Елена Лобанова - По обе стороны любви

• Название: По обе стороны любви
• Автор: Елена Лобанова
• Издательство: М.: ACT: ACT МОСКВА
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9713-8692-6

Подруги считают учительницу Веронику «человеком не от мира сего». Скажите, какая семейная женщина, мать двоих детей, станет тратить свое свободное время не на стирку и готовку, а на написание пьесы о судьбе великого Данте Алигьери, которую никто никогда не опубликует?

Все так, но однажды удача приходит и к Веронике.

Режиссер провинциального театра решается поставить ее пьесу на сцене.

Итак, до счастья и успеха — уже подать рукой?

Увы. Жизнь не пьеса — и в ней ничего не дается легко и просто…

---

— Да я в том смысле… Мне домой уже пора. И задание на завтра мы сделали.

— Домой?! — завопили в два голоса мать-Беспечная и ее сестра с выражением ужаса. — Да время ж детское! Не-ет, не-ет, будете ужинать с нами!

— Что вы, спасибо, я же из дома, только из-за стола! Полчаса назад буквально… — убеждала Вероника, прижимая руки к груди.

— Ничего себе полчаса! — подал голос сынок. — Часа три одни правила долбили…

— Вот видите, Вероника Захаровна! Садитесь, даже и не разговаривайте! Счас наши мужики шашлычок организуют! — радостно вскричали женщины.

Тем временем мужчины куда-то исчезли. И откуда-то чуть заметно потянуло дымком. А в комнате, как по волшебству, возник длиннющий стол под белой скатертью, и на этой скатерти — какие-то тарелки и бутылки.

— Большое спасибо, но я не могу никак. Ну никак, честное слово! — как можно убедительнее говорила Вероника, умоляюще глядя в глаза хозяйке. — У меня и дома не знают, где я! Наверно, ищут уже…

— А скажите честно, Вероника Захаровна, — вдруг очень тихо спросила Беспечная-мать, — вы, может, совсем не для того приходили? Может, вы нам сказать что хотели?

И в глазах ее появилось выражение упрямого озлобления, как на собрании. А толстушка сестра замерла с салатницей в руках.

Вероника растерянно молчала, не в силах придумать ничего для ответа. Уши ее медленно заливались краской.

— Ох уж эти мне родители! — внезапно с удивлением услышала она собственный голос. — Все им что-то мерещится! Лешка, ты до чего мать довел?! Бессовестный! Нервы никуда. Ну ладно, посидим немножко с вами… Марина… забыла, как по отчеству?

— Да просто Марина, — с остатком обиды, но уже потеплевшим голосом буркнула Беспечная.

Никто и никогда не мог бы назвать Веронику любительницей шумных компаний. Отродясь не владела она искусством непринужденно общаться, есть, а тем более пить с незнакомыми людьми. И уж конечно, в самом страшном сне ей не могло присниться, чтобы она пила В ПРИСУТСТВИИ УЧЕНИКА!

Насилие, которое она совершила над собой в этот вечер, было поистине самоотверженной жертвой педагогическому долгу.

Выговорив «посидим немножко с вами», Вероника как бы раздвоилась: одна ее часть словно уснула или впала в забытье, чтобы не видеть, как другая сидела за столом, улыбалась, говорила какие-то глупости, отвечала на какие-то дурацкие вопросы, ела и пила.

Позже этот злополучный ужин вспоминался смутно, как в тумане.

Совершенно не задержался в памяти, например, вкус шашлыка, хотя ясно, что именно шашлык должен был быть гвоздем меню. Вообще из всего разноцветного изобилия на столе запомнилась только рыба «хе». Удивительно было, что можно так запросто и с удовольствием есть сырую рыбу под таким необыкновенным названием.

Кроме того, абсолютно четко помнилось, что маленькая рюмка, стоявшая перед Вероникой, наполнялась каким-то темно-красным вином не более трех раз. Однако то ли вино было выдающейся крепости, то ли повлияли волнение и усталость, но опьянела она, без сомнения, больше всех за столом.

Дальнейшие события выплывали в памяти бессвязно, в виде отрывочных кадров: вот Марина показывает ей фотографии Лешки в детском саду, и они обе, перейдя на ты, хохочут, и она, Вероника, кричит: «Глаза! Глаза!», имея в виду отчаянно-шкодливое выражение Лешкиных глаз; вот маленькая Настя с ревом лезет к ней на руки, удерживаемая тетей Ирой; вот отец с сыном и племянниками исполняют какую-то невообразимую акробатическую пирамиду; вот Марина с Ириной на два голоса поют грустную украинскую песню, очень знакомую, но Вероника никак не может вовремя подхватить припев.

Мысль о времени грянула в голове, как будильник среди ночного безмолвия.

— Захаровна, ты что подхватилась? Не пустим! — рявкнул Беспечный-отец, с которым тоже незаметно перешли на ты.

Но в этот момент первая, более ясная часть сознания Вероники пробудилась на короткое время, и она увидела себя — среди чужих людей, за чужим столом, в чужом доме; а также метнулась мысленным взором к своим собственным детям и мужу, ожидающим ее — вот уже сколько?

