Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

• Название: Тысячеликий демон
• Автор: Ростислав Левгеров
• Жанр: Фэнтези

Хаос уже начал расползаться по земле. Он соберет обильную жатву и миллионы жизней упадут в бездонный колодец смерти, но... кто знает? Может, удастся спастись? Может быть, найдется сила, способная противостоять злу? И какая роль уготована в грядущих событиях суровому воину-кочевнику.

---

– Точно! Не булава – смерть!

– Смотри, нас не задень!

Парень, закрываясь щитом так, что были видны лишь глаза, напрягся, аж вспотел. "Думает, дурак, – злился Семен. – Пробуй же!"

– Да бей же, скотина безмозглая! – яростно крикнул Военег Хаиру. – Где твоя непобедимость, идиот?

И Хаир, дико взревев, взмахнул молотом, по широкой дуге, сверху вниз, наискосок. Матвей, издав нечто вроде стона, успел отпрыгнуть, но молот всё же задел его щит, чиркнув, как показалось Семену, по самому краю. И этого хватило – заклёпки на щите с оглушительным хлопком вылетели и две срединных доски вогнулись внутрь, сломав Матвею руку. Парень закричал, глаза его округлились от нестерпимой боли и он упал на спину, ударившись головой и раскинув руки – меч отлетел в сторону. Хаир, желая побыстрей добить врага, занес молот над правым плечом и с натужным рёвом обрушил его на противника, но Матвей, в последний момент заметив угрозу, неожиданно прытко откатился. Молот с глухим мягким стуком взрыхлил сырую землю.

Матвей лёг неудачно – подмял под себя сломанную руку со щитом. Он с большим трудом сел на колени, и, посматривая на Хаира, принялся судорожно расстёгивать ремни на злосчастном щите. Перелом был серьёзный – торчала кость и сильно текла кровь. Великан усмехнулся. Дело было сделано. Один удар и несчастный, пальцы которого с каждым мигом замедлялись, умрет. Горец опёрся на молот и посмотрел на завозившегося противника; так видимо смотрит кошка на пойманную мышку. И в этот момент Семен понял, что со смертью Матвея умрет и Хаир, и Рагуйло. Вот так, пара неосторожных слов способно довести импульсивного князя до умопомрачительной паранойи. Военег, обладая богатым воображением, попросту домыслил и многократно преувеличил опасность, исходившую от алмаркского куна, и гибель крестьянина, которого он сам и приговорил, распалит его, вызовет его, якобы, праведный гнев. "Самодур", – подумал Безбородый с горечью.

Матвей избавился от щита, и, прижав раненую руку к животу, подполз к мечу и взял его. Хаир хмыкнул в ответ на свирепый, вызывающий взгляд противника, поплевал на ладони, схватился за молот, размахнулся и…

То, что произошло дальше, шокировало бывалых разбойников. Пока Хаир, уже подуставший, судя по вздувшимся жилам на шее, поднимал своё неподъемное оружие, Матвей подбросил меч, поймал его и, словно копьё, метнул во врага.

Толпа ахнула и смолкла. Меч вошел в горло великана – он выронил молот, захрипел, вцепился в меч, вытащил его; следом хлынула пульсирующая, пузырящаяся кровь, залившая его голую массивную грудь. Горец попятился назад и со всего маху рухнул оземь.

Тишина стояла такая, что слышно было жужжание комаров. Первым заговорил Военег, и он волновался – никто не ожидал такого исхода поединка.

– Как, оказывается, просто убить человека. – Он резко обернулся к Рагуйле. – Это тебе урок, мой милый. Что полагается собаке, посмевшей укусить хозяина?

На собачника было больно смотреть. Он смертельно побледнел.

– Я не… – пробормотал алмарк. – Ты не понял, князь…

– Ответь на вопрос!

– Смерть, – эхом ответил он.

Военег довольно кивнул.

– Не бывает слабых противников, бывают собственная глупость и высокомерие – так говорил Профета Павсемский. В который раз убеждаюсь в его правоте.

Князь подошел к победителю – Матвей полулежал, с трудом держась в сознании, рубаха пропиталась кровью. Минуту князь молча смотрел на него непроницаемым взглядом, затем кликнул палача.

– Вылечишь его, – коротко бросил он и удалился.

– Понял, – сказал ему вслед Асмунд с какой-то тоской в голосе.

Близилась полночь. По корчме разносился дразнящий запах жаркого; Татиана, ворча, возилась в кухне, окуренной сизым дымом очага. Большой зал освещался десятком свечей, прикрепленных к деревянному колесу – оно висело на цепях так низко, что казалось, вот-вот упадет. Где-то на краю поселка слышались крики – Рагуйло выяснял отношения с братом; Военег уединился с Добронегой, а в корчме уже второй час сидели все те же лица: Семен, прислонившись к стене и закинув ноги на лавку, задумчиво разглядывал люстру-колесо; Тур скучал, облокотившись о стол и подперев голову; Путята, вцепившись рукой в пустую кружку, дремал, согнувшись в три погибели; его сотоварищ дружинник Мал – дюжий краснолицый свирепый детина с густой курчавой бородой и крупными мозолистыми руками – хмурился, поглядывая на мастера-мечника; Леваш сосредоточенно срезал кинжалом тонкие лоскутки мяса с жаренной бараньей косточки. Пять минут назад пришел Асмунд и сейчас жадно ел, слизывая жир с пальцев и вытирая рот полотенцем.

