Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан

• Название: Камень первый. Холодный обсидиан
• Автор: Ольга Макарова
• Жанр: Фэнтези

Ни ростом, ни, судя по взгляду, опытом, ученик миродержцев не отличался, НО: на груди у него на какой-то бестолковой веревочке болтался крупный харуспекс с ОТКРЫТОЙ лицензией. Есть о чем задуматься…

---

— Послушай, Орион, — сказал он однажды за вечерним чаем, пока Каргилла не было рядом, — я, наверное, чего-то не понимаю…

— В чем дело Кан? — тут же отозвался сын звезд.

— Скажи, почему Нэй ни разу даже не поговорил с тобой? Ведь ты величайший ученый Омниса после миродержцев. Казалось бы, не застав Серега, он должен был бы поговорить с тобой, а не со мной. Почему все не так?

— Скажи мне, Кангасск, — хитро прищурился Орион, — не заметил ли ты чего-нибудь странного в Нэе? В том, что он говорит, что делает?

Кан помедлил с ответом.

— И все-таки я не понимаю чего-то, Орион, — сказал он растерянно. — Ведь Нэй, вроде, большой ученый, образованный, начитанный… Кто я такой, чтобы судить?.. но стоит ему заговорить со мной о чем-нибудь, как мне кажется, что он дурак…

— Кангасск… — мягко и грустно рассмеялся Орион. — Милый мой Кангасск… Если бы ум измерялся количеством прочитанных книжек и написанных научных работ, какая жизнь бы наступила! Ведь тогда возьми любого, напичкай литературой — и он уже умный!.. Но не бывает так, Кангасск, не бывает, — покачал головой сын звезд. — И чувства не обманывают тебя, ты прав: Нэй Каргил — круглый дурак перед тобой.

В наступивший миг тишины Орион невольно залюбовался широко распахнутыми удивленными глазами владиного Ученика. Удивление, смятение и множество неразличимых оттенков эмоций — все слилось воедино в его взгляде. Он — как открытая книга… Вот за эту искренность Влада и полюбила Кангасска Дэлэмэра. И суровый Серег. И сам Орион…

— …Нэй чувствует то же, что и ты, подсознательно. Поэтому ему неуютно рядом с тобой, — продолжал сын звезд. — Но это и тянет его к тебе. Это и заставляет его каждый раз пытаться унизить тебя, ведь иначе ему не возвыситься самому. Он не осознает, не понимает, но чувствует, что ты умнее и мудрее него, и пытается хоть чем-то себя утешить. Это зависть, скрытая им от себя же…

— Но, если так, чему он завидует? — пожал плечами Кангасск. — Чему?

— Ты чист, открыт миру, Кан. Ты в постоянном поиске. И ты давным-давно познал такие тонкие материи, каких ему никогда не познать: любовь, искренность, дружбу, красоту… Когда к нему пришло открытие, он едва коснулся их, но так и не постиг…

— Я видел… это было как ореол вокруг него… как чудо… — прошептал Кангасск, но чуткие уши Ориона услышали этот легкий шепот.

— Да… — проронил он в ответ, и голос звучал тихо и глубоко. Взгляды Кана и Ориона встретились. — Ты спрашивал, почему он не говорил со мной… Пойми, он не просто глуп и покалечен собственной глупостью, он еще и упрям и по этой причине слеп. Раз увидев меня и поняв, что я не человек, Нэй автоматически счел меня слугой или рабом Серега. Это тут же стало для него стереотипом, и он даже не глянул второй раз, чтобы удостовериться. Нужно чудовищное потрясение, чтобы этот человек прозрел и начал видеть то, что происходит на самом деле. Пойми, насколько все плохо: внуши он себе, что каждое утро над Омнисом поднимается черное солнце, он ВИДЕЛ бы это черное солнце, и никто не убедил бы его в обратном…

Кан поднял глаза к потолку: он представлял себе жуткий рассвет, когда гигантское черное светило неспешно поднимается над морем, словно соленая вода обнажает пустую глазницу черепа, и сияет оно, черное-черное солнце, как дыра в мертвый, беззвездный космос… Кангасска пробрал холод, и он поспешно тряхнул головой, чтобы прогнать видение.

— Нэю повезло, что он не застал Серега, — вдруг весело заметил Орион. — Ибо Серег терпеть таких не может. Выгнал бы в шею, даже не выслушав. И лететь бы бедняге на трансволо до самого Хандела…

Посмеялись. Хотя и как-то грустно. В завершение разговора.

