Александр Родимцев - Твои, Отечество, сыны

• Название: Твои, Отечество, сыны
• Автор: Александр Родимцев
• Издательство: Политиздат Украины
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1982

В книге дважды Героя Советского Союза генерал-полковника Александра Ильича Родимцева отражены события, разыгравшиеся на Юго-Западном фронте в течение 11 первых, наиболее тяжелых для нашей армии и народа, месяцев Великой Отечественной войны, когда под натиском превосходящих сил противника наши войска с ожесточенными боями отходили в глубь страны, нанося немецко-фашистским захватчикам огромные, невосполнимые потери и одновременно готовя резервы для ответных сокрушительных ударов.

---

Кто-то зажег спичку, и я увидел вокруг себя сгорбленные, молчаливые, полузасыпанные, песком фигуры и невольно задался вопросом: о чем думают эти люди в течение долгих, более чем двухсот минут?..

У каждого где-то отец или мать, сестры, братья, жена и дети… Если бы они видели, если бы могли увидеть нас в эти часы!

Почему-то я вспомнил книжных героев и героев кино. Нет, у тех молодцов подобные мысли не появлялись. Пожалуй, иной писатель или кинорежиссер с апломбом возразят мне на эту запись: как это, дескать, допустимо, чтобы военные люди в минуты опасности думали черт знает о чем, чтобы они вспоминали о семье и покое?

Конечно, я мог бы написать и примерно в таком роде: «В эти трудные минуты я ни о чем не думал, а выскочил из блиндажа, зарядил автомат и ускоренным шагом двинулся в ту сторону, откуда шли немецкие танки. С криком „ура!“ я поднял подразделение в атаку. Испуганный противник позорно бежал, а я взобрался на подбитый танк и закурил „козью ножку“…»

Но, прочитав такое, любой фронтовик справедливо заметит: — Вот уж врет, так врет!..

Я пишу только о том, что пережил, перечувствовал и видел своими глазами, не желая ни преувеличивать, ни преуменьшать.

Четыре часа бомбежки не снизили морального духа офицеров бригады. В 17 часов улетел последний вражеский самолет. Мы вырыли из песка несколько наших товарищей: писаря штаба, сержанта Бовта, помощника начальника особого отдела и еще двух штабных офицеров, привели их в чувство, дали глотнуть воды и принялись откапывать заваленный, сравненный с землею вход в блиндаж.

Как ни странно, однако в нашем положении легкое перекрытие оказалось выгодным: пока товарищи откапывали утрамбованный бомбами выход, мы с писарем Бовтом подняли верхний горбыль и первыми выбрались из блиндажа. За нами последовали все остальные.

Что же происходило в батальонах? Эта мысль не давала мне покоя. Начальник связи Петр Василенко быстро восстановил порванные линии. Вот, наконец, я услышал голос капитана Пастушенко! Он доложил, что противник предпринял еще две попытки форсировать Сейм, но безуспешно.

— Имею большие потери людей и вооружения, — докладывал Даниил Пастушенко. Голос его звучал устало и бесстрастно. — Особенно большой урон причинила авиация противника. Из строя выбыли почти все командиры взводов и рот. Боеприпасы на исходе. Бойцы сражаются героически. Секретарь комсомольского бюро батальона сержант Щербак вступил в неравный бой с танками врага. Он пропустил через окоп фашистский танк, а потом поджег его бутылкой с горючей смесью. Экипаж пытался покинуть горящий танк, но Щербак расстрелял его из автомата.

Пастушенко просил прислать пополнение. Я не мог сказать ему ничего утешительного, приказал держаться до вечера, а вечером обещал сообщить решение.

Тяжелый, напряженный день был на исходе. Усталые, но не побежденные, все мы с нетерпением ждали наступления ночи. Темная осенняя ночь обещала передышку. До утра нам предстояло пополнить подразделения людьми и боеприпасами и сделать некоторую перегруппировку боевого порядка бригады.

Около 18 часов ко мне, запыхавшись, подбежал политрук Савелий Ржечук. Он был до крайности взволнован: губы дрожали, красные пятна проступали на лице.

— Товарищ полковник… Раскрыт секрет! Знаете, почему немцы так долго и точно бомбили командный пункт?

— Спокойно, товарищ политрук. Не волнуйтесь.

— Сегодня рано утром один житель села Озаричи переплыл реку Сейм и рассказал, что с нашей стороны к немцам перешел солдат… Этот солдат сообщил фашистам расположение батальонов бригады, указал им место нашего командного пункта, выболтал, что бригада воздушно-десантная и участвовала в боях за Киев, даже сообщил, что командует ею Герой Советского Союза полковник Родимцев… А главное, товарищ полковник, что этот шпион снова возвратился в нашу бригаду.

— Вы не узнали приметы перебежчика?

— Рыжеватый, среднего роста… Да у нас таких десятки, если не больше!

Я вызвал начальника особого отдела Тарасенко. Оказалось, он уже знал о действиях шпиона, однако на след лазутчика пока еще не напал.