Что удивительно — часов здесь нигде не было видно. А может, хозяева нарочно их изъяли?!

По строгому приказанию классного руководителя Лешка вышел куда-то посмотреть время, а когда вернулся и объявил — часть сознания вновь отключилась, оставив Веронику на автопилоте.

…Провожать учительницу отправились всей компанией, прихватив дога Карата и литровую банку с рыбой «хе».

Николай, открыв дверь, не нашел слов.

Молча пропустил он все общество в прихожую, и тут же из комнаты выскочили Маришка и Туська — это в двенадцатом-то часу! Последовала веселая и шумная процедура взаимных приветствий, знакомства и, учитывая позднюю пору, — прощания. И как раз когда провожавшие уже развернулись было лицом к выходу, Вероникин язык вдруг сам собой произнес:

— Коля! А где-то у нас было еще шампанское? За знакомство!

— Да что вы, что вы, Вероника Захаровна, — степенно завозражала Марина, придерживая обернувшегося было мужа за рукав.

Но тот — быть может, так же неожиданно для себя, как и Вероника, — подхватил:

— За знакомство? А почему бы и нет?

Вероникин же муж опять ничего не сказал, а просто посмотрел на нее и полез на антресоль за бокалами.

…Окончательно сознание возвратилось к ней часа через два, когда за гостями наконец закрылась дверь и мгновенно уснули Туська с Маришкой.

Слезы полились в ту же минуту — будто ждали наготове. Ее настоящее человеческое «я», задавленное педагогическими соображениями, теперь вырвалось из-под контроля и дало себе волю. Весь стыд и неприличие этого вечера, ничем более не прикрытые, обрушились на нее и сломали. Она лежала на диване лицом вниз, раздавленная и уничтоженная, и, трясясь и захлебываясь, заливала слезами подушку.

Муж принес воды.

— Уволюсь, — сказала она, когда смогла говорить, — завтра напишу заявление. На фига эта работа! В гробу я видела! Ну как теперь Лешке в глаза смотреть?! Еще эта директриса со своим протоколом… Да реализатором на рынке в сто раз лучше… уборщицей…

— Ладно-ладно, успокойся, — похлопал по плечу муж.

От его голоса ей стало полегче. Слезы, правда, хлынули с новой силой, но это были уже слезы облегчения — и, похоже, последние. Все-таки испытания этого дня, слава Богу, подошли к концу.

Глубоко вздохнув, она начала стелить постель.

— Ничего страшного, — успокаивал муж, — чего в жизни не бывает! Сразу увольняться… Ну подумаешь, выпила! Вы ж все тоже люди. Хотя, конечно, наша Ольга Федоровна бы…

Вероника замерла с простыней в руках.

— Ты иуда, — тихо вымолвила она.

Впереди разверзлась еще одна бессонная ночь.

Глава 17

Существование суббот и воскресений издавна скрашивало многотрудные будни человечества.

Теплый домашний лучик выходных неизменно мерцал сквозь официальный холод понедельников, суетливую нервозность сред и автопилотную усталость пятниц.

И быть может, именно эти два дня в конце недели подогревали в людских сердцах надежду на личное счастье и светлое будущее.

В субботу Вероника, помимо проверки тетрадей, успела сварить суп и даже прицепить к карнизу висящую уже на трех кольцах штору в детской.

На воскресенье тоже планировалась расширенная программа. Проверив остатки сочинений, она собиралась пришить оборвавшиеся вешалки к своей и мужниной курткам и постирать хотя бы часть темных вещей. В мечтах витало, кроме того, посещение парикмахерской и отдаленно реял образ книжного рынка.

Однако не сложилось.

В воскресенье разбудила Веронику удивительная тишина в доме.

«Отключили свет», — почему-то мелькнуло в голове спросонья. Но нет: открыв глаза, она разглядела, что красный глазок телевизора горит исправно. Да и светло было уже, собственно говоря, как днем. При полном безмолвии вокруг.

«Восемь? Или уже девять?» — прикинула она. Но в этот момент безмолвие было нарушено: из детской донеслись неестественные воюще-клацающие звуки. По-видимому, Маришка с Туськой изобрели с утра какую-нибудь инопланетную игру.

Тишина, оказывается, простиралась непосредственно вокруг нее. Нигде вблизи не слышалось ни похрапывания, ни шуршания газеты, ни грохотания чайником в кухне. И нигде не было видно мужа.

Она опустила ноги, нашарила тапочки и в недоумении осмотрелась.

Часы показывали четверть десятого.

Отчего-то на ум первым делом пришел сосед Паша. Но эту мысль она сразу принципиально отвергла. Все-таки день только начинался, и хотелось верить в лучшее.

Ее муж вполне мог, например, пойти на стадион делать зарядку, как собирался уже лет десять. Или, допустим, махнуть на рыбалку. (Но с кем? Неужто все-таки с Пашей?)

Впрочем, он мог отправиться и, например, на рынок. Вот так пораньше, сюрпризом, решив не будить жену. И может быть, вот-вот вернется с тяжеленными пакетами. С картошкой, и луком, и куриными потрошками, и даже приземистой твердой «яблочной» хурмой…