Орион вообще не умел злобно смеяться. И, как тогда, при разоблачении Немаана, перед Кангасском без всякого шума и блеска предстал настоящий мастер. Которому не нужно унижать других и не нужно выставлять свои знания напоказ; не нужно пытаться возвысить себя при помощи различных маневров и уловок — именно потому, что он мастер…

— Я очень рад, что ты есть, Кангасск, — сказал ему Орион, когда уже прощались и отправлялись по комнатам спать. — Ты из тех редких людей, вокруг которых все оживает и обретает легкость молодости. Я и сам ожил, едва увидел тебя, будто бы мне тоже всего двадцать лет, как и тебе, а на четырнадцать тысяч двести восемьдесят два. Это чувство новизны… оно как полет… То же ощутили и Влада, и Серег, и, конечно, все, кого ты встретил на пути. Рядом с тобой все меняется, Кангасск. И это особый дар…

Глава пятнадцатая. Уход

Владислава Воительница… И черный плащ за ее плечами — как сложенные крылья; и гигантский закат догорает в небе, затемняя ее силуэт; и беззвучный ветер шевелит вьющиеся волосы, спускающиеся до плеч.

— Привет, Кангасск, Ученик мой, — нараспев говорит она. — Как ты меня нашел? ведь я не успела научить тебя управлять движением снов.

— Думаю, это харуспекс, — зябко пожимает он плечами; ветер треплет расстегнутую рубашку, и ее шелк ласкает тело. — …Харуспекс… обсидиан… вулканическое стекло… он что-то делает со мной…

— Возможно… — бесшумными шагами Влада приближается, и багровый отблеск освещает ее лицо; глаза блестят, как обсидиан. — Скажи мне, зачем ты пришел?

— Просить тебя учить меня пути воина, сохраняющего жизнь…

— И это все?

— Нет… было еще что-то… Кажется, что-то тревожило меня, но я не могу вспомнить…

— Что ж… твои успехи удивительны, но до мастерства еще далеко: ты не сумел перенестись сюда полностью. Ты призрак, обрывок собственной памяти.

Они долго молчали, стоя рядом; почти одного роста, Учитель и Ученик, человек и миродержец… Невообразимо огромное, вызывающе чужое солнце опускалось за горизонт; океан пылал под ним…

— Что это за мир? — спросил Кангасск.

— Сигиллан, — ответила ему Владислава. — И он не хуже любого другого, чтобы изучать искусство Сохраняющих Жизнь.

Солнце ушло; сквозь черноту неба проступили четыре гигантские щербатые луны, напоив океан серебром. Здесь время шло иначе, и его хватало на все: на мечи и на слова…

«Катана — меч, заточенный только с одной стороны, она остра; ее лезвие рассечет падающее перышко и воина в полном вооружении — пополам. Каждый пятый человек в Омнисе идет путем острой стороны. Но есть другая сторона, та, что не заточена; к ней можно прикоснуться без страха и свободно водить по ней рукой — почувствуешь холод, ничего более. Эта сторона — для редкого воина, для Сохраняющего Жизнь. Они убирают с меча гарду, оставляя без защиты собственные руки, но получая возможность легко перевести ладонь на тупую сторону лезвия: часто это шанс спасти врага своего, но и не отступиться самому — нанеся удар не лезвием, но рукоятью…»

— Если я вместо того, чтобы снести человеку голову, отрублю ему руку, что держит меч, это ли путь Сохраняющего Жизнь?

— Это близко к истине, но не всегда, Ученик. Иногда ты можешь сделать для врага только это. Но иногда и больше: провести меч над его головой, так, чтобы он рассек только воздух, а потом уйти на один из приемов… я научу…

«Бросок на четыре стороны света»

«Возврат ладони»

…и еще один… с названием, кратким, как выдох, которое не запомнил Кангасск…

— Самое сложное на пути Сохраняющих Жизнь — уметь делать выбор. Иногда даже такой воин — убивает, калечит… Подумай об этом. И помни: свою жизнь ты тоже должен хранить… Но довольно пустых слов. Забудь все это, слушай мир вокруг тебя…

Жители Сигиллана незаметно окружили их. Наверное, уже очень долго они молчали и слушали разговор двух пришельцев, бледные дети огромного, но выдохшегося, старого солнца, не способного греть планету так, как раньше. Они были печально, трагически красивы, последние цветы престарелого мира.

Тихонько зазвенели в серебряной ночи их мелодичные голоса…

И у Кангасска сжалось сердце, когда он вслушался. Это была такая мука, что он прижал к груди ладони и скривился, не в силах даже плакать. Он понял, что уже никогда не суждено ему вернуться сюда, никогда не понять детей Сигиллана, никогда не узнать, что станется с ними… но, главное: никак не помочь…

Он упал лицом во влажный, холодный песок и зарыдал; ни одна слезинка не упала с его ресниц, чтобы хоть как-то облегчить боль…

«Сигиллан!..»

Так он проснулся.

Солнечный луч резал надвое полумрак комнаты; пылинки плясали в нем. На груди Кана тяжким камнем лежал Экспонат и увлеченно вылизывал шерсть на своем плече.

Сон стремительно удалялся, точно падающая в пропасть звезда.

…Сигиллан…

Кангасск согнал Экспоната, сел и обхватил голову руками. Понадобилось время, чтобы прийти в себя. Редко какой сон оставляет столь сильное впечатление. Редко…