Павел Вяземский - Письма и записки Оммер де Гелль

• Название: Письма и записки Оммер де Гелль
• Автор: Павел Вяземский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01336-6

«Письма и записки Оммер де Гелль», якобы принадлежащие французской писательнице Адель Омер де Гедль (1817–1871), «перевод» которых был впервые опубликован в 1933 году, в действительности являются весьма умелой и не лишённой живого интереса литературной мистификацией сына поэта, критика и мемуариста кн. П.А.Вяземского Павла Петровича Вяземского (1820–1888), известного историка литературы и археографа. В записках наряду с описанием кавказских и крымских впечатлений французской путешественницы упоминается имя М.Ю.Лермонтова, что и придавало им характер скандальной сенсационности, развеянной советскими исследователями в середине 30-х годов нашего века.

(Из аннотации к изданию)

---

№ 126

Ноябрь 1840 года

…Он был раздражен дурным обращением, которое претерпевала от меня моя горничная. Также он был недоволен постоянным передвижением, которое, со времени моего приезда нарушало его сладостный покой. Дошло до того, что он обвинял меня в бегании с разными людьми по ресторанам и меблированным комнатам. Я упоминала об этом в одном из моих путешествий, недавно изданном. Его дерзость доходила до того, что он упоминал даже об английских капотах. Он хотел ухаживать за мною, этот дурак, а между тем не имел средств удовлетворить ни жену свою, ни любовницу. Эта женщина вознаграждала себя с Антуаном, которому высказывала все свои жалобы. Я уступила ей угол комнаты, потому что сама почти весь день оставалась на воздухе, а мой муж по целым дням делал свои исследования. Один раз он отсутствовал даже в продолжение недели. Слава богу, мой муж ничего не знал о его мерзостях и гадостях. В одной маленькой и жалкой марсельской газете говорилось о моих свиданиях: с князем, который приезжал повидаться со мною, с управляющим, приехавшим в то же время переговорить по делу относительно моих бриллиантов, а также упоминалось о храбром казаке, которого называли моим любовником, и о моих оргиях с мисс Сквейрс. Эта последняя от своего и моего имени велела его арестовать и выслать во Францию, с запрещением вновь возвращаться в Россию. Бесстыдные газеты были заарестованы у него прежде, чем он успел их разослать, и сожжены официально. Одним словом, это был большой скандал, к счастию замятый, благодаря энергии и ловкости англичанки.

№ 127. ПОЛИНЕ ДЕЛОЖ

Январь 1841 года

Напиши мне, что ты знаешь об отеле Кастелан, в улице Сент-Оноре. Говорят, что в нем устроилась дамская академия. Собрались в аванзале, перед театральной залой; завтрак был великолепен. Потребовали деканшу; никто не отозвался. Потребовали самую молодую; явилась дочь графа, вышедшая замуж за маркиза Кондати. Браво! Запиши меня в члены. Я напишу Тюфякину, чтоб он внес деньги за пожизненный билет. Надеюсь, что не откажут. Вам деньги нужны. Я к тебе пишу, зная вперед, что ты участвуешь в этом бракосочетании Цитеры с Лесбосом. Что, я угадала верно? или только Лесбос один? Тогда сам Кастелан не участвовал бы. Впрочем, бог знает, у него свои денежные расчеты.

№ 128. Г-ЖЕ СВЕЧИНОЙ

Одесса. Январь 184-1 года

I

Все знают, какое мистическое влияние имела г-жа Криденер в продолжение нескольких лет на восторженный ум императора Александра. Эта женщина, которая с такою прелестью описала себя в «Валерии», блистала своей красотой, умом и положением посланницы в аристократических салонах в Париже, была то светской женщиной, то героиней романа, то замечательной писательницей и пророчицей и оставила после себя много воспоминаний о Франции, которые никогда не изгладятся. Те, кто любит мистическую поэзию, прочтут «Валерию», это очаровательное произведение, появление которого наделало столько шума, несмотря на бюллетени великой армии (так как она появилась в самое блестящее время империи). Те, кто ищет грации, соединенной с красотою и умом, будут помнить эту молодую женщину, занявшую такое выдающееся положение во французском обществе; наконец, люди с восторженным воображением, мечтающие о взаимных чувствах, о религиозной экзальтации с истинной верой, не откажут в своем восхищении той, которая просила у сильных мира сего только средства на дела милосердия, этой евангельской добродетели, которой она была всегда самой ревностной проповедницей.

Из писем г-жи Кошле видно, с каким рвением г-жа Криденер разыскивала несчастных, чтобы им помочь. За свою доброту она заслужила в Петербурге имя «матери бедных». Все деньги, получаемые от императора, сейчас же распределялись между несчастными, равно как и ее имущество. Зато ее дом с утра до вечера был полон толпою мужиков и матерей семейств, которые получали от нее и утешение, и деньги.

