Впервые в этом издании представлены фотографии уникальных вещей, хранящихся в семье наследников. В книгу включены также воспоминания об О. Берггольц.

---

ПЯТЬ ОБРАЩЕНИЙ К ТРАГЕДИИ

1

От сердца к сердцу.
                                      Только этот путь
я выбрала тебе. Он прям и страшен.
Стремителен. С него не повернуть.
Он виден всем и славой не украшен.
…………………………………………
Я говорю за всех, кто здесь погиб.
В моих стихах глухие их шаги,
их вечное и жаркое дыханье.
Я говорю за всех, кто здесь живет,
кто проходил огонь, и смерть, и лед,
я говорю, как плоть твоя, народ,
по праву разделенного страданья…

И вот я становлюся многоликой,
и многодушной, и многоязыкой.
Но мне же суждено самой собой
остаться в разных обликах и душах,
и в чьем-то горе, в радости чужой
свой тайный стон и тайный шепот слушать
и знать, что ничего не утаишь…
Все слышат всё, до скрытого рыданья…
И друг придет с ненужным состраданьем,
и посмеются недруги мои.

Пусть будет так. Я не могу иначе.
Не ты ли учишь, Родина, опять:
не брать, не ждать и не просить подачек
за счастие творить и отдавать.

…И вновь я вижу все твои приметы,
бессмертный твой, кровавый, горький зной,
сорок второй, неистовое лето
и все живое, вставшее стеной
на бой со смертью…

Август 1946 2

Прошло полгода молчанья
          с тех пор, как стали клубиться
в жажде преображенья,
          в горячей творящей мгле
твоих развалин оскалы,
          твоих защитников лица,
легенды твои, которым
          подобных нет на земле.

Прошло полгода молчанья
          с тех пор, как мне стала сниться
твоя свирепая круча —
          не отвести лица!
Как трудно к тебе прорваться,
          как трудно к тебе пробиться,
к тебе, которой вручила
          всю жизнь свою — до конца.

Но, как сквозь терний колючий,
          сквозь ложь, клевету, обиды,
к тебе — по любой дороге,
          везде — у чужих и в дому,
в вагоне, где о тебе же
          навзрыд поют инвалиды,
в труде, в обычной заботе
          к сиянию твоему.

И только с чистейшим сердцем,
                                                и только склонив колено
тебе присягаю, как знамени,
                                                  целуя его края, —
Трагедия всех трагедий —
                                           душа моего поколенья,
единственная,
                       прекрасная,
                                               большая душа моя.

Весна 1947 3

Друзья твердят: «Все средства хороши,
чтобы спасти от злобы и напасти
хоть часть Трагедии,
                                      хоть часть души…»
А кто сказал, что я делюсь на части?

И как мне скрыть — наполовину — страсть,
чтоб страстью быть она не перестала?
Как мне отдать на зов народа часть,
когда и жизни слишком мало?
Нет, если боль, то вся душа болит,
а радость — вся пред всеми пламенеет.
И ей не страх открытой быть велит —
ее свобода,
                   та, что всех сильнее.

Я так хочу, так верю, так люблю.
Не смейте проявлять ко мне участья.
Я даже гибели своей не уступлю
за ваше принудительное счастье…

1949 4

Когда ж ты запоешь, когда
откроешь крылья перед всеми?
О, возмести хоть миг труда
в глухонемое наше время!
Я так молю — спеша, скорбя,
молю невнятно, немо, глухо…
Я так боюсь забыть тебя
под непрерывной пыткой духа.
Чем хочешь отомсти: тюрьмой,
безмолвием, подобным казни,
но дай хоть раз тебя — самой,
одной —
              прослушать без боязни.
…………………………………

1951 5

О, где ты запела,
                                откуда взманила,
откуда к жизни зовешь меня…
Склоняюсь перед твоею силой,
Трагедия, матерь живого огня.

Огонь, и воду, и медные трубы
(о, медные трубы — прежде всего!)
я прохожу,
не сжимая губы,
                         страшное славя твое торжество.
Не ты ли сама
                          последние годы
по новым кругам вела и вела,
горчайшие в мире
                              волго-донские воды
из пригоршни полной испить дала…
О, не твои ли трубы рыдали
четыре ночи, четыре дня
с пятого марта в Колонном зале
над прахом, при жизни
                                      кромсавшим меня…
Не ты ль —
                    чтоб твоим защитникам в лица
я вновь заглянула —
                                      меня загнала
в психиатрическую больницу,
и здесь, где горю ночами не спится,
встала в рост
                         и вновь позвала
на новый круг,
                         и опять за собой,
за нашей
                      совместной
                                             народной судьбой.
Веди ж, я знаю — тебе подвластно
все существующее во мне.
Я знаю паденья, позор напрасный,
я слабой бывала, постыдной, ужасной —
я никогда не бывала несчастной
в твоем сокрушающем ложь огне.
Веди ж, открывай, и рубцуй, и радуй!
Прямо в глаза взгляни
                                       и скажи:
«Ты погибала взаправду — как надо.
Так подобало. Да будет жизнь!»

31 января 1954

ОБРАЩЕНИЕ К ПОЭМЕ

«…и я с упованием и с любовью обернулся назад…»

А. И. Герцен

— Спаси меня.
                           Снова к тебе обращаюсь.
Не так, как тогда, — тяжелей и страшней:
с последней любовью своею прощаюсь,
с последней, заветною правдой своей.

Как холодно, как одиноко на свете…
Никто не услышит, никто не придет…
О, пусть твой орлиный,
                                           твой горный,
                                                                        твой ветер
дохнет на меня,
                            загремит —
                                                     запоет…

1949

ОТРЫВОК

Достигшей немого отчаянья,
давно не молящейся Богу,
иконку «Благое Молчание»
мне мать подарила в дорогу.

И ангел Благого Молчания
ревниво меня охранял.
Он дважды меня не нечаянно
с пути повернул. Он знал…

Он знал, никакими созвучьями
увиденного не передать.
Молчание душу измучит мне,
и лжи заржавеет печать…

1952

ОБЕЩАНИЕ

…Я недругов смертью своей не утешу,
чтоб в лживых слезах захлебнуться могли.
Не вбит еще крюк, на котором повешусь.
Не скован. Не вырыт рудой из земли.
Я встану над жизнью бездонной своею,
над страхом ее, над железной тоскою…
Я знаю о многом. Я помню. Я смею.
Я тоже чего-нибудь страшного стою…

1952

ОТВЕТ

А я вам говорю, что нет
напрасно прожитых мной лет,
ненужно пройденных путей,
впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
нет мнимо розданных даров,
любви напрасной тоже нет,
любви обманутой, больной, —
ее нетленно-чистый свет
всегда во мне,
                          всегда со мной.
И никогда не поздно снова
начать всю жизнь,
                              начать весь путь,
и так, чтоб в прошлом бы — ни слова,
ни стона бы не зачеркнуть.

1952, 1960

ИЗ «ПИСЕМ С ДОРОГИ»