— Вам, конечно, известно, товарищ полковник, — смущенно говорил Тарасенко, — что немцы широко практикуют засылку в наш тыл переодетых в форму красноармейцев хорошо обученных шпионов. Сколько присоединилось к бригаде солдат из различных частей за время нашего следования в Конотоп! Каждому в душу не заглянешь… Однако мы словим шпиона. Обязательно словим.

Поскольку немцам было известно расположение нашего командного пункта, я приказал срочно его переместить.

В эту ночь, как и в предыдущие, из Конотопа к нам прибыло добровольное пополнение. Это были коммунисты и комсомольцы, рабочие КПВРЗ, «Красного металлиста», железнодорожники, студенты, учителя, врачи. Они не были обмундированы, а вооружены, как видно, не без помощи музейных фондов. Но эти люди горели ненавистью к врагу, и многие из них в дальнейших событиях проявили себя как истинные герои.

Еще с вечера часть офицеров штаба во главе с майором Борисовым направилась для работы на новый командный пункт, а я с комиссаром прошел в батальон старшего лейтенанта Михайлова, который должен был занять боевые порядки 4-го батальона.

Ночь не оправдала наших надежд. Авиация противника непрерывно освещала ракетами местность и сыпала на боевые порядки батальонов осколочно-фугасные бомбы малого калибра. Отвести 4-й батальон в этих условиях было невозможно. Все же в течение ночи Пастушенко были доставлены боеприпасы, а его бойцы получили горячий ужин.

До поздней ночи почти все офицеры штаба находились в подразделениях. Комиссар Чернышев беседовал с бойцами 1-го и 4-го батальонов. Здесь были понесены наиболее крупные потери. Солдаты засыпали комиссара вопросами: почему, мол, нас используют не по специальности? Почему нам не придана тяжелая артиллерия? Почему нет у нас ни танков, ни противотанковых средств, как в стрелковых дивизиях? Чернышев терпеливо разъяснял обстановку, которая сложилась за этот короткий срок после героической битвы за Киев. Он не заметил упадка боевого духа солдат и со многими их замечаниями вынужден был соглашаться, но и они не могли не согласиться с тем, что сейчас нужно было драться ору жнем, какое мы имели, так как перед бригадой стоял единственный выбор: победа или смерть.

В те незабываемые бесконечные часы тоски и бессильного гнева, когда мы с группой штабных офицеров сидели почти погребенные заживо в обрушенном блиндаже, задыхаясь в дыму и пыли под непрерывной вражеской бомбежкой, я дал себе слово: если останусь жив, если не буду искалечен и смогу воевать, — я не растеряюсь в любом, самом трудном положении, самом безвыходном и беспросветном. Шанс на победу — один из сотни — будет моим шансом. Капля надежды — будет моей каплей. Она даст мне силы. Утолит жажду. Она приблизит нашу победу… Невозможно победить такого сильного врага, не отдавшись делу борьбы безраздельно, до последнего вздоха, не использовав для дела этой победы каждую, даже самую маленькую, возможность.

Утро предвещало нам новую битву. И важно было знать: какие силы врага движутся на нас? Много ли у него танков? Много ли артиллерии? Что творится в селах по ту сторону Сейма?

Ответы на все эти вопросы позволили бы нанести фашистам внезапный, чувствительный удар, сорвать его планы форсирования реки.

Вечером 8 сентября политрук Мудряк с группой разведчиков направился в расположение противника.

Это был один из лучших офицеров бригады, человек отчаянного мужества, большой находчивости и военной сноровки.

Я провожал разведчиков до реки. Здесь мы пожали друг другу руки. Чуть слышно зашуршал песок, плеснула вода, и разведчиков поглотила ночь.

А в четыре часа утра Петр Мудряк благополучно вернулся из разведки, побывав в населенных пунктах Буденновка, Алтыновка, Пролетарское и Мельня. Там он увидел огромное скопление немецких войск. Все улицы, сады, огороды, дворы в этих населенных пунктах были заняты немецкими автомашинами с пехотой и различной боевой техникой. Разведчики насчитали свыше ста танков и бронетранспортеров. Пренебрегая светомаскировкой, немецкая техника двигалась с включенными фарами с севера на юг сплошной колонной до поздней ночи.

Местный учитель сообщил разведчикам, что танки и автомашины принадлежат 3-й танковой дивизии 2-й танковой группы противника.

Севернее Мельни, вдоль железной дороги на Конотоп, на северном берегу Сейма разведчики видели несколько батарей немецкой артиллерии, занявших огневые позиции.

К счастью, ночью мы восстановили связь со штабом корпуса. Я доложил Затевахину о положении дел в бригаде. Он сказал, что танковая рота и 4-й батальон уже отбыли в мое распоряжение.

Это немного приободрило нас. Все-таки какая ни есть, а сила. Конечно, у немцев было неизмеримо больше танков, однако тут сам собой напрашивался суворовский афоризм: воюют не числом, а умением, и мы знали, что значит для немцев моральный эффект: фашисты очень опасались наших танков.