При таком стремлении и средствах к благотворительности влияние ее в Петербурге сделалось так велико, что правительство начало его опасаться. Ее стали обвинять в слишком либеральных стремлениях, религию ее считали недостаточно православною, в милосердии видели скрытое честолюбие и, наконец, обвиняли в слишком большой жалости к этим несчастным мужикам, которых она спасла от нищеты. Но главная причина недовольства двора была в ее сообществе с двумя другими женщинами, религия которых по многим данным казалась подозрительною. Эти две женщины были: княгиня Голицына и г-жа Гвашер (мы после назовем ее настоящим именем). Внося в свои действия гласность, явно обращающую на себя внимание толпы, эти женщины могли только повредить чисто христианским делам г-жи Криденер. Первую из них ненавидели при дворе. Слишком умная, чтобы не высказывать своих мыслей, и знаменитая красотой, она своим едким умом и философскими идеями восстановила против себя и возбудила зависть, вследствие чего при всяком удобном случае старались повредить ей во мнении императора.

Что же касается г-жи Гвашер, славной героини нашего рассказа, то ее двусмысленное положение при русском дворе дало против нее оружие, когда она, покинув свое уединение, вдруг сделалась ревностною последовательницею г-жи Криденер. Но, прежде чем идти далее, необходимо привести некоторые подробности ее прибытия в Россию, чтобы понять ту странную роль, которую она будет играть в последующих событиях.

За два года до той эпохи, о которой я говорю, явилась в Петербург знатная дама с многочисленной свитой, назвавшая себя одной из жертв французской революции. Это звание дало ей право на радушный прием русского общества, и император Александр I своей благосклонностью обратил на нее всеобщее внимание. Узнали, что она приехала из Англии, где нашла убежище во время революционных смут, но причина ее появления в России осталась непроницаемой тайной. С самого появления в Петербурге она высказала большое отвращение к французским эмигрантам в столице, а они, с своей стороны, заявили, что имя ее совсем им неизвестно. Вскоре каждый догадался, что это был псевдоним, скрывающий знатное происхождение, но какое было настоящее имя этой женщины — никто не мог этого сказать, даже сам император. Вся проницательность придворных разбивалась о высокомерие графини, которая всегда упорно молчала, как только речь заходила о Франции. Александр I, всегда готовый быть защитником прекрасного пола, рыцарски уважал инкогнито иностранки. Более того, он объявил, что всякая попытка проникнуть в ее тайну будет ему неприятна. Этого было довольно, чтобы успокоить любопытство придворных относительно г-жи Гвашер. Ее имя стали произносить с осторожностью и вскоре перестали упоминать его при дворе, где она редко появлялась. Один только император, вероятно, заинтересованный таинственностью ее прошлого и, кроме того, пораженный утонченностью ее манер, сохранил к ней отношения, которым, казалось, придавал особенное значение. В его отношениях к ней ничуть не было волокитства; по крайней мере, ничто не указывает нa то, что эта связь кончилась вульгарным образом. Романический ум Александра создавал разные предположения об этой женщине, благородное лицо и осанка которой производили некоторое влияние на его воображение.

Когда княгиня Голицына, возвратясь из продолжительного путешествия по Италии, появилась в Петербурге, император, который искренно восхищался ею, постарался сам сблизить этих двух женщин, считая их достойными оценить друг друга. Как он предвидел, так и случилось: тесная дружба восстановилась между ними, но, к великому огорчению императора, благодаря влиянию г-жи Криденер, присоединившейся к ним, эта дружба сделалась основанием сообщества, стремящегося только к распространению учения Христова.

Сначала смеялись над таким стремлением, потом встревожились, наконец, разными интригами заставили императора, находящегося под обаянием этих трех женщин, удалить их от двора и выслать пожизненно в Тавриду.

Это решение, так мало соответствующее снисходительному характеру Александра, как говорят, было вынуждено статьею английского журнала, в котором император и дамское трио было предметом едких насмешек. Возмущенный взводимым на него обвинением, что он находится под опекой трех полусумасшедших женщин, император, к великой радости придворных и завистников, подписал их изгнание. Эти женщины видели в случившемся факте только проявление божественной воли, предназначающей их к распространению истинной веры между последователями Магомета. Они из христианского смирения не захотели иметь другого конвоя, кроме унтер-офицера, служба которого состояла охранять их во время пути. Их отъезд произвел настоящее смятение в Петербурге. Все хотели видеть этих знатных дам в простой, грубой одежде. Двор насмехался, но народ, всегда впечатлительный относительно религии и притом терявший в г-же Криденер преданную покровительницу, с уважением и сожалением сопровождал наших путешественниц до берегов Невы, откуда они отправились 6 сентября 1822 года.