Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

• Название: «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
• Автор: Павлюченков Алексеевич
• Издательство: ООО «Издательство "Собрание"»
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9606-0053-8

Философия нигилизма по отношению к советской эпохе в свою очередь не прошла испытание временем, выступив лишь в качестве идеологического сопровождения кризисных процессов в обществе. Актуальность опыта КПСС не исчезла с поражением коммунистической доктрины. Обращение к истории периода советского коммунизма говорит о том, что для него были присущи те же традиционные противоречия, которые изначально определили феномен российской цивилизации и ее устойчивое своеобразие. Книга содержит конструктивную критику политической истории большевистского периода. Проводится анализ исторических оснований системы советского коммунизма и ее связи с современными проблемами государственного строительства.

Для всех интересующихся историей России начала XX века.

---

Двойственность и противоречивость партийно-государственной политики бросалась в глаза, поскольку наряду с тенденцией к повышению материального статуса номенклатуры существовали строгие партийные циркуляры об обязательной сдаче коммунистами драгоценностей, предметов роскоши и такого прочего. Это противоречие вклинилось в старый раскол между партийными верхами и низами и сказывалось на единстве и здоровье партии, а, следовательно, на ее политическом авторитете. Принципиального решения этой проблемы быть не могло потому, что принцип скрывался в сущности самого нэпа и мог быть устранен только со снятием противоречий нэпа, т. е. с его отменой. Поэтому партийное руководство до поры было вынуждено заниматься лавированием, выпускать секретные циркуляры, чтобы призвать к порядку верхи и проводить показательные кампании по искоренению злоупотреблений для умиротворения низов.

На пути злоупотреблений номенклатуры ее творцами было воздвигнуто сооружение в виде двойной ответственности коммунистов. Первый барьер — это преследование коммунистов за преступления по закону. Но преследование по закону создавало вероятность двоевластия для номенклатуры, поскольку в некоторых случаях автоматически возводило судебные органы выше партийных комитетов. Возникла нелегкая задача отрегулировать возможность судебного преследования ответственных коммунистов, сохраняя притом незыблемый авторитет партийной власти.

Циркуляр-инструкция ЦК от 16 июня 1922 года о взаимоотношениях парткомов с судебными и следственными учреждениями РСФСР в случае возбуждения следствия и суда над членом РКП(б)[535] вызвал дополнительные вопросы на местах, которые потребовали уточнений и разъяснений. Дело в том, что в некоторых случаях партийные инструкции истолковывались в судебно-следственных органах как директивы, исключающие ответственность коммунистов перед общегражданским судом или ставящие решения суда в зависимость от мнения партийного комитета. Поэтому в повторном циркуляре Цека, Наркомюста и Ревтриба подчеркивалось, что «ЦК считает безусловно необходимым усилить ответственность членов руководящей партии, в случае совершения ими поступков, подлежащих ведению суда гражданского». Каждый коммунист за все свои проступки, нарушающие законы республики, подсуден суду государственному и суду партийному на общих со всеми основаниях[536].

Но поставить номенклатуру перед законом наравне с остальными гражданами не представлялось возможным. Мешала двойственная природа номенклатуры. Номенклатурщик — тот же человек со своими слабостями и несовершенством, но он же есть представитель абсолютной власти. Как говорил византийский писатель VI века Агапит о царской особе: «Царь убо естеством подобен всем человекам, а властию же подобен есть вышням Богу». Власть была готова отдать под суд номенклатурщика-человека, но не его «божественную» суть, то есть саму себя. Поэтому перед судилищем необходимо было развести как можно дальше воплощенную в одном представителе власти саму власть и злоупотребившего ею человека. В рассуждении сего, после циркуляров о суровой судебной ответственности ответственных коммунистов появились дальнейшие разъяснения и отступления от первоначальной революционной простоты, партийной строгости и благородного духа равенства всех перед законом.

Выделение номенклатуры в особую социальную группу происходило, в том числе негласным путем присвоения ей привилегированного общественного статуса. Объективно этот вопрос назрел уже давно и давно решался «новым классом» в рабочем порядке. Так, например, ейский окружной партком на Кубани 4 апреля 1921 года вынес решение о том, что действия органов в отношении членов и кандидатов в члены РКП(б), тем более аресты, должны быть обязательно согласованы с партийным комитетом. Предлагалось «особо внимательно относиться к аресту ответственных партийных товарищей во избежание нежелательных передергиваний по злобе вредных антисоветских элементов, стремящихся подорвать авторитет того или другого товарища и в целом РКП(б)»[537].

