Леонид Золотарев - Люди без имени

• Название: Люди без имени
• Автор: Леонид Золотарев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Роман «Люди без имени» написан в конце 40-х и начале 50-х годов прошлого столетия Леонидом Михайловичем Золотаревым и нигде не публиковался, рукописи хранились в архивах семьи. Для автора, как и для миллионов русских людей, Отечественная война стала не только отражением национальной трагедии и национального триумфа, но и фактом собственной биографии…

---

Если кто уйдет, вся тяжесть ляжет на товарища, который идет впереди или сзади. Иванов безжалостно избивает. Он знает всех наперечет и ставит на трудную работу того, кто не понравился или не угодил ему. Мастера руководят работой. Расстановка рабочей силы поручена Иванову.

Громов и Леонид подносят воду к бетономешалке. За весь день нет возможности переброситься словом. Рабочие пьют кофе. Небольшой перерыв. Пленные бегут к печам и, прислонившись к ним, стараются обогреться и подсушить промокшую одежду. В это время не до разговоров.

Григорьеву немного посчастливилось. Он топит печи; работа не трудная и в тепле. Услужливо предлагает теплое место финнам, получая от них папиросы и табак, но больше не предлагает закурить своему другу. На табак выменивает хлеб и суп: бережет здоровье. Все делает тайком от Леонида — стесняется, Леонид был его командиром.

Мучительно медленно тянется время. Громов до точности подсчитал, сколько раз нужно сходить за водой до перерыва. Неожиданно бетономешалка остановилась. Причину знает только Рогов — виновник аварии, да Леонид. Он по совету Леонида бросил в указанное место ключ, предполагая, что это вызовет тяжелые последствия. Так и случилось. Забегали мастера и рабочие. Пришел инженер. Тщательно осмотрел выведенную из строя бетономешалку, объяснил причину аварии небрежностью слесаря и распорядился топить сильнее печи, кока ремонтируют машину.

Был ли умышленный поступок, или они руководствовались одним стремлением отдохнуть, пока не работает бетономешалка, никто не знал.

Иванов заявил открыто: «Умышленное дело чьих то рук!» Сказанному не придали значения.

— Слышишь Леонид, что говорит Иванов? — спросил Громов, бросая ведра в сторону.

— Слышу!

— Кто по-твоему мог это сделать?

— Спроси у того, кто это сделал!

— Все ж — таки интересно!

— Какое нам дело до того, кто испортил бетономешалку. Пойдем к Николаю, погреемся!

Раздраженного тона Громов от Маевского не слышал за весь период пребывания в плену и решил, что у него нет настроения разговаривать, и не стал допытываться.

Укромным местом, где можно было греться и сушиться, была кузница, в которой работал Солдатов. После первой порки, полученной в Никеле, он не дружил ни с кем и держался стороной. Ему принесли срочную работу, но он не особенно торопился с выполнением заказа. Мастер своего дела не проявлял ни малейшего желания к подневольному труду, если он не приносил ему выгоды, и работал из-под палки. Еще в Лахти он привязался к Леониду, но после злополучного случая отшатнулся. Встречались редко, как будто бы не знали друг друга.

Николай отличался от кузнецов других смен тем, что не выгонял товарищей из кузницы, как делали другие, они боялись Иванова и мастера. Солдатов не боялся потерять теплого места и всегда предлагал удобный уголок для сушки мокрой одежды и усиленно раздувал горны. Иванов не любил Солдатова, пытался убрать из кузницы, объясняя мастеру, что он «худой мужик». Мастер наотрез отказался исполнить просьбу переводчика: все сложные работы выполнял Николай.

Указав место Громову, где можно поудобнее пристроиться, он не спеша принялся за работу.

Финны с восхищением смотрели на широкоплечего кузнеца с Горьковского завода, сумевшего сохранить силу. Он уверенно бил молотом, не обращая внимания ни на рабочих, ни на своих — русских. Искры градом сыпались из-под молота, освещая бородатое лицо. Борода у него росла неимоверно быстро. Он не успевал бриться и с бородой казался намного старше. Стоило сбрить бороду, как, крупное, чистое лицо без единой морщины, правильный нос и светло-карие глаза делали его молодым и привлекательно-красивым. Взгляд у него был суровый и проницательный. Он не умел смеяться.

Финн, который принес деталь, объяснил Леониду, когда она будет готова, он должен ее забрать и принести ему, а сам ушел в барак поесть.

Леонид с Громовым вывернули карманы и аккуратно высыпали на бумагу табачную пыль. Солдатов заметил это, жестом руки показал на кисет, который лежал на окне, и все трое закурили.

Николай курит редко — только с товарищами или с финнами, когда они угощают. Если Леонид никогда не просил закурить или докурить, а променивал пайку хлеба на табак, то Солдатов никогда не выменивал на табак хлеба при всех своих возможностях.

