Кресли Коул - Нет голода неистовей

• Название: Нет голода неистовей
• Автор: Кресли Коул
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Аннотация (не официальная)

Где-то глубоко под Парижем в катакомбах, прикованный цепями к стене, ждет своего смертного часа предводитель Ликанов — Лаклейн Макрив. Ждет смерти, которая не наступит, так как его бессмертие оказывает ему плохую услугу, заживляя раны, наносимые ему огнем преисподни, у врат которой, он томится. Лаклейн не помнит, сколько времени прошло с тех пор, как орда вампиров заточило его в этом месте, но каждый день полон жажды мести и ярости, разрывающей его сердце и распаляющей огонь, что обжигает его тело, еще сильнее.

Временами, слыша отделенные голоса и ощущая смену сезонов, он даже не надеялся ни на что, и особенно почувствовать ЕЕ. Отдаленное присутствие, слабое, но безошибочно близкое. Его Пару. Что делать узнику, словно свет во тьме, ощутившему свою половинку, ту самую женщину, которую ждал уже тысячу лет? Когда та, что он желает и жаждет так близко, способны ли цепи удержать Ликана?!

Она уникальна даже для мистичного мира. Ведь она наполовину вампир / наполовину валькирия. Эммалин Трой. Всю жизнь она жила под бдительным оком своих тетушек. Их забота включала все, вплоть до того, что ей есть, пить и с кем общаться. Все время скрывая свою сущность, в ее сознании никогда не закрадывалось даже мысли возразить их опеке из-за страха перед своей сущностью. Но жестокая судьба, как считает Эмма, решила преподнести ей еще один сюрприз. Дикого, неудержимого, властного Ликана, который, похитив ее, не намеривается впредь отпускать, даже если Возлюбленная вампир для него что-то вопиюще-невозможное. Сущность Лаклейна кричит об обладании, властности, желании к этой хрупкой, нежной вампирше. А для Эммы это кошмар наяву, ведь ранее, заключенная, словно птица в клетку, она не знала жизни в любом ее проявлении, а теперь ей придется познать и страсть, и голод, и силу обладания кем-то, перед кем она с каждым днем все слабее в своем желании.

Небольшое пояснение:

Учитывая, что Лаклейн и его подчиненные родом из Шотландии и говорят с акцентом, переводчицы попытались как-то обыграть это в речи. Потому, встречающееся слово «конешна» и многие другие слова — не является опечаткой.

---

Чувствуя, как его захлестывают сожаления, Лаклейн прижал ладонь ко лбу, но заставил себя продолжить чтение. Он нашел краткое описание тех валькирий, которые, как он знал, были непосредственно связаны с Эммой. Старейшая из них, Никс, считалась прорицательницей. Рассудительная Люсия — великолепная лучница — по слухам из-за проклятия была обречена испытывать неописуемую боль при каждом промахе.

Фьюри, их королева, жила под той же крышей, что и нежная Эмма в детстве. Сейчас валькирии подозревали, что Деместриу приковал Фьюри ко дну океана и обрек на вечность нескончаемых мук. И, исходя из собственного опыта, Лаклейн мог с уверенностью утверждать, что прямо сейчас она захлебывалась соленой водой где-то в морской пучине.

Но больше всего его встревожили записи о Регине и Аннике. Орда уничтожила весь род матери Регины. А Анника, известная как превосходный стратег и бесстрашная воительница, посвятила свою жизнь уничтожению вампиров.

Когда семья Эммы во всеуслышание заявляла о своей ненависти к вампирам, когда они праздновали каждое убийство, разве могла она не чувствовать себя чужой среди них? Внутренне не вздрагивать? Ей было всего несколько десятилетий отроду, а валькирии исчисляли свой опыт веками. К тому же в Ллоре она была той, кого называли «другой» — вне какого-либо рода. На всей планете не было никого подобного Эмме.

