Самир Сельманович - Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

• Название: Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина
• Автор: Самир Сельманович
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Религия
• Год: 2010
• ISBN: 978–5–699–42643–0

ЖИТЬ В ОДНОМ МИРЕ…

Миллионы людей предпочитают безличную духовность определенной религии, миллионы ставят свою религию выше других, миллионы просто ни во что не верят.

Эта книга — дерзкий вызов всем нашим представлениям о духовности, вере и атеизме. Ее с восторгом приняли представители всех величайших религий.

Это оригинальный рецепт жить счастливо в мире, где есть «свои» и «чужие». Уже сегодня эта история изменяет мир! Здесь все по–настоящему.

«Поразительная книга, в которой сочетаются воспоминания, озарения, мудрость, страсть и сострадание».

Маркус Борг, религиовед

«Сельманович, сын мусульманина и христианки, был воспитан в традициях ислама, но позднее обратился в христианство, хотя и не утратил почтения к мусульманской вере… Читатели этой книги обнаружат, что перед ними открываются новые важные перспективы их собственной религии, чужих религий и даже их отсутствия».

Дейзи Хан, исполнительный директор Американского общества распространения ислама (ASMA)

«Самир совершил то, что казалось невозможным — написал книгу о Боге, которая выглядит свежо. Книгам о Боге, вере и религии в наше время грош цена, но эта исполнена надежды и энтузиазма. И абсолютной честности».

Карл Медеарис,. писатель

«В мире, где религиозные традиции слишком часто упорствуют на давно утративших актуальность позициях собственной исключительности и правоты, эта песнь любви, обращенная к Богу всего сущего, — долгожданный труд, полный надежды и оптимизма».

Раввин Марсия Прагер

Сзмир Сельманович — писатель, доктор философии, оратор, консультант и общественный деятель. Он родился и вырос в семье этнических мусульман, в атеистической городской среде Загреба — столицы Хорватии.

---

Веяние тихого ветра

Подавленный безверием людей, которые его окружали, один из великих пророков, Илия, осознал, что ему необходимо увидеть славу Божью. И к нему явился Бог.

«И сказал: выйди и стань на горе пред лицем Господним. И вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь.

После ветра землетрясение; но не в землетрясении Господь. После землетрясения огонь; но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра. Услышав сие, Илия закрыл лицо свое милотью своею»[66].

Могучий ветер, раздирающий горы, землетрясение, пожар — ничто не заставило Илию закрыть лицо. Такая реакция, вызванная веянием тихого ветра, указывала на присутствие Бога.

Однако одержимость религии Большим Богом порождает Большую Религию. Как и многие мои товарищи по религии, наставники и прихожане, я устал от того и от другого. Мой Бог стал слишком велик. Обременительно велик. Многим обычным людям христианство кажется специфической субкультурой — не потому, что оно призывает следовать по стопам палестинского плотника, жившего в I веке, а потому, что, призывая следовать за палестинским плотником, действует так, словно будущее всего мира зависит от того, насколько успешным будет стремление христиан к экспансии. Мы можем отмахнуться от этой оценки, утверждая, что за пределами нашей религии люди просто находят предлоги, лишь бы не подчиняться Большому Богу. А если на самом деле мы отмахиваемся от этой оценки потому, что и мы не подчиняемся Малому Богу?

Каждая культура представляет собой мешанину красоты и безобразия, цельности и бесчестия, правосудия и угнетения, доброты и жестокости. В Библии священные писания называют «мечом обоюдуострым», секущим в обоих направлениях[67]. И, подобно всем культурам, христианской культуре требуется меч, чтобы орудовать им. Время от времени ей нужна операция. Пока мы, христиане, не начнем применять Слово не только к мировой культуре — подравнивать ее по размеру, — ноик собственной, мы по–прежнему будем жить в изолированном параллельном мире — месте, где подлинно христианская история о коленопреклоненном Боге затуманена нашими выдумками о религии, которая когда–нибудь будет править миром. Вместо того чтобы приветствовать экспансию нашей религии как неоспоримо благородную цель, мы можем затаить дыхание, чтобы услышать веяние тихого ветра нашего Бога.

Однажды вечером, во время прогулки по улицам Верхнего Ист–Сайда, беседуя с моим другом, агностиком Марком, я задал вопрос: что происходит с нами, почему мы абсолютно разочарованы в себе и своей религии. Через двадцать лет после моих македонских впечатлений я обнаружил, что моя жизнь превратилась в существование прижившегося в большом городе гражданина, потребителя имперских благ. С самого начала моего путешествия в христианство моя жизнь была обращена наружу и вперед, ко всему большему и лучшему.

Выпалив все это, я умолк и перевел дыхание. Мой друг задумался, убедился, что я договорил, и заметил:

— По–моему, Иисус был не таким, как религия, которую ты описываешь. Вечер только начинается, давай пройдемся еще. Хочу узнать, что на самом деле означает «быть последователем Иисуса».

— Не знаю, смогу ли я сейчас же ответить тебе, — признался я.

— Но ведь я не задаю тебе вопросов, — возразил он.

Это было приглашение к диалогу.

Избавившись от необходимости быть мудрым и сильным, отвечающим за дела Божьи, я медленно брел рядом с Марком, рассматривал серые улицы города и прямо там увидел Бога — легкий ветерок тихо веял над толпой людей, омывал им ноги, ласкал мир.

