M. Nemo - Песнь Люмена

• Название: Песнь Люмена
• Автор: M. Nemo
• Жанр: Фэнтези

Люмен, любимейший сын Императора. И именно он восстанет против Отца, когда узнает правду о ледяном мире, где никогда не восходит солнце, а главным источником жизни служит кристалл.

---

— В чём дело? — в голосе загорелась сдерживаемая ярость. — Аджеха!

— Что с тобой такое?! — повторил Анука.

Ответом ему было молчание.

Коридоры уводили всё вперёд, не оканчиваясь и не имея цели. Залы сменялись залами. Его вечное скитание никогда не начиналось и не закончится. Он может столетия за столетиями идти не спеша и не медля, просто ступать по светящемуся полу не оглядываясь.

Такое свойство есть у Небесного Чертога — замыкающегося на себе. Один бесконечный путь, все залы одинаково светлы и одинаково громоздятся вверх гладкие стены. Люмен посмотрел вниз на толпу переговаривающихся легионеров и пошёл дальше, пока один из них не заметил его. Он не искал общества собратьев и потому скрылся в первой же арке, она вывела его к ведущим вверх ступеням.

Снова подъём, снова спуск. Зала за залом и одинаковая череда пустых пролётов. Не ожидая ничего, Люмен вышел на площадку, от которой с правой стороны начинался спуск на нижний уровень. Там располагался один из скрытых входов в Небесный Чертог. Только Люмен собрался идти дальше как услышал нечто, привлёкшее его внимание.

Осторожно подходя к краю, за которым можно было увидеть площадку внизу, он остановился, всматриваясь через темноту.

Здесь было темно, в отличие от всего остального Чертога. И только четыре человека сидели на полу в этой темноте. Кто знает, зачем здесь погасили свет, возможно, не хотели слепить людей величием места, где те оказались. Или же те не заслужили подобной чести.

На его памяти посторонние люди ещё ни разу не попадали сюда. Только эти продолжали безмятежно сидеть в центре. Трое подняли инструменты, один не пошевелился. Это были барды.

Здесь было так тихо, что поднявшийся голос прошёл через него. Люмен не знал почему, но одни, в темноте, барды запели.

Они пели о самой песне и том, что та никогда не будет забыта. О том, что зарождается внутри и прорывается в мир, захлёстывает его собой. О темноте, что всегда будет с этим и покое в каждом улетающем в небо слове. И как в темноте рождается песнь, потому что иначе не может певец. Захватывает его, растворяет в себе. Темнота схлёстывается со светом и всё что нужно и возможно, это только петь, как бы глухо не было кругом.

Барды пели, а Люмен стоял вверху и смотрел на них, и с каждым мгновением лицо его делалось спокойнее и уже созревшая уверенность появилась в глазах.

Страха не будет, пели они. А не петь ты не сможешь. Так пой. Захлёбывайся темнотой и светом. Эта история о том, что не остановить. А дороги назад не будет.

Зачем их позвали?

Люмен всего на миг закрыл глаза, пропуская через себя их сильные голоса. А когда открыл их, мелодия пошла на убыль. Барды ещё спели о надежде в забвении, когда одно не возможно без другого. Поющего заберёт мгла, а песнь останется. И затихли в мягкой темноте огромного зала. Окружённые лишь светом звёзд и глубокими тенями кругом. Притихшие в мягкой тишине.

Люмен отошёл от края, его ждал Отец.

— Я знал, что не нужно звать тебя.

— Это так.

Люмен остановился, не подходя достаточно близко для прикосновения. Но и Император не стал поднимать руку в привычном жесте, маня к себе любимое своё творение.

— Здравствуй, Люмен.

Тот не усмехнулся и не ответил, но продолжал молча смотреть на Отца своего.

— Здравствуй.

Пришла очередь Императору иначе взглянуть на старшего легионера.

— Путь за пределами был долог, не так ли?

— Это так, — ответил Люмен.

— Стоил ли он того?

Последовало недолгое молчание.

— Да, — был твёрдый ответ.

— Что ж.

Матовый свет на этот раз подчёркивал острые тени на лицах. Император сложил руки внизу, во всём остальном являя образец неподвижности и величия. Говорят, волосы и глаза белеют от череды тянущихся столетий. Он же побелел, когда узнал правду.

— Ты задумал всё с самого начала. — Не став медлить, сказал Люмен. — То, что относится к Эве.

— Да.

— Но она не должна! — Пауза. — Не может… — Пытаясь донести мысль до непоколебимого Отца, Люмен продолжал. — Она не сможет там.

— Напротив.

— Нет. — Пауза. — И тот самец с золотыми волосами, ты ведь так же создал его для тех же целей. — Молчание стало подтверждением сказанному. — Люди и так покорны, они взращиваются в окружении нужных мифов и легенд. С рождения им прививается ритуал достаточно эффективный, чтобы сохранять традиции. Быт, практика, воспитание — всё должно служить цели полного смирения и почитания. Вся культура направлена на это. Тебе же нужно было только одно для полного подчинения — внедрить соответствующие гены.