В Центре, где еще была сильна власть идеи, подобные вопросы решались более трудно и медленно. Ленин долго сопротивлялся установлению особых перегородок между номенклатурой и советским законодательством. В ноябре 1922 года на Политбюро он выступил категорически против внесенного группой хозяйственников проекта правил, запрещающих привлекать к юридической ответственности высокопоставленных работников-коммунистов (по особому списку) без согласия соответствующих партийных инстанций[538]. Однако и здесь Кремль вынужден был постепенно идти на уступки притязаниям растущего «нового класса». В декабре 1921 года приказ за подписью Уншлихта, Менжинского и Реденса строго запретил органам ГПУ всякую слежку за ответственными губернскими, областными и центральными партработниками. «Виновные в нарушении этого приказа будут строго караться», — гласил запрет[539].

В январе 1923 года появилось следующее дополнение к циркуляру от 4 января 1922 года о порядке привлечения коммунистов к судебной ответственности: «Опыт последнего времени показал, что не раз при привлечении ответственных работников-коммунистов хозяйственников к судебной ответственности на суде выяснялось, что сложность хозяйственной обстановки создает в случае неумелого подхода хозяйственников к делу факты разрушения хозяйства без наличия со стороны хозяйственников злого умысла»[540]. В результате этого суды не могли выносить иных приговоров кроме как порицаний, постановки на вид и даже оправдания. Но даже самый факт привлечения к ответственности переживался ответтоварищами очень тяжело. Чтобы избежать растраты партийных сил в результате невыносимых угрызений совести проштрафившихся и мук публичного позора, Цека предложил организовать при всех губ комах временные комиссии, чтобы заслушивать доклады губпрокуроров по существу возбуждаемых дел против всех коммунистов-ответработников. Заключения этих комиссий обязательной силы не имели, но губпрокуроры должны были со всем вниманием отнестись к их мнению.

16 марта того же года Секретариат вынес постановление о порядке привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов. Здесь партийный генералитет вообще выводился в особую статью. Во всех случаях возбуждения уголовного преследования против ответственных секретарей губкомов и обкомов, до судебного следствия органы должны были сообщить все материалы по делу губернскому прокурору, который, не производя никаких следственных действий, был обязан, прежде чем дать законный ход делу, направить материалы и свое заключение прокурору Республики на распоряжение и согласование с ЦК РКП(б)[541].

В это же время, в несколько приемов в Цека проходил обсуждение циркуляр о положении коммунистов, привлекаемых к уголовной ответственности. Главная идея новой поправки заключалась в том, что на время следствия коммунисты должны считаться выбывшими из партии, а далее — по результатам следствия. Здесь достойно удивления то, что аппаратная материалистическая мысль стихийно возвысилась до сокровенных лабиринтов субъективного идеализма — с точки зрения закона коммунист еще сохраняет свои права, а с точки зрения парторганизации — в списках уже не значится.

Ленин писал о необходимости двойной ответственности коммунистов, но фактически выстраивалась тройная, поскольку в орденской системе партийные верхи, при всех различиях, были неотделимы от низов. Отношения между облеченными властью верхами и рядовой партийной массой имели сложный, противоречивый характер, настроения колебались от взаимного доверия сторон и упования друг на друга до обоюдных обид и ожесточенной критики. Словом, все как у тех, кому суждено быть неразлучно вместе всю жизнь и умереть в один день. Партийные низы очень чутко реагировали на объективную тенденцию к отчуждению руководящего слоя от массовой основы партии. По непривычности и незаконности возникшего после революции нового социального разделения, массы зачастую выражали свои чувства с первобытной откровенностью, без всяких околичностей, предлагая свои наивные левеллерские проекты сохранения чистоты первозданных товарищеских отношений. Проявился особый интерес к идеалистической стороне дела, к вопросу о нормах поведения товарищей, выдвинувшихся во власть.

Сталинскому аппарату выпало трудиться над созданием и закреплением новой общественной иерархии. Разумеется, здесь не могло не накладывать отпечатка то обстоятельство, что новая государственная бюрократия была очень многим обязана социальным низам и еще не утратила своей природной связи с низами и поэтому порой была вынуждена чутко прислушиваться к их голосу. Особенно в вопросах, наиболее понятных и насущных для низов — прежде всего речь идет о потреблении. Массам было зримо и важно то, что секретарь губкома, например, платил в комиссию по улучшению быта коммунистов 35 золотых рублей и партвзнос — 5 рублей, в то время как у рабочего, рядового члена партии «у станка» все месячное жалованье составляло максимум 25―30 рублей золотом[542]. Отсюда следовали две тенденции, а именно: тяжелые думы рабочего о «верхах» и «низах» и не менее тяжелая необходимость для номенклатуры следовать логике классовой обособленности и отгораживать свою корпоративную жизнь высоким забором от посторонних нескромных взглядов. Это была проблема необходимости развития кастовой замкнутости, поставленная перед номенклатурой самим течением жизни. Однако, до поры, особенно в условиях социального компромисса новой экономической политики, партия была вынуждена заботиться о своей массовой базе среди пролетариата и ограничивать аппетиты бюрократии.