О'Санчес - Пенталогия «Хвак»

• Название: Пенталогия «Хвак»
• Автор: О'Санчес
• Жанр: Фэнтези

От Автора:

Здесь, в этом файле, я выложил всю пенталогию «ХВАК», все одиннадцать произведений цикла, именно в авторском порядке чтения. В свое время я написал первую вещь цикла — это коротенькая «Прелюдия к Хваку», и почти сразу же, вслед за нею, как бы эпилог к еще не созданной эпопее — это «Постхвакум». И между ними уже разместились пять романов и четыре перепутья. Получилось сродни тому, как строится музыка в джазовых композициях по заданной теме. Я знавал читателей, которые «проглатывали» всю пенталогию за вечер, за два, но… Каждый, конечно, волен поступать по своему усмотрению, тем не менее, лучше бы читателям не спешить: роман огромен, мир в нем описанный, тоже очень велик, вдобавок, соприкасается с «Нечистями», «Я люблю время», «Осенняя охота с Мурманом и Аленушкой» и неторопливый читатель узнает гораздо больше, увидит гораздо ярче, поймет гораздо глубже, потому что роман я писал не на заказ и не для денег, в полную силу, именно в расчете на взыскательного и думающего читателя. Кстати, добавлю: книжный вариант романа слегка отличается от этого, который перед вами, ибо я не поленился, не пожалел времени и более трех месяцев вычитывал написанное, подправлял, выпалывал ошибки и опечатки, отшлифовывал… не трогая, разумеется, сюжетных линий. Большинство не заметит никакой разницы, но она есть. Файл огромен, однако здесь же, в разделе, он разбит на одиннадцать файлов поменьше, все последние правки внесены и туда. Всех желающих почитать — милости прошу.

P.S. В романе «Я люблю время» есть короткий эпизод знакомства Зиэля, Лина и маленького охи-охи Гвоздика. Я намеренно написал его чуть иными красками, нежели в «Воспитан рыцарем», как бы с другой точки обзора… Но без противоречий.

Последняя по времени авторская правка произведений цикла 18.07.12

---

— Не хочу здесь.

Зиэль молча и пристально вглядывался в плачущего Лина, ничего не понять было по его неподвижному темному лицу. Затем он повернулся и подошел к сидящему в ожидании старшине гладиаторского цеха.

— Отменяется, брат. Извини.

Старшина легко поднялся, словно бы ждал именно этого сообщения, и, ни слова не говоря, повернулся спиной к Зиэлю. Миг, другой — и нет его, скрылся за дверью, в темноте коридора. Еще через несколько мгновений из казармы выскочили четверо слуг, все рабы, ни одного свободного. Из оружия при них — только дубинки. От старшего торопливый поклон в сторону Зиэля:

— Господин Рохо просит вас очистить помещение и сделать это незамедлительно…

Зиэль даже не шелохнулся в ответ, только по рукоятке секиры от ногтей щелчки посыпались.

— Просит с уважением.

— А, другое дело. Гм… Передайте ему… Он прав — а я нет. Пойдем, Лин. — Зиэль выгреб из кармана горсть серебра и меди, швырнул ее в пыль. У слуг загорелись глаза, но — выучка! — покуда воин и мальчик не вышли за ворота, отделяющие двор казармы от вольной улицы, никто из них даже не нагнулся за деньгами… Что там было дальше, кто и как делил, кому сколько досталось — Лин и не узнал никогда: ворота закрылись.

— Хорошо сходили… Может, ты и воином быть раздумал? У?

— Не знаю.

— А кто знает? Ты, вот что… прежде чем мы на Сивку взгромоздимся… задери подол рубашки да вытри грязь с лица! Зареван, как девчонка, смотреть противно.

Лин поспешно выполнил приказание. Ему и стыдно было за свою слабость, но одновременно и несказанно полегчало на душе: оказывается, не хотел он быть гладиатором, это точно.

— То-то Суня обрадуется, своего женишка нежданно-негаданно увидав… Слушай, Лин… Давно собирался спросить… Как тебе это удалось? Ну… С той рожей, в первый день… Когда фокусники?..

