Самуил Вермель - Москва еврейская

• Название: Москва еврейская
• Автор: Самуил Вермель
• Издательство: Дом еврейской книги
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-98307=004-0

Непросто складывалась история еврейского населения российской столицы. Периоды культурного и экономического роста сменялись новыми притеснениями и вспышками антисемитизма. И все же евреи безусловно внесли ценный вклад в культурно-исторический облик нашего многонационального города. «Москва еврейская» знакомит читателя с малоизвестными материалами о евреях — жителях столицы, обширным исследованием С. Вермеля «Евреи в Москве» (публикуемым по архивной рукописи), современным путеводителем по памятным местам «еврейской» истории города и другими, не менее интересными материалами. Из них становится очевидным, сколь тесно переплетена история Москвы с историей еврейского народа.

---

Памятник стоит напротив Политехнического музея, в Большом зале которого с начала XX в. и вплоть до наших дней проводятся лекции, концерты, философские, религиозные, литературные дискуссии. В 60-е годы здесь же проходили поэтические вечера, памятные выступлениями Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского, Беллы Ахмадулиной и поэтов довоенного поколения — Павла Антокольского, Михаила Светлова. Стихи в этом известном зале звучали еще до революции.

В феврале 1916 г. в Большом зале Политехнического музея Хаим Бялик прочел лекцию «Агада и Гапаха»; здесь же он читал стихи, и москвичи впервые услышали поэта, о котором с восторгом писал А. М. Горький: «Для меня Бялик — великий поэт, редкое и совершенное воплощение духа своего народа».

Прошло четыре года, и вновь в Большом зале музея заговорили на иврите. 20 апреля 1920 г. здесь собрались на свой съезд сионисты. Вспомним, что в 1919 г. древнееврейский язык был запрещен и советские власти воспринимали сионизм как враждебное идеям революции учение. На третий день работы съезда все делегаты были арестованы и направлены в Бутырскую тюрьму. Сионисты пели «Ха-тикву» и в тюремных камерах достойно встретили первую волну репрессий. Соловецкий камень, установленный на площади перед Политехническим музеем, напоминает о миллионах людей, погибших в ГУЛАГе. Здесь, на Лубянке, были расстреляны члены ЕАК; здесь допрашивали, пытали арестованных врачей. Трагедию всех народов многонационального государства разделили московские евреи.

У берегов Яузы

С площади Ильинских ворот спустимся к Яузе, на берегу которой стоит здание Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы; во дворике библиотеки установлен памятник Раулю Валленбергу, шведскому аристократу, спасшему от нацистов тысячи евреев Венгрии. Его судьба оказалась трагической после окончания войны. Он был арестован офицерами НКВД, доставлен в Москву и погиб в сталинских застенках. Скульптурный портрет мужественного человека, «Праведника мира», передал в дар библиотеке автор — итальянский скульптор Джанпьетро Кудин.

От здания библиотеки поднимемся к Покровскому бульвару и свернем в Большой Трехсвятительский переулок, значительную часть которого занимает усадьба русского промышленника С. Т. Морозова. На фасаде двухэтажного, с широкими окнами здания, спрятанного в глубине двора, установлена мемориальная доска с текстом: «В этом доме с 1892 по 1900 год жил и работал выдающийся русский художник Исаак Ильич Левитан» и барельефным портретом живописца в обрамлении березовой ветки (автор памятника — скульптор И. Рукавишников). Современники были очарованы изысканностью, эмоциональным настроем работ Левитана. Его друг со времен ученичества Михаил Нестеров вспоминал о своем современнике: «Левитан показал нам то скромное, что таится в каждом русском пейзаже, — его душу, его очарование».

Биография И. И. Левитана была почти нензвестна его друзьям. Он родился в августе 1860 г. в местечке Кибарты Сувалкской губернии. Его дед был раввином; отец, окончив ковенское раввинское училище, работал переводчиком в местной железнодорожной компании и, мечтая дать сыновьям образование, с большой семьей приехал в Москву. Старший сын Адольф, проявивший склонность к живописи, поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества; там же стал заниматься его младший брат Исаак. Но несчастья обрушились на семью Левитанов. В 1875 г. умерла мать, через два года — отец. Только страстная любовь к живописи и внутренняя сила помогли братьям продолжить учебу. И. И. Левитан учился живописи по классу проф. А. К. Саврасова. Получив диплом преподавателя, И. И. Левитан полностью посвятил себя творческой работе, его картины сразу привлекли к себе внимание ценителей и коллекционеров живописи, и прежде всего П. М. Третьякова. Левитан был участником многих выставок и при этом всегда испытывал страх при мысли, что его могут выселить из Москвы. В 1879 г. городские власти лишали прав на жительство многих евреев, и Левитан был вынужден скрываться вблизи Звенигорода на дачах у друзей. В 1891 г., когда над Левитаном, как и многими евреями, вновь нависла угроза изгнания из города, за известного художника, чьи картины украшали залы музеев Москвы и Петербурга, вступились влиятельные лица, среди которых был великий князь Владимир Александрович. При его содействии Левитан получил звание академика живописи и право на постоянное жительство в столицах. Московский промышленник С. Т. Морозов, почитатель таланта Левитана, предоставил ему дом-мастерскую в Большом Трехсвятительском переулке. Именно в этом тихом уголке Москвы художник прожил наиболее счастливые годы жизни; его мастерскую посещали известные люди, и среди них великая княгиня Елизавета Федоровна; его картины покупали частные лица и музеи; в 1900 г. Лувр приобрел два его пейзажа. Внимание известных людей, пришедшая в конце жизни слава, радость творчества, достаток, общение с друзьями не смогли заглушить обиду за бесправие и унижение родных людей — Левитан не мог пригласить в гости сестру и племянника, ибо они как евреи не имели права даже на временное проживание в столице. С 1898 г. И. И. Левитан стал преподавать в училище, где сам в юности постигал тайны живописи. Художник жил интересами людей своего круга и в повседневной жизни был далек от национальной среды, но в праздники посещал хоральную синагогу, почитая память родителей; он общался с еврейской интеллигенцией и для Общества просвещения евреев оформил афишу благотворительного концерта. Первый биограф художника, его современник С. Вермель отметил глубокую внутреннюю связь творчества художника с национальным мироощущением: «Думается нам, что в мотивах его творчества слышится отголосок скорбной души народа. И в произведениях чувствуется та вечная грусть, та вековая тоска, которую постоянно носит еврейское сердце». Об этом же через много лет напишет К. Г. Паустовский: «Он смотрел на эту природу глазами измученного народа — и в этом отчасти лежит разгадка его обаяния».

