Родион Нахапетов - Влюбленный

• Название: Влюбленный
• Автор: Родион Нахапетов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7027-0905-5

Взлет кинокарьеры Родиона Нахапетова пришелся на расцвет советского кинематографа — семидесятые годы. В его книге — живые портреты Иннокентия Смоктуновского, Василия Шукшина, Никиты Михалкова, Марка Донского, Марины Нееловой, описания `внутренней кухни` звездного киномира, творческие поиски и душевные метания. Значительная часть воспоминаний — подкупающий безграничной искренностью рассказ русского актера и режиссера, пытающегося найти свое место в Мекке мирового кино — Голливуде.

---

Эта атака, безусловно, спасла мальчика, но, думаю, она же поставила и последнюю точку на гуманитарных акциях этого престижного госпиталя.

Почти три месяца продолжалась борьба за жизнь.

И тут история с Витей вошла в новое русло.

Из русских эмигрантов, регулярно навещавших Витю, обращал на себя внимание некий Миша, средних лет господин, который испытывал к мальчику огромное сострадание. У него была американка — жена, был большой дом, постоянная работа, деньги, но у Миши не было детей.

Стоило Мише увидеть несчастного Витю Зубанова, как сердце его забилось с такой тревогой и беспокойством, точно это был его собственный сын. Он сидел у постели мальчика, j прижимая к груди его худенькую, исколотую иголками руку, 1 и молился. Спустя две недели Миша признался, что мечтает усыновить его. Мальчик стал называть его папой. У нас не; оставалось сомнений, что, разлучи их, мы совершим непоправимую ошибку.

Рассказы нового папы о богатом десятикомнатном доме, где мальчика с нетерпеньем ждут, придавали больному сил. 1 Вите страстно хотелось как можно скорее сменить больничную! койку на кровать в своей собственной комнате.

Он стал поправляться.

Восемьдесят три дня его пребывания в госпитале вылились в большую «копеечку». На наш лос — анджелесский адрес еще долго приходили больничные счета — то на семьдесят, то на сто, то на триста тысяч. Посылая эти астрономические счета, I госпиталь, видимо, хотел продемонстрировать колючую бухгалтерию благотворительности. Мы понимали их и сочувствовали, отмечая при этом, что, несмотря ни на что, дело доведено до конца и ребенок спасен. Мы направили руководству госпиталя благодарное письмо от Фонда дружбы Нахапетова (фонд уже был создан к этому времени). Письмо было такое искреннее и сердечное, что директор госпиталя даже растрогался, позвонил Наташе, и они, забыв прошлое, окончательно помирились.

Для того чтобы решить вопрос усыновления, требовалось согласие родной матери (закон требовал этого, невзирая на ее психическое нездоровье), поэтому я написал матери письмо.

Никогда не забуду ее ответ.

«Как же я буду без моего Витеньки? Пусть ему будет хорошо. Фрукты, витамины — это хорошо для здоровья. А я бедная. Я слышала, ЧТО У этих ЛЮДЕЙ много денег. Если они такие хорошие, скажите им, чтобы они мне заплатили. Витя, маму не забывай. Посылаю ему свою фотографию, чтобы вставил в рамку и повесил на стенку. Мама больная. Я совсем бедная. Я получала за больного сына пособие. А я буду получать, если он там? Скажите. Пусть ему купят Шерстяные носочки, я ему обещала, но у нас были только колючие, от которых ноги чешутся. Если Мне дадут помощь и заплатят, пускай остается. Но я Его Потом Увижу? Витя, Помнишь, как мы ездили В Парк и я тебе покупала хрустящую картошку в пакетике? Не Забывай маму».

Я обратился в Минздрав республики с просьбой оставить ей пособие по болезни ребенка. Они обещали это сделать.

Недавно мы получили письмо от «папы Миши» из Нью- Йорка. Он радостно сообщил, что мать Вити дала официальное добро на усыновление и Витя остался в Америке навсегда. Мальчик хорошо учится, здоров и весел.

Мне жаль мать мальчика, но я убежден, что судьба распорядилась правильно: в дедушкином сарае, на хрустящей картошке ребенок с вшитым кардиостимулятором прожил бы недолго.

Несмотря на успехи, мы понимали, что спасение двенадцати детей — это капля в море. Число детей, нуждающихся в операциях на сердце, в десятки тысяч раз превышало наши возможности. Не создавать же для этого тысячи фондов, подобных нашему!

Да и прошла в Америке волна сочувствия к российским преобразованиям. «Раз в России, — говорят нам, — появилось такое количество миллионеров, надо, чтобы они же своим детям и помогали».

Мы, однако, видели решение вопроса не в обрабатывании новых русских, а в том, чтобы помочь русским врачам и больницам наладить работу на месте. Я убежден, что наши врачи, имей они то, что имеют их заокеанские коллеги, справились бы с операциями не хуже американцев.

