Густаво Беккер - Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века

• Название: Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века
• Автор: Густаво Беккер
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9985-0227-9

Рыцари, встречающиеся один на один с жуткими кровожадными призраками из-за прихотей прекрасных дам; красавицы, заставляющие своих кавалеров совершать неслыханные преступления; бароны, чьи деяния вызывают ужас и отвращение у простолюдинов; мачехи, готовые пойти на сговор с убийцами с целью избавиться от ненавистных им падчериц; грешники, которых лишь личная встреча с Богом способна наставить на путь праведный и отвратить от дьявольских соблазнов… — какие только образы не порождает богатая народная фантазия. Слушай да записывай! Были и небылицы, жуткие сказки, мистические легенды, таинственные предания составили основу многих художественных произведений таких выдающихся испанских литераторов XIX — начала XX века, как Густаво Адольфо Беккер, Рамон дель Валье-Инклан, Эмилия Пардо Басан и Антонио Мачадо.

Многие тексты были переведены специально для данного издания и публикуются впервые.

---

Легенда, которая рассказывает об этой чудесной истории, случившейся давно, не говорит нам больше ничего об этих молодых людях.

А я, как правдивый рассказчик, не добавлю от себя ничего, чтобы не приукрашивать.

II

Однажды он увидел, что она плачет, и спросил:

— Почему ты плачешь?

Она вытерла слезы, пристально посмотрела на него, вздохнула и… заплакала снова.

Он подошел к ней, взял ее за руку, прислонился к перилам арабской ограды, откуда красавица смотрела вниз на бегущую реку, и снова спросил:

— Почему ты плачешь?

Река Тахо[29] струилась внизу, у подножия высокого скалистого берега, на котором высился славный город Толедо. Солнце садилось невдалеке за горы, вечерняя дымка, как газовая вуаль, колебалась в воздухе, и только монотонный звук воды раздавался в глубокой тишине.

Мария воскликнула:

— Не спрашивай, отчего я плачу, не надо, я не смогу ответить тебе, а ты не сможешь понять меня. В женской душе иногда возникают и переполняют ее такие желания, которые может выдать лишь вздох, желания безумные, вспыхивающие в нашем воображении, мы не осмеливаемся и говорить о них. Это наша необъяснимая, загадочная женская природа, мужчине такое и в голову не придет. Прошу тебя, не спрашивай о причинах моего горя; если б я рассказала тебе, ты бы, наверно, посмеялся.

После этих слов она снова опустила голову, но он опять повторил свой вопрос.

Красавица, помолчав, нарушила тишину и сказала возлюбленному глухим, прерывающимся голосом:

— Это глупость, которая тебя насмешит, но не важно, я расскажу, раз ты этого хочешь. Вчера я была в храме. Служили мессу в честь Богоматери. Ее образ в алтаре на золотом троне сиял огнем. Звуки оргáна отражались эхом внутри собора,[30] хор священнослужителей пел Salve, Regina. Я молилась, молилась, погруженная в свои благочестивые мысли, потом машинально подняла голову и посмотрела на алтарь. Не знаю, почему мой взгляд остановился на образе Богоматери, нет, не на образе, а на одном предмете, который ранее я не видела, не могу объяснить, но он привлек мое внимание… Не смейся… это был золотой браслет на руке Божьей Матери, на тех руках, на которых когда-то был Ее Божественный Сын. Я отвела взгляд, стала молиться снова. Но нет! Невозможно! Мои глаза невольно вновь возвращались к браслету. Огни алтаря чудным образом дробились, отражаясь в тысяче граней его алмазов. Мириады искр, красных и синих, зеленых и желтых, как вихрь, кружились в стремительном хороводе, они были как духи огня, поражая своим блеском и стремительным движением… Я вышла из храма, вернулась домой, но одна неотступная мысль не покидала меня… Я легла, но не смогла уснуть… Вся ночь так и прошла в этих мыслях. На рассвете наконец я сомкнула веки, и ты не поверишь, даже во сне я видела, как являлась мне, пропадала и вновь появлялась красивая и смуглая женщина с этим золотым браслетом, украшенным драгоценными камнями. Это была женщина такая же, как я, а не обожаемая мной Богоматерь, перед которой я готова встать на колени. Нет! Это была такая же, как я, женщина, она смотрена на меня и смеялась надо мной. Показывая мне браслет, она, казалось, говорила: «Смотри! Смотри как блестит! Как будто это хоровод звезд, что сорвались с неба летней ночью. Смотри! Но это — не твое! И никогда, никогда не будет твоим… Может, у тебя и будут другие, лучше, чем этот, еще богаче, чем этот, если это вообще возможно, но этот!.. Такой сияющий, фантастический… у тебя… его не будет никогда! Никогда!» Я проснулась, и эта мысль… она не отступает, она снова со мной, она жжет меня огнем, невозможным, дьявольским, но огонь — от самого сатаны… Ну вот, видишь… ты молчишь, склонил голову… Ну разве это не глупость? Тебе, наверное, смешно?

Педро судорожно сжал рукоять шпаги, поднял голову и глухо спросил:

— Где, у какого образа Богоматери этот браслет?