В этом ли заключалась причина той боли, которую он почувствовал в ней? Понимала ли ее семья разницу между Ордой и Эммой? Ему самому придется быть с этим осторожнее. Ведь он мог с яростью проклинать вампиров, совершенно не думая о ней.

Единственное хорошее, что он нашел в валькириях, так это то, что они всегда сохраняли хрупкий мир с ликанами, полагая, что «враг моего врага — мой друг».

Пока не наступало Воцарение. Когда все бессмертные Ллора вынуждены сражаться за выживание.

Эти новости были в тысячу раз лучше, чем если бы он выяснил, что ее семья принадлежит Орде. Но все же возникал целый ряд проблем.

Практически все существа Ллора имели своего рода пару, одну единственную на всю жизнь. Вампирам предназначались невесты, демонам — возлюбленные, фантомам — родственные души, а ликанам — их пары. Даже упыри никогда не покидали тех, кто заразил их.

Валькирии же не имели подобных связей.

Они черпали силу из своего ковена, но, находясь вне его, были совершенно независимы. В Ллоре утверждали, что самая желанная для них вещь — это свобода. Его собственный отец говаривал, что «никто не сможет удержать валькирию, если она захочет стать свободной». А Лаклейн собирался попробовать сделать именно это.

Удержать ее, несмотря на то, что «она, должно быть, в ужасе» от него. Ее семья даже не догадывается, что он напал на Эмму. Они только подозревают, что он прикасался к ней так, как не прикасался никто до него.

Он действительно прикасался. И снова сделает это под влиянием полной луны. Как и у всех ликанов, нашедших свою пару, в это время его потребность в ней будет невероятно сильной, а контроль над собой слабым. С незапамятных времен, если король и королева находились в Киневейне, в полнолуние — равно как и в ночь накануне, и после полнолуния — обитатели замка покидали его, чтобы монаршая чета могла, не сдерживаясь, поддаться зову луны.

Если бы только Эмма смогла почувствовать ту же потребность и настойчивую необходимость, тогда он не испугал бы ее так сильно. Лаклейн поклялся, что запрет ее где-нибудь, хотя и знал, что ничто не помешает ему добраться до нее…

Насколько же всё оказалось бы проще, если бы его пара принадлежала к клану.

Но тогда у него не было бы Эммы…

Перед закатом, постучавшись, в комнату вошли две горничные, чтобы распаковать и разложить ее одежду.

— Осторожнее с ее вещами, — вставая с кровати, велел им Лаклейн. — И не трогайте ее. — Повернувшись спиной к удивленным его приказом горничным, он, не раздвигая штор, вышел на балкон. Лаклейн смотрел на заходящее солнце, освещавшее их дом, холмы, долины и лес, который, он надеялся, Эмма со временем полюбит.

Когда солнце село, Лаклейн вернулся в комнату. Увиденная им картина, заставила его нахмуриться. Стоя в нескольких футах от кровати, горничные таращились на Эмму и перешептывались. Но он знал, что они не осмелились бы прикоснуться к ней. К тому же они были совсем юными ликаншами и, вероятно, никогда не видели вампиров.

Лаклейн как раз собирался сказать, чтобы они вышли, как Эмма открыла глаза и села на кровати тем своим плавным движением. Горничные в ужасе закричали и бросились вон из комнаты, а Эмма зашипела и отползла к изголовью.

Он знал, что все будет совсем непросто.

— Спокойно, Эмма, — направившись к ней, сказал он. — Вы испугали друг друга.

Долгое время она смотрела на дверь. Затем, быстро скользнув глазами по его лицу, побледнела и отвернулась.

— Твои раны хорошо заживают.

Эмма ничего не ответила, лишь провела кончиками пальцев по груди.

— Когда ты еще раз попьешь, они совсем затянутся, — сев рядом, Лаклейн начал закатывать рукав, но она отпрянула от него.