Согревшись, Громов заснул и не слышал, как ругался Иванов: — Вот где лодыри! Их ищут…

Подымайтесь! На работу! — и пнул Громова — А тебе, кузнец, сколько раз буду говорить — не пускай русских, а то знай — разделаюсь…

— Они принесли деталь и дожидаются, когда я закончу. Закончу, заберут и уйдут!

И, не обращая внимания на ругань переводчика, застучал по наковальне, в такт посвистывая.

Иванову хотелось подойти и ударить по лицу пленного, который осмелился противоречить ему, но вспомнил, что Солдатов выполняет срочную работу, побоялся. Постояв, хлопнул дверью и вышел с надеждою, что рано или поздно Николай не уйдет от наказания. Громов спросонья не мог понять, что было нужно Иванову: бетономешалка не работает, а он все же гонит на работу.

Леонид стоял у окна и пристально смотрел в темноту. Звезды мерцают в небесах. Кругом тихо. Изредка раздается сухой треск льда, и снова все замирает.

В окно отчетливо был виден силуэт плотины, наверху которой мелькали человеческие тени, а за плотиною, в ночной мгле, горели электрические лампочки, освещая колючую проволоку, за которой томились люди.

Солдатов бросил деталь в корыто, прибавил воды и подошел к Маевскому.

— О чем задумался, дружище? Душа болит что ли?

Леонид не ответил. По грустному выражению его лица Солдатову стало понятно, о чем думает товарищ, и он поспешил добавить: — Я понимаю тебя без слов! От одной мысли, что в плену, сердце обливается кровью. Обидно, что ничем не можешь помочь Родине, а здесь скотина Иванов издевается над тобою и не считает тебя за человека… А служили мы с ним вместе. Я кадровик — он из запаса.

Солдатов замолк. Он вспомнил пережитые трудности в плену. Во многом был виноват переводчик Иванов. Солдатов считал, что переводчик нанес ему много незаслуженных оскорблений, поэтому после минутного молчания он со злостью произнес:

— Клянусь, если он мне сделает еще одну пакость, я разобью ему голову, а сам брошусь с плотины! Лучше умереть, чем унижаться!

Маевский в это время думал о другом. Довольно мучиться, страдать, переживать: одними мыслями Родине не поможешь. Пока нет возможности бежать, нужно создать группу из надежных товарищей и заняться вредительством. Уничтожать все, что возможно. Услышав заключительные

слова Николая, Леонид неожиданно повернулся, в упор посмотрел на Солдатова и, тяжело вздохнув, тихо сказал: — Николай Алексеевич! Кто пожалеет тебя? Я — никогда! Малодушных не люблю! Нужно жить Николай, и работать так, чтобы вернуться на Родину с чистыми глазами.

— Как именно? — спросил Николай.

— Работать так, чтобы ключи в шестерню попадали неслучайно …

У них не только ключ, — перебил его Солдатов, — голова может попасть в машину. Они не разбирают, что где кладут. Бросят в одном месте, а ищут в другом. Жаль, что ключи не съедобные, а то, наверняка, в пропаже обвиняли бы русских.

Леонид остался доволен, что Николай его не понял, вспомнив поведение Солдатова в последнее время.

Громов уже проснулся; и размышляя о случившемся, отчетливо представил себе, как Леонид бросает ключ, убедился, что авария дело его рук, потом ясно вспомнил и другой случай.

В Янискоски монтировали турбину. Шлюз закрыт. Внизу, на реке, финны углубляют русло…

Вдруг они с криком бросились врассыпную: вода потоком хлынула на них, и за ночь все покрылось льдом. Целую неделю пришлось скалывать его, чтобы очистить русло реки. Вся предыдущая работа сошла на нет. Ему тогда показалось, что около шлюза был Леонид, и он подумал, что это работа его, но Громов застав Леонида у костра, как всегда, мирно беседующего с Какко Олави. На лице не было тени испуга или волнения, которые могли бы вызвать подозрение, и Громов решил тогда, что ошибся.

Размышления Громова прервал Леонид.

— Пора собираться домой, — сказал он, — светает. Опоздаем к построению, получим взбучку от Иванова.

Мысль о вредительстве у Громова зародилась неожиданно. Привести ее в исполнение он колебался, все медлил, ища удобного случая вызвать Леонида на откровенный разговор. И думал об этом весь день.

Вечером подвернулся удобный момент, и Громов заговорил, но Леонид только улыбнулся и, наконец, делая вид, что не понимает, махнул рукой и стал собираться на работу. Помпа не работает в течение ночи. Вода поднимается. Пленные ведрами передавая, их друг другу, откачивают ее из водохранилища. Она не убывает. Люди, обледенелые, обмороженные валятся от усталости.

Снова вода, вода… Когда будет конец! Есть ли предел человеческим страданиям в плену! Мастер как угорелый носится из стороны в сторону, ища специалиста, чтобы исправить ее.