Мы сколотили команду врачей из лос — анджелесского Института сердца, возглавляемую нашим знакомым Таро Ёкояма, и отправились в двухнедельное путешествие по России. В Москве мы были приняты медицинскими светилами, беседовали с рядовыми врачами, медсестрами. Это помогло американским врачам составить вполне объективное впечатление о положении дел в области детской кардиологии и кардиохирургии в России и дать нашему фонду очень важные рекомендации и пожелания. Но то была деловая сторона вопроса. Эмоциональная же потрясла нас и озадачила. Одно дело неспособность русских врачей помочь детям, другое — невозможность помочь детям вообще. И не по причине того, что отсутствуют медикаменты, аппаратура, средства. А потому, что поздно! Тысячам детей следовало бы сделать операцию в раннем возрасте, когда в легких еще не наступили необратимые процессы. Сейчас же у них не оставалось шанса на выживание ни в России, ни в Германии, ни в Америке — нигде!

Пожилая женщина протягивает мне кипу медицинских документов.

— У моей внучки тетрада Фалло (несколько сердечных дефектов). Вот посмотрите, пожалуйста.

Я беру ветхие листочки и читаю:

«Маркова Нина Михайловна, рожд. 17 августа 1983 года, впервые обратилась к врачу в возрасте шести лет с жалобами на боли в области сердца…»

— Я, знаете, не специалист, — извиняюсь я, ознакомившись с диагнозом и безнадежными прогнозами. — Я ничего не понимаю, но… думаю, что американцы, которых мы привезли, посмотрят и сделают свое заключение.

— Ниночка не приехала, она очень слабенькая, но я привезла ее последние анализы и историю болезни. Ниночка не может ходить, а инвалидной коляски у нас нет, достать ее невозможно, куда я только ни писала… Знаете, как я Ниночку ношу? Беру на плечи вот так… — женщина показывает, как она кладет больную внучку на плечи, — и переношу с места на места. Только сил‑то у меня уже нету. Ниночке исполнилось десять, не маленькая. Ее здесь обследовали, и Семен Владимирович ее помнит, и Анна Тимофеевна — это главврач отделения, хорошая женщина. Я раньше каждый год Ниночку в Москву привозила. А сейчас боюсь, а вдруг ей станет совсем плохо. У меня ведь дочь так умерла, ее мать, тоже сердечница была, в двадцать шесть лет умерла. Сейчас, говорят, и техника стала лучше, и врачи стараются лучше, но мою Ниночку почему‑то не хотят оперировать. Говорят, бесполезно. А в прошлую субботу мы прочитали в «Комсомолке», что Нахапетов привез американских врачей и они будут бесплатно осматривать детей. Отбирать на операцию в Америку. Ниночка как узнала об этом, так не может успокоиться, знаете, стала кричать на меня, чтоб я ехала. Мы в Белгороде живем. Не близко. Она мне говорит: «Что ты сидишь? Чего ты ждешь, бабушка? Американцы мне помогут!» Она у меня очень умная девочка, ее учитель сказал, что таких сообразительных и умных учеников, как наша Ниночка, он еще не знал. Она новый ранец попросила, — женщина достает из- под сиденья ярко — синий ранец с английской надписью. — Я купила, пусть радуется. Скажу, что американцы подарили. Мне ведь для нее ничего не жалко. Жизнь бы свою отдала за нее!

Женщина замолкает.

Ознакомившись с историей болезни десятилетней Ниночки Марковой и обсудив ее состояние с русскими врачами, американцы вынуждены были признать девочку неоперабельной, а ситуацию — безнадежной.

Опытный детский кардиолог доктор Ирвинг Тесслер обнял женщину за плечи и сказал:

— Поверьте, мы сделали бы все возможное, чтобы спасти вашу внучку, но слишком поздно.

— Как поздно? — переспросила женщина.

— В ее случае операцию нужно было сделать в грудном возрасте. Вы же обратились к врачам слишком поздно. Слишком поздно.

Я видел, как приняла этот приговор несчастная женщина. Казалось, она постарела вдвое. Слабым голосом она поблагодарила врачей и, пошатываясь, направилась к выходу. Я вышел следом.

Женщина опустилась на диван прямо у двери. Хотела перевести дух. На коленях у нее лежал ярко — синий школьный ранец — «подарок» от американцев.

Я не знаю, как можно утешить в подобном случае. Я сел с женщиной рядом. Мы сидели молча минуту или две. Потом я предложил ей деньги — на лекарства. Она из деликатности отказалась, но, подумав, согласилась взять.

Спустя месяц мы отправляли в Россию гуманитарную медицинскую помощь и вместе с мониторами, респираторами, катетерами положили в контейнер и несколько инвалидных колясок. Одну из них адресовали Ниночке Марковой в Белгород.

Но помощь из‑за океана пришла слишком поздно. Ниночка умерла.

В один из наших медицинских визитов в Россию мне передали личную просьбу президента Республики Татарстан Минтимера Шаймиева приехать с американскими кардиоспециалистами в Казань. Суверенная Республика Татарстан является частью России, и поездка в Казань не требовала оформления виз, так что мы выкроили время, сели в поезд и поехали. Фирменный поезд «Татарстан» отбывал из Москвы в восемь вечера и в восемь утра прибывал на место. Очень удобно. Есть время выспаться. Кроме нас, в вагоне находилось еще четверо пассажиров. Узнав меня, солидные господа пригласили к столу. Захватив с собой две бутылки коньяку, а также всю команду (девять человек, включая Наташу), я распахнул дверь в их купе.