О'Санчес - Пенталогия «Хвак»

• Название: Пенталогия «Хвак»
• Автор: О'Санчес
• Жанр: Фэнтези

От Автора:

Здесь, в этом файле, я выложил всю пенталогию «ХВАК», все одиннадцать произведений цикла, именно в авторском порядке чтения. В свое время я написал первую вещь цикла — это коротенькая «Прелюдия к Хваку», и почти сразу же, вслед за нею, как бы эпилог к еще не созданной эпопее — это «Постхвакум». И между ними уже разместились пять романов и четыре перепутья. Получилось сродни тому, как строится музыка в джазовых композициях по заданной теме. Я знавал читателей, которые «проглатывали» всю пенталогию за вечер, за два, но… Каждый, конечно, волен поступать по своему усмотрению, тем не менее, лучше бы читателям не спешить: роман огромен, мир в нем описанный, тоже очень велик, вдобавок, соприкасается с «Нечистями», «Я люблю время», «Осенняя охота с Мурманом и Аленушкой» и неторопливый читатель узнает гораздо больше, увидит гораздо ярче, поймет гораздо глубже, потому что роман я писал не на заказ и не для денег, в полную силу, именно в расчете на взыскательного и думающего читателя. Кстати, добавлю: книжный вариант романа слегка отличается от этого, который перед вами, ибо я не поленился, не пожалел времени и более трех месяцев вычитывал написанное, подправлял, выпалывал ошибки и опечатки, отшлифовывал… не трогая, разумеется, сюжетных линий. Большинство не заметит никакой разницы, но она есть. Файл огромен, однако здесь же, в разделе, он разбит на одиннадцать файлов поменьше, все последние правки внесены и туда. Всех желающих почитать — милости прошу.

P.S. В романе «Я люблю время» есть короткий эпизод знакомства Зиэля, Лина и маленького охи-охи Гвоздика. Я намеренно написал его чуть иными красками, нежели в «Воспитан рыцарем», как бы с другой точки обзора… Но без противоречий.

Последняя по времени авторская правка произведений цикла 18.07.12

---

— Угу. Не худо бы.

— Так тогда проковыряй уши, — там небось вода налита, сто раз тебе повторять! Вот рыба, вот мясо, вон — похлебка в горшке, должно быть еще теплая. Хлеб. Ешь, да пойдем наверх, а то я что-то… Вздремну, пожалуй… Как сходили? Церапки бери, хорошие, провяленные как надо… Впрочем, я смотрю, ты не охотник до церапок…

Лин действительно не любил острых приправ, а церапки обильно перцем сдобрены. Зал почти пуст: часть посетителей во время драки покинула трактир, многие — разбежались кто куда, поняв, что вот-вот в трактир нагрянут стражники… «Самородок» — это такой постоялый двор, где каждый может найти себе приют, не опасаясь лишних расспросов о житье-бытье. Нет никому никакой разницы — монах ли ты, собирающий подаяния во славу одного из богов, беглый ли каторжник, вольный ли золотоискатель. Да и как их иной раз отличить? Убей Зиэль старателей из городской золотопромышленной гильдии — не миновать бы ему неприятностей: затаскали бы по розыскам да судебным тяжбам, со штрафами да возмещениями, но сцепился он с ватагой «диких» золотоискателей, мало чем отличающихся от разбойников с большой дороги — и обошлось. Улеглись трактирные бури, до самого вечера теперь — мирная тишина. Трактирщик Тох лишился, правда, нескольких посетителей, но и он не в накладе: все, что было в карманах, кошелях, да поясах покойников — все трактирщику отошло, в виде возмещения за испытанные неприятности. По крайней мере, по его лоснящейся зверовидной роже вовсе не заметно, что он огорчен и раздражен случившимся.

— Много снял?

— Что? Что вы спросили, господин?

— Печенья парнишке принеси, видишь — кончилось. Металла, говорю, много у тех троих набралось?

