Сергей Мосияш - Александр Невский

• Название: Александр Невский
• Автор: Сергей Мосияш
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87994-049-7

Историческая трилогия С. Мосияша посвящена выдающемуся государственному деятелю Древней Руси — князю Александру Невскому. Одержанные им победы приумножали славу Руси в нелегкой борьбе с иноземными захватчиками.

---

— Но почему? — удивился княжич.

— Чернь, жаждущая крови моей, может заутре здесь быть. А это страшно, дитя мое. И не за себя уж теперь боюсь я, не за себя.

— Да, да, — вмешался кормилец, — владыка мудро молвит. Здесь ему нельзя оставаться.

— Но у нас дружина, — возразил княжич, — велю изготовиться к бою.

— Боже упаси, Александр Ярославич, поднимать меч на христиан, — Арсений воздел руки вверх. — Боже упаси! Они безумны от глада, терзающего их. Не бог, но нечистый движет ими. Заклинаю тебя вседержителем, не смей обнажать меч на них, не смей!

— Но куда же ты тогда? — спросил Александр.

— Утеку на Хутынь, запрусь в келью свою. Они заутре туда явятся. София не может оставаться без владыки. Прибегут за Антонием, его вознесут опять. Но не завидую я его участи теперь, ох не завидую. Сидеть на владычном столе средь безумных, что может быть, ужаснее?

Арсений схватил кормильца за локоть, отвел к столу, заговорил с жаром:

— Увози княжичей, Федор, увози от греха. Бояре в любой миг толпу на вас натравят.

— Не могу, святой отец. Князь в грамотах заклинает: сидеть.

Александр услышал спор между кормильцем и Арсением.

— Святой отец, не трать время. Мы никуда не поедем.

Арсений подошел к Александру.

— Но почему?

— Позор князю, бегущему от беды и бросающему свой народ в ней.

— Но ты же еще не князь, сын мой.

Александр вскинул подбородок, сверкнул очами по-отцовски:

— Я наместник и… княжич.

Арсений какое-то мгновение смотрел на гордого отрока, потом схватил его руку, заговорил жарко и искренне:

— Прости. Прости, Александр Ярославич, старого грешника… Ты, сын мой, чист и мудр в помыслах своих. Будь же всегда чист и честен, не токмо пред народом, но и пред собой. И будешь силен этой правдой. Не в силе бог, но в правде. Запомни, дитя мое, в правде.

Арсений перекрестил мальчика, резко повернулся и пошел к выходу.

— Я провожу тебя, отец, — вызвался Сбыслав, стоявший у двери. Арсений вышел, ничего не ответив.

— Да, да, проводи, — приказал Александр. — Проводи до самого Хутынского монастыря. Возьми с собой отроков.

Александр подошел к столу и задумчиво стал смотреть на огонь свечи.

— «Не в силе бог, но в правде», — повторил он с расстановкой и обернулся к окну, где стоял кормилец. — Что он хотел этим сказать? А? Данилыч?

— Только то, что сам сел на владычный стол неправдой, в чем и слабость свою узрел. М-да, звали старца на честь, посадили на печь. Идем-ка, Ярославич, почивать. Федор-то, чай, седьмой сон досматривает.

XIX БЕГСТВО

Ровно четыре месяца лил дождь. Кончился он в Николин день — 6 декабря.

Наступление зимы усилило смуту в Новгороде. Измученные голодом и ненастьем, мизинные люди волновались и готовы были по малейшему знаку кинуться громить боярские дворы. И знак на Торговой стороне подали сторонники Ярослава, пустив слух, что бояре за то и выжили князя, что хотел он отменить на несколько лет поборы с бедноты. Слух этот был от начала до конца ложен, так как князь и себя и дружину свою содержал на поборы. Но бедноте так хотелось верить, что хоть кто-то из сильных мира сего жалеет мизинных! И они поверили.

Ударил вечевой колокол, и грянул на вече грозный клич:

«За обиду Ярослава! На обидчиков его!»

Но и Софийская сторона не дремала. «Не допустим, братия, дабы нас аки тетерь в гнездах похватали. Али не мужи мы?»

— Эй вы, лыченцы драны, брюхи мякинны, — вопили с Софийской стороны. — Не хлебнуть ли вам Волхова?!

— А вы, господа бояре, Новгород немцам продали, — не уступала Торговая. — Сдерем ваши брюханы, натянем на тимпаны![63]

Кровопролитье назревало великое. На обоих берегах прибывает и прибывает народ, и уж обе стороны выставляют вперед самых сильных, самых дюжих молодцев. Суют им в руки палицы, мечи двуручные: секите, мол, крушите супротивников.

Владыку Антония служки уведомили: кровопролитие меж братьями готовится. Схватил владыка крест с распятием, к мосту устремился, дабы не дать крови христианской пролиться. Но слаб старик, где ему пробиться сквозь толпу бурлящую, оружием бряцающую. Воздел Антоний крест к небу.