— У Богоматери, что рядом с дарохранительницей в соборе, — прошептала Мария.

— У Богоматери, что рядом с дарохранительницей в соборе? — повторил юноша со страхом.

— У Богоматери из собора!

На мгновение на его лице отразились весь ужас и смятение его души.

— Если б это было у другой Богоматери! — заговорил он страстно, решительно. — Если б это было у архиепископа на его митре, у короля на его короне, у самого дьявола в его лапах! Я бы вырвал это сокровище для тебя, пусть это стоило бы мне жизни или осуждения! Но у Богоматери нашего собора, святой покровительницы нашего города! Я ведь родился здесь, в Толедо! Нет, невозможно! Невозможно!

— Никогда! — прошептала едва слышно Мария. — Никогда!

И она снова заплакала.

Педро устремил свой исступленный взор на реку, на воду, которая текла и текла, бесконечно, под его невидящими глазами, шумела на камнях у подножия берега, на котором высился славный город Толедо.

III

Толедский собор! Представьте себе лес гигантских гранитных пальм, ветви которых, сплетаясь и перекрещиваясь, образуют великолепный и колоссальный свод. Под ним — целый сонм воображаемых и реальных существ, созданных и одушевленных силой гения.

Представьте себе это невообразимо необычное сочетание света и тени, когда перемешиваются и переплетаются сумерки и цветные лучи стрельчатых арок, где блеск светильников борется и отступает перед тьмой святилища.

Представьте себе целый мир из камня, безграничный, как дух нашей религии, величаво торжественный, как ее традиции, загадочный, как ее притчи… но даже и тогда у вас не будет и малого представления об этом памятнике, сооруженном на века рвением и верой наших предков, которые столетиями отдавали ему сокровища своей души, своего вдохновения и своего искусства.

Под его сводами царят мистическая тишина, величие, поэзия и святой страх, который защищает его пределы от мирских соблазнов и низких земных страстей. Дух материального отступает перед чистым горним воздухом, и эта атмосфера веры излечивает от атеизма.

И если даже в обычное время, когда вы входите в эти священные, таинственные пределы, собор предстает перед вами таким огромным и величественным, то насколько же сильнее впечатление, когда он разворачивает перед вами всю пышность религиозного действа, когда дарохранительницы переливаются золотом и драгоценными камнями, сиденья укрыты коврами, а колонны — драпировками.

Когда тысячи серебряных лампад проливают потоки света, когда в воздухе колышутся облака ладана, а голоса хора, звуки оргáна и колоколов в своей чудесной гармонии потрясают здание снизу, с самых его оснований, поднимаясь ввысь, до верхних шпилей, вот тогда, когда вы слышите все это, вы можете понять безграничную власть Бога, которая присутствует здесь, оживляет храм своим дыханием, и в нем отражается Божественное всемогущество.

День, когда произошла описанная нами сцена встречи возлюбленных, завершал торжества в честь Богоматери в Толедском соборе. Праздничная служба собрала в храме многих верующих. После нее они разошлись, погасли светильники в боковых приделах и у большого алтаря, со скрипом закрылись за последним посетителем огромные двери храма. В это время в темноте собора проскользнула какая-то фигура, это был мужчина, очень бледный, бледнее чем статуя, на которую на мгновение он оперся, чтобы справиться со своим волнением, с большой осторожностью приблизился он к решетке средокрестья. Свет одной из лампад позволил разглядеть его.

Это был Педро.

Что же произошло между молодыми людьми, если он все-таки осмелился наконец на деяние, от одной мысли о котором волосы вставали дыбом? Об этом мы никогда не узнаем. Он был здесь, в храме, чтобы осуществить свой преступный замысел. Взгляд его был беспокоен, колени дрожали, пот крупными каплями выступал на лбу.

В соборе, где не было никого, абсолютно никого, царила глубокая тишина. И все же время от времени можно было почувствовать какие-то смутные звуки, то ли скрип дерева, то ли движение воздуха, или, кто знает, может, это было лишь в воображении, когда что-то чудится, слышится, ощущается, и действительно то тут, то там, где-то за спиной, а то и совсем рядом, сбоку, едва слышно звучали какие-то не то всхлипывания, не то шелест ткани, не то шаги, которые то удалялись, то приближались.

Педро пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить путь. Он подошел к решетке, поднялся на первую ступень у алтаря, здесь рядом были могилы королей, каменные статуи которых днем и ночью стерегут святилище, где они покоятся вечным сном. «Вперед!» — тихо сказал он себе, хотел сделать шаг и не смог. Казалось, ноги приросли к полу. Он посмотрел вниз, и от ужаса волосы встали дыбом: он стоял на надгробных плитах. На мгновение ему почудилось: чья-то рука, голая и холодная, схватила его с ужасной силой. Умирающий свет лампад в глубине храма — словно это были звезды, мерцающие сквозь тучи, — поплыл в его глазах, дрогнули статуи на погребальных плитах, качнулись образа в алтаре, весь храм содрогнулся своими каменными аркадами, столпами, рядами сидений.