Женевьева Брюнель-Лобришон - Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

• Название: Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков
• Автор: Женевьева Брюнель-Лобришон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Культурология
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02477-Х

Трубадуры — певцы Любви и Прекрасной Дамы — создали не только замечательную поэтическую культуру, но и своеобразную культуру любви, возвысили любовное переживание до степени искусства. Главной темой, содержанием и сутью поэзии трубадуров является любовь к Даме, любовь, которую принято называть «куртуазной». Книга Женевьевы Брюнель-Лобришон и Клоди Дюамель-Амадо дает основание для размышлений на самые разные темы, так или иначе связанные с трубадурами и их эпохой: «трубадуры и катары», «трубадуры и Церковь», «куртуазия и служение»…

Для более полного представления «повседневной жизни во времена трубадуров XII–XIII веков» книга дополнена переводами из староокситанской поэзии.

---

ПТ, с. 116–117

Раймбаут де Вакейрас * * *

Начало мая,
Певуний стая,
Зеленый бук,
Лист иван-чая —
Но, увядая,
Цветенью края
Ваш, Дама, друг
Не рад, мечтая
Спастись от мук,
Услышав, злая,
От вас хоть звук,
Вы ж — как немая.
Как рая,
Желая
Близ вас
Быть, о благая, —
Лжеца я,
Ристая,
Сбил в грязь
Как негодяя.
Пред Богом стоя,
Молю его я,
Любовь чтоб спас
Он от разбоя,
Ревнивца злое
Дело расстроя.
Нет вовсе нас,
Коль нас не двое,
Ибо без вас
Ни то ни се я;
Сияньем глаз
Не удостоя,
Какое
Былое
Мне вы
Вручили б! Но и
Средь боя
Пустое —
В любви
Искать покоя.

Как получу я
Ту, в ком впустую
До этих пор
Счастья взыскую?
Ведь вхолостую
О поцелуе
Грезить — позор!
Напропалую,
С бою ваш двор
Все ж не возьму я:
Губит ваш взор
Все подчистую.
Не всуе
Нагую
Вас зреть
Я б стал, ликуя;
Другую,
Не лгу я,
Иметь
И не могу я.

Вместо привета —
Горечь запрета.
Бель-Кавальер,
Прошу ответа:
Чистая это
Разве монета,
Коль лицемер,
Щеголей света
Ставя в пример,
Множит клеветы,
Взяв столько мер
Скрыть суть предмета?
О, где-то
Те лета!
Жду я,
Жертва навета,
Совета;
Без света
Жизнь вся
В траур одета.

Сравнить бы надо
Сверканье взгляда
На Беатрис
С цветеньем сада!
Мне мука ада —
Ваша досада.
В вас все сюрприз
И все отрада,
Любой каприз —
Мне лишь привада,
Когда я близ
Такого клада.
Награда
Вне ряда —
Сердца
Вашего склада.
Измлада
Услада
Певца —
Поиски лада.

Кто, к вам лишь идя,
Близ вас лишь сидя,
Мог в смертный грех
Не впасть при виде
Вас — тот в Аиде,
Вас ненавидя,
Сгинет. В успех
Верю я, видя
Радость утех
В каждом флюиде:
Вы лучше всех —
Я рад планиде!
Предвидя
Бесстыдье,
Служу,
Как тот Эниде,
Но, выйдя
В обиде,
Скажу
Стоп эстампиде.

ПТ, с. 147–149

Пейре Видаль

Мне петь от тоски невмочь,
Ибо недужен мой граф.
Король зато жив и здрав
И столь до лесея охоч,
Что новую я сложу:
С ней в Арагон отряжу
Гильема, и Бласко тоже,
Их вкусы в музыке схожи.

Никто певца не порочь
За то, что, все потеряв,
Желает он не забав,
Но песней скорбь оболочь;
Признаньем я дорожу
Той, по которой тужу,
Она же со мной все строже,
Как тяжки разлуки, Боже!

Ею забыт, я точь-в-точь
Как тот, кого оболгав,
Лишили чести и прав;
Что толку в ступе толочь
Воду, — позор заслужу
Покорством, но так скажу:
Почтенней еврей, похоже,
Чем тот, кто проник к ней все же.

Мне страсть не может помочь:
Там чист золотой расплав,
Где жарки угли, — но нрав
Той, что меня гонит прочь,
Чем я верней ей служу,
Тем тверже, — и вот хожу
К другой, чей прием дороже
Мне поклоненья вельможи.

Трон радости я не прочь
Принять: я стал величав,
Как император, начав
Любить комторову дочь;
Снурки Раймбауды свяжу
В один: в Пуатье и Анжу
Властвовал Ричард, и что же —
С ним были дамы построже.