Трактирщик крякнул неопределенно, однако улыбнулся:

— А… Какие нынче прибытки от приискового-то отребья… пыль одна.

— Да? Вон как? Ну, тогда поищи, пошарь по полу: один из этих… ну… безухий, старший из них, все самородком хвастался, чуть ли ни с мой кулак размером. Наверное, обронил.

— Кулак… Добро бы с перепелиное яйцо. Там кварца больше, чем золота.

— Ага, все-таки нашел. Крупные же у вас в Шихане перепела. Что за рожи новые? — Зиэль ткнул обгладываемой костью в сторону трактирных служек.

— Нанял до послезавтра в «Соленых ключиках», мои девки не могут до положенной поры, покойники обидятся, а остальным парням — не управиться, хозяйство-то немалое.

— Покойники — незлобивый народ, но не спорю. Оно и к лучшему на сегодня. По букве закона — когда праздник заканчивается, в полночь?

— Точно так, ровно в полночь, как оповещение с ратуши пробьют.

— Вот, братец… Ты уж к этому долгожданному знаку подготовься… Чтобы зря время не проходило. Ну, ты понял.

— Так уже все готово. И вчера было бы, кабы не праздник. Что, молодой господин, может, еще печеньица?

— Благодарствую, сыт. — Лин, беря пример с Зиэля, наклонил голову в сторону трактирщика, отер салфеткой нож от остатков жира и сунул его за пояс, в ножны. А крошки собрал на ладонь — и в рот.

— Тох, я пойду вздремну… Только Сивку проведаю, и… Поближе к закату — разбуди. Кашки на молоке приготовь. Что-то кашки мне захотелось, а то вечером опять все острое будет… Лин, вот эти вот ошметки и огрызки мясные…

— Я уже взял! — Лин показал салфетку, с завернутым в нее угощением для Гвоздика.

— Тогда пошли. Не храпеть, не лаять, не визжать, песен не петь. Будете играть — играйте тихо. Тох!

— Да, господин!

— Ключи от господского сортира. Караулить возле — не надо, я их потом там же, на крючке оставлю. После каши — чтоб лохань была с горячей водой, помоюсь. Боги! Насколько все-таки слаще мирно в тылу отдыхать, чем вшей кормить на позициях да в атаки бегать!..

Гвоздик торопливо облизал мальчика и теперь увлеченно жрал, время от времени с благодарностью поглядывая на своего друга и спасителя. Вошел Зиэль, грохоча сапогами из нафьих шкур, позвенел смертоносным железом, разделся до холщовых порток и уже фырчал, поудобнее устраиваясь у себя на постели. Как захрапит — можно будет и петь, и лаять, и на голове ходить: несмотря на грозные предупреждения, Зиэль не проснется… Пока не разбудят, или пока опасности не ощутит… А ее он чует лучше, чем Лин и Гвоздик вместе взятые…

— Хозяин!!! — Зиэль вдруг сел в кровати, дернул рукой за шнур с колокольчиком над ложем, шнур оборвался. Свирепо ругаясь, Зиэль пошарил рукой по лавке и запустил кинжалом в дверь. — Хозяин!

Быстрый топот — дверь осторожно приоткрылась — трактирщик на лету поймал обрывок веревки, умудрившись при этом и поклониться.

— Чуть не забыл! Музыкантов смени. Мне этот дудеж и пилеж по печенки надоел. Чтобы самые лучшие к ночи были, чтобы и песни, и танцы — маслицем по сердцу, а не битым стеклом по заднице. Понял?

Трактирщик посмотрел на кинжал, глубоко засевший в дубовой двери, с уважением потрогал его пальцем.

— Будет сделано. Я еще с утра договорился, самые что ни на есть лучшие собраны, какие только известны в окрестных кабаках!

ГЛАВА 4

В Империи — праздник празднику рознь. В иные торжественные дни можно только молиться, да совершать добрые поступки, да приносить богатые жертвы на алтарь Матушки-Земли, как, например, в Светлый День Ея Пробуждения, а в иные — можно работать, но нельзя пить хмельное; а бывает — все вроде бы можно, но только в темное время, до утренней зари и от вечерней…. Есть ограничения и в Городской День, самый почитаемый из местных праздников, но они заканчиваются ровно в полночь.