— Братия-я, заклинаю всевышним творцом…

Но голос слаб, кто услышит. А уж на мост вступили первые силачи, чтобы сойтись и биться насмерть.

Да забыли обе стороны, ослепленные гневом и злобой, о третьем супротивнике — о Волхове. А он вздыбился, как дикий тур, и понес льдины из Ильменя. И, разогнав огромные глыбы, ахнул ими в городни — быки, подпирающие мост. Задрожал, заскрипел Великий мост. В ужасе бросились с него новгородцы, так и не скрестив мечи. Бежали с моста, топча и сминая друг друга, чувствуя, как ходит и колышется под ними настил.

Бегущие свалили, смяли владыку Антония. Служки выхватили его из-под ног чуть живого, потащили во владычный двор.

А мост позади трещал и разваливался, и уж трудился Волхов, разбирая и унося по бревнышку мощные городни.

На Городище внимательно следили за происходящим. По настоянию княжичей кормилец отправил в Новгород несколько воинов, которые должны были сообщать все важное, что могло случиться в городе.

Когда рухнул Великий мост, предотвратив тем самым кровопролитие, в Городище прискакали один за другим все дружинники.

— Слава богу, — крестился на икону Спаса и радовался Александр. — Лучше он не мог сотворить, как мост разрушить. Слава богу, слава те, господи.

— А по мне, так пусть бы подрались, — подал голос Федор. — Сбили б друг другу охоту-то.

— Ты о чем говоришь? — удивился Александр. — Они б не охоту сбили, а град обескровили. Ливонцы б тогда голыми руками взяли.

— Они ж батюшку выгнали…

— Как выгнали, так и призовут, вот увидишь.

То, о чем княжич лишь догадывался, уже происходило на Софийской стороне. Бояре, напуганные смутой, которой и конца не было видно, срочно отправили послов к Ярославу в Переяславль.

«Приходи к нам, княже, — плакались бояре в грамоте, — приходи и поборы отмени. Судей по волостям тебе не слати. На всей воле нашей и на всех грамотах Ярославлих — ты наш князь».

Зная, что Ярослав тверд и упрям и может не принять условий, бояре осторожно намекнули, что могут и без него обойтись: «…или ты собе, а мы собе».

Прочтя грамоту бояр новгородских, князь разгневался:

— И они же еще мне условия ставят! Брюхолюбы толстолобые, — князь подбежал, схватил старшего посла за ворот шубы. — Ну! Куда вы Арсения дели? А?

— Так не я ж… Так народ же, — лепетал испуганно посол.

— Народ?! — рявкнул князь. — Кому врешь, стервец! Бояре ваши, бояре паутину заплели. Ну и что? Антония опять возвели. А что вы с ним-то створили? А?

Ярослав притянул испуганное лицо посла к своей бороде.

— Ну, тебя спрашиваю, что створили с Антонием?

Послу уж трудно дышать стало, да и не знал он, имеет ли право об Антонии князю что-либо говорить. Но князь, оказалось, все уже знал о владыке.

— Вы ж и его, своего владыку, до удара довели. Так какого дьявола вам еще надо? А? Меня зовете. Зачем? Чтоб еще и надо мной кочевряжиться. Я вам не Антоний!

Ярослав оставил посла, отошел к окну, стараясь успокоиться. Именно чтоб отвлечься, спросил об Антонии почти участливо:

— Ну как он там?

— Лежит недвижим. Языка лишился. Мычит что-то, не поймешь.

— Вот видишь. Ступай. Отдыхай. Завтра ответ дам.

Ярослав хитрил, ответ у него уже был готов. Ему просто надо было выиграть время. Он тут же позвал к себе Мишу Звонца, днями прискакавшего из Новгорода. Миша явился навеселе.

— Уже упился, — заметил хмуро князь.

— Так дома сколь уж не был, да и путь какой проскакал. Надо и отдохнуть как водится.

— Отдохнем во гробе. Сей же час седлай коней — и в Новгород. Гони что есть духу.

— Ну вот, лыко-мочало, — сразу скис Миша.

— А ну, — цыкнул князь и, помолчав, продолжал: — Заберешь княжичей с их дружиной — и сюда.

— Слава богу, давно пора. А то сидят там, как у тура на рогах.

— Да уходите ночью, дабы ни одна душа не проведала.

— Не изволь беспокоиться, Ярослав Всеволодич. Вывезу — ни одна собака не тявкнет.

— Ну и добро. С богом, — Ярослав махнул рукой, благословляя тем Мишу в путь-дорогу.

На следующий день князь долго не звал истомившегося в ожидании посла новгородского. Ярослав все прикидывал: далеко ль Миша Звонец ускакал. Наконец после обеда посол сам не выдержал, велел слуге напомнить о себе князю.

— Так просится, сказываешь? — переспросил князь слугу.

— Просится. Говорит, уж не забыл ли ты.

— Раз просится, пусть придет.

Слуга отправился приглашать посла, а Ярослав смотрел на двери, пытаясь сердце злом наполнить, что вчера кипело, и не мог. Прошло зло, перекипело.