Несмотря на невнятный вопрос, Лин мгновенно понял, о чем его Зиэль спрашивает. Понял и удивился. Да, это было в первый день их приезда, когда они спускались от ратуши вниз, в поисках трактира.

Уличные потешники прямо на улице, среди бела дня, устроили представление, а нечастые прохожие, не все, но самые сердобольные и щедрые, бросали в их сторону монетки, не заботясь о том, что деньги могут закатиться невесть куда и потеряться где-нибудь в канаве. И, насколько Лин мог видеть, ни одной денежке спрятаться от выступающих не удалось. Один из них, маг в остроконечном колпаке, заиграл на дудочке, но из раструба ее, вместе со звуками выдулся зыбкий фиолетовый пузырь, который рос, рос и постепенно превратился в огромную полупрозрачную рожу…

«Сейчас рожа подмигнет», — почему-то понял Лин, и точно: пучеглазая рожа поглядела прямехонько на него и приспустила на несколько мгновений левое веко. Зиэль отставил в сторону руку и пошевелил пальцами, словно бы посолил деньгами дорожную брусчатку… Дудочка взвизгнула и умолкла, пузырь лопнул, а все пятеро потешников бросились чуть ли не под ноги Сивке, собирать медь и мелкое серебро…

— Я разве? Ты им деньги бросил, вот он и перестал играть, я ни при чем.

— Гм… Слушай ухом, а не задницей, я еще не договорил. Голова мигнула, и мигнуть ее заставил ты. Как тебе это удалось, она же фантом?

— Что — она?..

— Призрак, пых, морок, нежить… Ты заставил мигнуть неживой морок. Как это у тебя получилось?

Лин был поражен, ему и в голову не приходило, что…

— Я… не знаю… Я не знал… Я подумал: вот она подмигнет сейчас, она и подмигнула… Я не знал, что это я ее заставил…

— Хм… И не врешь ведь. У-гу-у… Так… так… Ну… тогда прямой путь тебе в послушники какой-нибудь монашеской общины… Будешь служить богам, будешь бороться со злом, жаркими молитвами и тайными заклятьями… К Умане мы обращаться не станем, — я ее не люблю, а она тебя… Вообще говоря, я никого из них не люблю, но Уману особенно. Ее и эту… Верховную… Но зато у нее храм здоровенный, туда самые частые и обильные пожертвования попадают, всегда сыт будешь… Решено: поедем к храму Земли. Или ты опять против?

Лина аж в пот бросило от стыда за свою трусость и недавние слезы, и он молча покрутил головой.

Зиэлю было этого не видно, все же он и так догадался, что за спиной не возражают…

Однако из храма Земли их выперли еще быстрее, чем из гладиаторской школы, стоило только служителям божества узреть охи-охи на руках у будущего послушника.

— С животными не берем. А если человек от него откажется, только чтобы в храм поступить, то нам такое вероломное сокровище тем более не надобно! Поклон вам — и в добрый путь!

Один из старших жрецов, согласившийся выйти к просителям, сопроводил свои слова энергичным поклоном и указал рукой на дорогу.

Зиэль перегнулся с седла, ухватил за горло тощего старца и выпрямился, вознеся того на уровень глаз. Жрец висел в воздухе, удерживаемый на весу одною рукой могучего воина, и даже не делал попыток вырваться, хотя давалось ему это с большим трудом: руки и ноги его мелко дрожали. Жрец задыхался, но взгляда от Зиэля не отводил, страха не выказывал.

— Говоришь ты дельно и вполне учтиво, поп, но слишком дерзким тоном. Смирению монашескому тебе — еще учиться и учиться.

Зиэль разжал пальцы, и жрец рухнул на дорогу, в густую пыль. Старику было больно, и он выдал это единственным стоном, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы подняться с земли, встать на колени и благословить спины удаляющихся путников движением ладони.