К сумеркам Зиэль проснулся, вместе с Лином они похлебали жиденькой кашки на молоке, поболтали — Зиэль поболтал — с трактирщиком Тохом, на всякие разные бытовые случаи, совершенно Лину не любопытные…

По углам трактира, на лавках, с десяток посетителей, вялые, тихие, словно бы равнодушные к окружающему миру, но это их безразличие — напускное: все они ждут, когда продолжится веселый пир с бесплатным угощением, когда воин Зиэль прикажет начинать и позовет…

А пир будет, а Зиэль позовет: вон как очаг жар дает, на нем почти с полудня вертел крутят, праздничную дичь жарят.

— Давай, поднимай огни, начнем помаленьку.

Трактирщик мигнул слугам, и те резво побежали вдоль стен, возжигать светильники. Только что трактирный зал дремал в уютной полутьме — и вот уже светло как днем! Музыканты, пришедшие на замену вчерашним, — все уже сытые, но пока еще абсолютно трезвые, — грянули «Далекую лодочку» и Лин застыл в восхищении: вот, оказывается, какою может быть музыка. Он и раньше любил эту чудную песню без слов, но в таком исполнении… Лину немедленно захотелось стать музыкантом, еще больше, чем воином, тем более что за последние два дня он этих воинов насмотрелся вблизи и…

— Ты наелся этой жалкой кашицей?

— Да… но еще могу. Лучше чего-нибудь другого…

— Хозяин! Не томи… Неужто еще не готово? Я же по запаху чую — дошел кабанчик!

— Дошел, дошел, ваша правда, сиятельный господин Зиэль. Но мой рецепт требует окатить дичь — а ведь это дичь, не просто домашний боров, — тремя густыми водами на диких травах и каждый окаток осушить над раскаленными углями. Это для корочки, для тройной корочки, без которой мой кабанчик — ничто, прах, мой позор… хотя и все равно вкуснее будет, чем у кого бы то ни было… Утолите жажду вот этим вот розовым вином с ледничка: «Закатное» — и не успеет ваш кубок опустеть…

Зиэль глубоко-преглубоко втянул в себя воздух сквозь трепещущие ноздри, выпустил его через жаркий оскаленный рот и покорился…

— Ладно, жду. Всем имперского! Всех к столу! Вина, яства, лакомства — для моих гостей, да побольше! Но кабанчика — чур, только мне для начала! Мне и моему юному спутнику! Что после нас останется — отдам народу! Эх, все для народа, гуляем!

Глазом моргнуть — полон стол пирующих гостей, словно волшебством их надуло!

Перед каждым гостем положили новенькую деревянную доску-подставку, круглую, с небольшим охранным валиком по краю, чтобы горячий жир и соус с нее не стекали; всем дубовые, а перед Зиэлем — особо почетную, черного дерева, с узорами.

Наконец, двое слуг принесли, тяжело семеня, целиком зажаренную на вертеле тушу кабанчика, как есть, с вертелом: жир все еще шипел на коричневых боках и падал прямо на каменные плиты трактирного пола. Без этого «выхода» с «представлением» роскошнейшее блюдо было бы всего лишь едой, а с ним — считалось произведением искусства.

— Хо! Отлично! Эй, с факелами, сюда встань. Нет, действительно красиво. Я считаю, что даже легкая подгорелость по краешкам… Ну-ка, развернулись… Огня еще поднесите, ты, поближе подойди… и отодвинься, пентюх, не видно. Вот… Ах, красавец!.. Нет, нет, то, что надо, не извиняйся, Тох, жар есть жар, это так и должно быть, с угольками, даже у Его Величества Императора, а я бывал за его пиршественным столом… За походным, правда… Ну, хватит же, разбойник, вели накладывать!