Ведь легионеры никогда не были еретиками. Мы не можем создавать себе подобных и не становимся выдающимися инженерами. Мы созданы самыми послушными, верными и нетребовательными. И именно наши гены нужны им для окончательного ослепления.

— Ты выбрал интересное слово, сын Мой. — Император смотрел ему прямо в глаза, Люмен взгляда не отводил. — Ослепление, не совсем верно. Покой, вот что это. Как та женщина с умершим мальчиком, помнишь? Я хочу дать им покой и радость существования.

— Но Эва! Она не сможет жить среди людей.

— Сможет, в этом её природа. Не пройдёт и месяца, как она адаптируется к нужным условиям.

Как будто пытается прожечь взглядом. Он видел каждое изменение в выражении лица своего легионера, отмечал любое колебание и нетерпение в словах, хоть тот и пытался скрывать всё.

— Второго Ты создавал тайно.

— От кого тайно, Люмен? Перед кем мне должно держать ответ? — В голосе нарочно прозвучали надменные интонации. — Я хранитель этого мира. Мне доверено вести его по пути и сделать так, чтобы путь этот был наполнен тем, ради чего и возникла сама жизнь. Любовь к ней…

— Оставь Эву в Чертоге, они и так будут покорны.

— Мне не покорность нужна.

— Знаю.

— Знаешь… — Он привычно сделал несколько шагов в сторону и остановился всё так же не расцепляя рук. — Женщина, Люмен, та женщина, которая требовала у тебя правды. Ты бы сказал её зная, что перед самым концом это принесёт той женщине? Молчишь, Я слишком потакал тебе позволяя, что не должен был. Моя вина в этом и огорчение. Но что сделано, то сделано.

«Я вижу как ты стоишь, сын Мой. Как требовательно и яростно впиваешься в Меня взглядом горящих глаз. В каждом твоём слове живое требование высказать или же высказаться. Тебе всегда того не терпелось, ты ведь и не видел в себе подобного. Желание соответствия, сообразности. Но сообразности себе же. Люмен, всегда всё видишь только через себя, и даже мир меряешь собою. И потому сейчас в каждом вдохе столько негодования и обиды. Ты обижен? Но чем? Лишь слабые обижаются на правду. А та бывает слишком горька».

— Люмен.

«Ты знаешь. Вот что Я вижу в тебе. И белая прядь в волосах, правда, ужасна, правда, горька».

— Люмен, хранить — значит сохранить нечто до передачи другому. В этом суть мирозданья. Естественный ход вещей не просто пустые слова, которые Чертог проливает на всё существующее.

— Но не живущее.

Император молчал некоторое время и когда произнёс заветные слова, те сорвались тяжёлым ударом:

— Да.

Не сразу тот заговорил.

— Тебе не следовало входить в это. Хоть тут и Моя вина.

«Ты знаешь, как жаль, тебя-то я уберечь и не смог».

«Вижу по глазам, слышу в дыхании. Есть то, что изменяет не оставляя ничего от прежнего мира».

Покой ушёл. Внутри одно ревущее пламя. Жаль, жаль…

— Когда-то давно Мой создатель привел меня сюда, чтобы сказать то, что я скажу тебе. — Ответом ему было резкое движение головой. — Не должно избегать неизбежного. Когда догорает один костёр, зажигают другой.

— Или подкидывают ветки в этот.

Неожиданно Император сам резко сделал шаг вперёд и тут же остановился, вдруг источая опасность.

— Игра слов. Игра воображения. — Голос выровнялся настолько плавно, что постороннее ухо и не заметило бы перехода. Только Люмен продолжал следить за существом перед ним, но не как хищный зверь, а как человек смотрит на белое пламя в сплошной темноте.

— А Шайло и Лукас, все они, что будет с остальными?

— Тебе и так уже известен ответ.

Сильный толчок. Император не мог не заметить его и держась всё так же расслабленно, с виду оставался наготове.

— Со всем… — Люмен как будто находился в трансе и всё повторял, — всё…

— Так должно быть.

Молчание.

— Таков естественный ход вещей.

И снова тишина, обволакивающая как сладость и тяжёлая как покров на ложе.

— Но приятие — единственный путь.

Люмен встрепенулся словно избавляясь от наваждения, мигом вернулась вся острота восприятия.

Жаль, жаль…

— Ты хотел говорить со мной, так говори, — говорил Император. — Почему ты, Люмен, молчишь теперь?

— Но ведь все мои слова заранее известны. — Тем не менее, на губах усмешки не было. — Легионеры созданы так, чтобы удовлетворять всем выставленным требованиям. Мы не способны даже задуматься над тем, почему каждую ночь появляется туманность, не способны задавать вопросы.