Закон жизни на все времена

Мой друг Робин Симмонс, опытный сценарист, объяснил мне, что лучшие сюжеты, где события расположены линейно, обычно посвящены человеку или группе людей, которые стремились к желаемому, а когда нашли его, то поняли: это совсем не то, что им нужно. Согласитесь, это описание полностью подходит к путешествиям в иудаизм, христианство и ислам. Мы совершали их в поисках Святого Грааля религиозного превосходства. Нам хотелось попасть на самую вершину. Мы полагали, что каким–то образом это поможет нашей реализации или обретению способности покорять людей. Но стремясь к величию, мы стали неудовлетворенными верующими в мире, который отнюдь не впечатлили.

Мы желаем превосходства, но это совсем не то, что нам нужно на самом деле. В действительности нам требуется научиться быть частью целого.

Однажды я услышал слова Далласа Уилларда: «Вы поймете, что на этой земле живете словно в Царстве, когда возьметесь за дела, которые, как вам известно, бесполезны, и они у вас вдруг получатся».

А если нам следовало внять сразу двум советам — «откажитесь от того, чего хотите» и «действуйте тем способом, который, как вам известно, не сработает»?

А если вся наша боязнь собственной ничтожности необоснованна? Если жизнь Царства пребывает в малом? Хотя мы предубеждены против малого, наших пророков влекло к нему. А если отказ от превосходства нашей религии не умалит ее значение, а наоборот, позволит людям вновь открыть ее красоту?

Наши священные писания призывают нас ждать Бога, стремиться к Богу, замечать Бога. Однажды я слышал, как писатель Ричард Фостер сказал, что тишиной Бог что–то объясняет нам. Может, потому, что Бог слушает больше, чем говорит. Может, потому, что малость Бога отчасти говорит о том, кем он на самом деле является.

Я стал воспринимать кажущееся отсутствие Бога как знак веры Божьей в нас. Да, Бог верит в нас. Мы тоже должны верить в человечество, надеяться, что люди и Бог каким–то образом найдут друг друга, не расставляя ради Царства Божьего ограды по всему миру.

Иисус знал эту тайну жизни, когда говорил, что пшеничному зерну, чтобы выжить, прежде следует упасть в землю и умереть[68]. Подобно всему прочему, религия, чтобы выжить, должна умереть. Так устроена жизнь. Чтобы предложить миру живую веру, моя религия должна умирать вновь и вновь. Из поколения в поколение. Как сказал старик из Македонии, омывая мне ноги: «Сынок, так поступает Бог. Так Бог изменяет мир. Таков путь Божий».

7 Благословение атеизма

Мы с женой сочетались браком 30 июня 1990 года. А потом — еще раз, на следующий день, 1 июля 1990 года. Моя большая мирская семья атеистов просто не могла представить себе, как можно устраивать свадебную церемонию в церкви, беседовать с моими церковными друзьями, слушать церковные разговоры. Родные считали себя людьми настолько широких взглядов, что у них не укладывалось в голове, как они будут общаться с набожными родственниками моей жены и моими новыми друзьями. Однако, родные моей жены не жаловались — напротив, вздохнули с облегчением. Все это означало, что им незачем тревожиться о двух предметах, которые они считали источниками зла в мире — об алкоголе и танцах.

Обе брачные церемонии, единственные в своем роде, были организованы ценой огромных затрат. Понадобились две разные подружки невесты, два разных шафера, два вида клятв. Каждая церемония не подразумевала существования другой. Два дня подряд утром я появлялся среди гостей, встречал невесту согласно предписанным правилам, вместе с ней проходил весь ритуал — в первый день в здании городского совета, во второй — в церкви. На каждую свадьбу собралось больше сотни гостей, играл оркестр, подавали несколько жареных барашков.

Моя первая свадьба, на которой Бог не был упомянут ни словом, завершилась после полуночи. Мои родители полагали, что я останусь с невестой на ночь, чтобы брачный союз получил должное завершение. О, как бы я хотел! Целый год я наслаждался ее голосом, целый год смотрел на ее лицо, вдыхал аромат волос, целый год мучительно редко совершал робкие вылазки к запретному, а до этого все пять лет учебы в колледже по собственному почину придерживался целибата. После всего этого меня переполняла любовь к жене, гормоны взыграли, мозг угрожал взорваться от жгучего желания. Я не сомневался, что готов к священной миссии для Бога, сказавшего: «И будут одна плоть!» Но мои родители и не подозревали, что в свою первую брачную ночь мы с женой разошлись в разные стороны. Я переночевал у друга, она — в доме своих родителей.

В Новом Завете часто упоминается о.втором пришествии Христа, надежда на которое была жива в моем сердце — все–таки я был адвентистом седьмого дня; мы даже не верили в ад, место, где одни страдания (вечные) заменяют другие (временные). Нам просто хотелось, чтобы мир стал лучше, чтобы Мессия вернулся и, по словам Боба Дилана в «Господе», «поотключал провода» и «перевернул столы» зла раз и навсегда. Я думал: «А если Иисус придет сегодня? Вот будет облом. Не хочу, чтобы Иисус пришел прямо сейчас!» Библейский смысл понятия «небеса» подробно обсуждался богословами, и я пришел к выводу, что, согласно преобладающим доказательствам, там не будет секса. Мне всегда казалось, что в вечности должно быть что–то получше секса, но так или иначе, в ту ночь я ничего подобного не хотел. Я утратил свою религию. Я поймал себя на обращенной к Богу просьбе отдалить пришествие, которое положит конец страданиям всего мира, хотя бы на один день, чтобы и я узнал то, о чем мечтал несколько лет.