22 июля 1900 г. И. И. Левитан скончался в этом доме во время тяжелого сердечного приступа. В этот же день в российском павильоне на Всемирной выставке в Париже выставленные картины И. И. Левитана были отмечены траурными лентами. Москвичи, его друзья (из Парижа на похороны приехал Валентин Серов) и почитатели таланта похоронили художника на еврейском Дорогомиловском кладбище; в 1938 г. останки художника и надгробный памятник с эпитафией на иврите были перенесены на Новодевичье кладбище и перезахоронены вблизи могил близких ему людей — А. Чехова и М. Нестерова.

Замок в Огородной слободе

Дом-мастерская И. И. Левитана находится вблизи Покровского бульвара, по которому можно дойти пешком или доехать на трамвае «А» до Чистых прудов (трамвай еще в дореволюционные годы получил ласковое имя «Аннушка») и завернуть в один из переулков, который ныне восстановил свое старинное имя — Огородная слобода. Примечательностью ее в начале XX в. стал особняк, напоминающий по внешнему виду европейский замок позднего средневековья: шатровые башни, ажурные балконы, декоративная отделка стен. В 1906 г. архитектор Роман Клейн построил дом-дворец для семьи известных в России чаеторговцев Высоцких, открывших в 1849 г. в Гостином дворе Москвы свое дело; в торговых рядах Китай-города появилась вывеска «Товарищество чайной торговли. В. Высоцкий и К°»; к началу XX в. фирма, имевшая отделения во всех крупных городах России, получила статус «Поставщики двора Его Императорского Высочества Великого князя Николая Михайловича». Имена богатых и щедрых благотворителей были хорошо известны в Москве, но более всего их знали и восторженно почитали в среде еврейского населения черты оседлости.

«Я жива только милостью Бога, а затем Высоцкого», — несколько раз повторяла героиня рассказа Шолом-Алейхема, ибо многих бедняков еврейских местечек Высоцкие обеспечивали работой. Вульф Высоцкий был приверженцем движения «Ховевей-Цион» («Любящие Сион») и при жизни много жертвовал на создание учебных заведений, как в России, так и в Эрец-Исраэль. Глава фирмы, представитель второго поколения чаеторговцев Давид Высоцкий отличался гостеприимством; в его доме бывали многие известные люди. Дружеские отношения связывали их семью и художника Л. О. Пастернака, написавшего несколько семейных портретов Высоцких. Л. О. Пастернак, будучи преподавателем Московского училища живописи, ваяния и зодчества (с 1894 г.), жил рядом, на Мясницкой, в казенной квартире. Взаимная приязнь родителей передалась детям; старший сын художника, Борис Пастернак, постоянно посещал дом Высоцких: он давал уроки старшей дочери хозяина Иде и пережил первое сильное чувство к своей ученице, о чем вспомнит через много лет в «Охранной грамоте». Дом-замок в Огородной слободе был для будущего поэта притягательным и любимым, и, когда его любимая уехала в Англию, он написал ей письмо, которое так и не решился отправить: «Моя родная Ида! Ведь ничего не изменилось от того, что я не трогал твоего имени в течение месяца? Ты знаешь, ты владеешь стольким во мне, что, даже когда мне нужно сообщить что-то важное некоторым близким людям, я не мог этого только потому, что ты во мне как-то странно требовала этого для себя… Я сейчас вернулся от вас. Весь стол в розах, остроты, и смех, и темнота, к концу — иллюминированное мороженое, как сказочные домики плавали во мраке мимо черно-синих пролетов в сад». Впечатления об изысканной роскоши в доме своей возлюбленной, цветах, музыке молодой поэт выразит в поэтическом этюде «Сумерки — словно оруженосцы роз…».