Готов я, таясь обочь
Дорог, быть целью облав,
Чтоб пастухи, закричав:
«Волк!» — стали гнать меня в ночь;
Я счастлив, когда брожу
По лесу и нахожу
В траве, а не в замке ложе
И снег примерзает к коже.
Кой с кем, Цимбелин, дружу
Я ради вас, но скажу:
Дружить — не одно и то же,
Что стынуть в любовной дрожи.

Волчице принадлежу,
И если еще кружу,
То знаю: раньше иль позже —
Натянуты будут вожжи.

ПТ, с. 157–158

Кастеллоза * * *

Зачем пою? Встает за песней вслед
Любовный бред,
Томит бесплодный зной
Мечты больной,
Лишь муки умножая.
Удел и так мой зол,
Судьбины произвол
Меня и так извел…
Нет! Извелась сама я.

А вы, мой друг, плохой вы сердцевед,
Любви примет,
Сдружившейся со мной
Тоски немой
Во мне не замечая.
Всеобщий же глагол
Вас бессердечным счел:
Хоть бы приветил, мол,
Несчастной сострадая.

Но я верна вам до скончанья лет
И чту обет
(Хоть данный мной одной!),
Свой долг святой
Безропотно свершая.
Вас древний род возвел
На знатности престол,
Мою ж любовь отмел, —
Для вас не столь знатна я.

Вы для меня затмили целый свет, —
Отказа нет
Для вас ни в чем от той,
Кто день-деньской
Все ждет, изнемогая,
Чтоб ожил тихий дол
И вестник ваш прибрел
Иль пыль клубами взмел
Скакун ваш, подлетая.

Украв перчатку, милый мне предмет,
У вас, мой свет,
Но потеряв покой,
Своей рукой
Ее вам отдала я, —
Хоть грех мой не тяжел,
Но он бы вас подвел,
Коль ревности укол
Не стерпит… та, другая…
Гласят замёты стольких зим и лет:
Совсем не след,
Чтоб к донне сам герой
Ходил с мольбой.
Коль, время выжидая,
Сперва бы сети сплел,
С ума бы донну свел,
То в плен не он бы шел —
Спесивица младая!

Ты б к Самой Лучшей шел
И песню спел, посол,
Как некто предпочел
Мне ту, с кем не чета я.

Друг Славы! Мир не гол
Для тех, кто зло из зол —
В вас холодность обрел,
Но страстью расцветая!

БВЛ, с. 115–116

Аймерик де Пегильян * * *

В моей любви — поэзии исток,
Чтоб песни петь, любовь важнее знанья, —
Через любовь я все постигнуть мог,
Но дорогой ценой — ценой страданья.
Предательски улыбкой растревожа,
Влекла меня любовь, лишь муки множа.
Сулили мне уста свое тепло,
Что на сердце мне холодом легло.

Хоть жалость и не ставится в упрек,
Но не могу сдержать свое роптанье:
Ведь не любя жалеть — какой тут прок?
Чем медленней, тем горше расставанье.
Нет, в жалости искать утех негоже,
Когда любовь готовит смерти ложе.
Так убивай, любовь, куда ни шло,
Но не тяни — уж это слишком зло!

Смерть жестокá, но более жесток
Удел того, кто жив без упованья.
Как грустно брать воздержности урок
Из милых уст, расцветших для лобзанья!
За счастья миг я все бы отдал, боже, —
Чтоб жизнь опять на жизнь была похожа
(Лишь сердце бы сомнение не жгло,
Что пошутить ей в голову пришло).

Меня в беду не Донны нрав вовлек, —
Сам виноват! Я сам храню молчанье,
Как будто бы, дав гордости зарок,
О днях былых прогнал воспоминанье.
Меж тем любовь одна мне в сердце вхожа,
В нем помыслы другие уничтожа.
Безумен я — немею, как назло,
Когда молчать до боли тяжело!

Она добра, и дух ее высок,
Я не видал прекраснее созданья,
И прочих донн блистательный кружок
С ней выдержать не в силах состязанья.
Она умна не меньше, чем пригожа,
Но не поймет меня по вздохам все же, —
Так что ж тогда узнать бы помогло,
Как властно к ней мне душу повлекло?

Но я судьбой еще наказан строже,
С той разлучен, что мне всего дороже.
Ах, и в тоске мне стало бы светло,
Лишь бы взглянуть на светлое чело!

И в Арагон шлю эту песню тоже.
Король, вы мне опора и надежа,
Да ваших дел столь выросло число,
Что в песню бы вместиться не могло!

БВЛ, с. 148–149