— Ну, и что теперь делать?.. — Зиэль задал вопрос и ничего не услышал в ответ, даже Гвоздик перестал пищать, притаился на руках у смущенного и растерянного Лина. — Одно точно знаю, — продолжил Зиэль, — еще пять долгих лет, до твоего совершеннолетия, я с тобой валандаться не намерен, у меня своя жизнь, свои виды на нее.

— Я понимаю, Зиэль. Прости меня, пожалуйста.

— За что тебя прощать, за возраст? Меня бы кто извинил: не ввяжись я тогда ночью спорить с нафами из-за тебя — был бы уже неделю как свободен. Даже куда больше, чем неделю… Может, к Тоху в трактир тебя пристроить? Служкой? Может быть, даже на жаловании? Дело знакомое, легко обвыкнешься? У? Не хочешь?

Лин молча помотал головой, и опять Зиэлю на понадобилось оборачиваться, чтобы понять ответ.

— Но заставить подмигнуть морок… Ты вообще ничего не знаешь о своих родителях? Ни намека, ни знака, ни обмолвки? Нет? Жалко… Вот что я думаю… Лин? Спишь, что ли?

— Нет, я слушаю, я не сплю!

Что-то в словах Зиэля… или в интонациях… что-то вдруг породило надежду… словно бы тонкий солнечный лучик пробился сквозь сплошные зимние тучи… Если бы Лин был постарше и поученее, он бы назвал это предчувствием, а сейчас — просто сердце как бы чуточку разжалось… И Гвоздик засопел, заворочался, устраиваясь поуютнее…

— Вот что я думаю, — повторил Зиэль. — Сегодня я допью, догуляю, девкам-то до завтрашнего заплачено… Завтра пойду в управу, прояснять с повытчиками скопившиеся мелкие недоразумения, суну в лапу кому надо — и за день утолчем все дела… А послезавтра — в путь, нечего нам в Шихане штаны просиживать. Я двинусь на юг, в сторону границы, к владениям маркизов Короны, там тоже есть приятные селения, а по пути заедем к одному моему старинному приятелю, отшельнику. Именно, вот это — хорошая мысль. Ученый муж, книжник, чародей, все дела… Думаю, обидно будет, если помрет по возрасту и никому накопленное не передаст. А тут мы ему ученика подсунем! Ему хорошо, тебе хорошо, и мне свободно. Как тебе моя затея?

Слова Зиэля Лину понравились, предчувствие продолжало невнятно подсказывать ему, что это предложение — лучшее из всех.

— А вдруг и он не захочет?

— Захочет, захочет, не беспокойся. Только не в том смысле, что… Он человек нормальный, не думай… Просто он мне кое-чем обязан по праву стариннейшего знакомства, и ему будет совестно отказать мне, когда я прямо его попрошу оказать услугу.

— Он старый, да?

— Ну… С кем сравнивать… Лет под двести ему, но выглядит вполне бодро. Живет он отшельником, однако служанку держит. Да, всегда рядом с его уединенным логовом служанка живет, постирать, сварить… И всегда в соку служанки, старух не бывает… Сам увидишь. Поехали, что ли? Как ты?

— Зиэль… Ты… Я… спасибо тебе…

— Ты носом-то не хлюпай, ты внятно скажи: согласен?

— Согласен.

— Тогда в трактир, и отдохнем. Погоди… Только в лавку вон в ту завернем, мне нужно бусы какие-нибудь купить, а еще браслетик, чтобы той и другой неодинаковое дарить: бабы такие ревнивые друг к другу, такие завистливые… Вырастешь — сам узнаешь.

И снова дорога.

На прощание Суня и тетушка Тоша с ног до головы переодели смущенного Лина в обновки, и все — в подарок! Очень уж им обеим Лин понравился: дети на постоялых дворах — не частый случай, Тош с Тохой сыновей давно вырастили, да сами одни и остались… Племянница им, скорее, в отраду, чем в помощь… Лин скромный мальчик, с достоинством, неиспорченный, приветливый… А Суне еще рано детей рожать, сначала следует замуж выйти.