— Где я? — ее глаза забегали по комнате и, в конце концов, остановились на изножье кровати из красного дерева. Некоторое время она пристально рассматривала замысловатую резьбу, а затем повернулась, чтобы взглянуть на изголовье. Вырезанные там инструктированные символы удостоились такого же тщательного осмотра. Освещенная лишь разожженным огнем в камине, комната постепенно погружалась в темноту, и в сгустившихся сумерках казалось, что эти символы двигаются.

Мастера начали трудиться над этой кроватью в день рождения Лаклейна, не только для него, но и для нее тоже. Он часто лежал на том самом месте, где сейчас находилась Эмма, зачарованно рассматривая резьбу и воображая, какой будет его подруга.

— Ты в Киневейне. В безопасности. Здесь тебе ничто не угрожает.

— Ты убил их всех?

— Ага.

Эмма кивнула. Было ясно, что она довольна этим.

— Ты знаешь, почему они напали на тебя?

— Ты меня спрашиваешь? — она попыталась подняться.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — укладывая ее снова на кровать, требовательно спросил Лаклейн.

— Мне нужно позвонить домой.

— Я позвонил им прошлой ночью.

От видимого облегчения ее глаза широко распахнулись.

— Клянешься? Когда они за мной приедут?

Лаклейн был расстроен тем, что мысль покинуть его сделала Эмму такой счастливой. Но он не мог ее винить.

— Я разговаривал с Анникой и теперь знаю, кто они такие. Кто ты такая.

У нее вытянулось лицо.

— Ты сказал им, кто ты?

Когда он кивнул, Эмма отвернулась, покраснев, как он понял, от стыда. Лаклейн постарался подавить вспыхнувший в нем гнев.

— Тебе стыдно перед ними за то, что ты со мной?

— Разумеется!

Лаклейн заскрежетал зубами.

— Потому что считаешь меня животным.

— Потому что ты враг.

— Я не враждую с твоей семьей.

Эмма скептически приподняла бровь.

— Ликаны не сражались с моими тетками?

— Только в последнее Воцарение, — всего пять столетий назад.

— Ты убил кого-нибудь из них?

— Я никогда не убивал валькирий, — честно ответил Лаклейн. Но себе он признался, что, возможно, только потому, что никогда не сталкивался с ними.

Эмма задрала подбородок.

— А что насчет того, что внутри тебя? Что оно замышляет?

Глава 19

Эмму все еще била дрожь при воспоминании о том, что ей пришлось увидеть во время атаки вампиров.

Теперь, к своему сожалению, она имела четкое представление о том, как выглядел Лаклейн во время обращения. На него словно накладывалось нечеткое, мигающее изображение проектора, которое, казалось, освещало что-то дикое и свирепое, скрытое у него внутри. И это ЧТО-ТО не сводило с нее взгляда, полного обладания.

И в данный момент она находилась в Его постели.

— Эмма, то, что ты видела прошлой ночью — это не все, кто я есть, — упавшие на его лицо отблески огня воскресили в памяти недавние события. — Это лишь маленькая часть меня, и я могу ее контролировать.

— Контролировать, — она медленно кивнула. — Значит, тогда в поле и в номере отеля ты просто решил на меня напасть? Ты хотел меня задушить?

Ей вдруг показалось, что он подавил дрожь.

— Мне нужно кое-что объяснить. Тебе известно, что я был пленен Ордой, но ты не знаешь, что меня… пытали. Это повлияло на мое поведение и мышление.

Она догадывалась, что его пытали, но не представляла, как именно.

— Что они с тобой делали?

Выражение лица ликана стало настороженным.

— Я никогда не обременю тебя такими деталями. Почему ты не сказала мне, что на половину валькирия?

— А что бы это изменило? Я все еще вампир, а мои тетки — все еще твои враги.

— Это не так, — опроверг он ее слова. — Я не считаю врагами маленьких фееподобных женщин, живущих на другом континенте.