– У тебя всегда такой аппетит опосля твоих опытов? – развязно поинтересовался Тур. – Надеюсь, парнишка хотя бы ходить сможет?

– Под себя, – хихикнул Леваш, но шутка не удалась – никто не засмеялся.

– Ты на что намекаешь? – угрожающе спросил Тура палач.

– Я спрашиваю, как там Матвейка-то?

– Жить будет, – деловито ответил Асмунд. – Перелом, конечно, сложный, но все обойдется. Срастется.

– Это хорошо, – проговорил Тур и умолк.

– Скажи, – спросил Леваш палача, – ты и правда лекарь ученый?

– Ученый, и еще какой! Я был учеником самого Айи Карнатулийского!

– Немало трупов наверное препарировал, – буркнул Тур.

– Препарировал, – передразнил палач. – И откуда ты, неуч, такие слова знаешь?

– Знаю, – с ироничной серьезностью ответил Тур. – Ибо я тоже ученый лекарь, был учеником Хомы Криволапого, оксинского костоправа, читал ученые книги и…

– Ломал кости, – закончил Асмунд. – Приветствую тебя, коллега! Может вместе, как-нибудь…

– Нет, ни в коем случае! – отрезал Тур, встрепенувшись.

– Ну, как знаешь…

Помолчали. Мал пожал плечами и, сказав обиженным тоном: "спать пойду, ёшкин кот", грузно потопал прочь.

– Семен, – обратился к Безбородому Асмунд, закончив есть, – ты читал записку Вышеслава?

– Читал, – лениво отозвался тот.

– Что думаешь?

– Думаю, Древо Смерти мы уже повстречали.

Асмунд задумчиво кивнул.

– Откуда он взял все это? – сказал он. – Не помрачился ли его разум под старость?

– Нет, не помрачился, – сказал Семен, рассерженно почесав небритый подбородок. – Послание или… предсказание – серьезная штука. Тут замешаны боги.

– Вот и я так подумал. Записка не выходит из моей головы ни на минуту. Надобно бы в Воиграде заглянуть в библиотеку, может, что найду. Но одно я уже сейчас могу сказать: Абий – это имя мне знакомо.

– И кто это?

– Был такой треарийский полководец, философ и государственный муж – Абий Моэций Нест, по прозвищу Кабема, что значит "посох" – он был хромоват и всегда, даже, как пишут в летописях, в бою, носил с собой посох. Но он жил давно, лет сто назад, во времена Ламбра Пятого и Карла Кровавого. Тут, разумеется, речь о ком-то другом…

– Время покажет, – рассудил Семен.

– Покажет, только что? Что оно нам покажет? Восход солнца над пашнёю, или чуму?

– От смерти все равно не убежишь.

– Мудрый ты человек, Семен. В твоих простых словах живет истина.

– Спасибо на добром слове, Асмунд Казьмирыч.

Тут их авторитетная беседа, над коей Тур лишь посмеивался, прервалась. В помещение ввалился Аскольд, возбужденный, с разбитой губы стекала кровь. Он решительно прошел внутрь, и, не садясь, залпом выпил предложенную ему чарку с вином; после хлопнул ею о стол, отчего Путята проснулся, поводил осоловелыми глазами по сторонам, поежился и снова заснул.

– Сбежал, гад! – сказал Аскольд и сел.

– Сбежал… – тупо повторил Леваш.

– Сбежал. Хотел всех поднять на князя, стервец. Но я ему не дал. Хлопцы приняли мою сторону, все, за исключением какой-то сотни предателей – в основном горцев (и чего он с ними снюхался?). Умчались, предатели, восвояси, как только запахло жаренным. Пусть. Они теперь изгои, витяги, чтоб их. Асмунд!

– Что такое, дорогой?

– Отправил бы голубей в Сосну, на равнины и в Хутор, пусть знают про него. Пусть знают, что Рагуйло-собачник низложен.

Уже полночь. Татиана заснула в кухне, сидя на стульчике, крестом сложив руки на животе. Половина свечей прогорела, и по корчме поплыл мягкий сумрак.

Военег проснулся с отчетливым и не проходящим чувством потери. Чувством, напомнившим ему о раннем-раннем детстве, о матери – она уходит, а он плачет и тянет к ней ручки. Мама возвращается, что-то ласково шепчет, целует его, но потом всё-таки уходит, уходит ненадолго, по надобности, но он-то этого не понимает. Ему кажется, что мама бросает его, и ему невдомёк, что мама – царица…

– Раскис, – прошептал князь. – Ох, раскис…

Рядом спала Нега, закутавшись в одеяло с головой. Накануне вечером, после известных событий, он вернулся злой, страсти так кипели в нем, и ему нужен был выход – неконтролируемое желание, часто оборачивавшееся худом.