Владимир Ильин - Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

• Название: Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта
• Автор: Владимир Ильин
• Издательство: Яуза
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20000-2

Судьба Владимира Ильина во многом отражает судьбы тысяч наших соотечественников в первые два года войны. В боях с врагом автор этой книги попал в плен, при первой же возможности бежал и присоединился к партизанам. Их отряд наносил удары по вражеским гарнизонам, взрывал мосты и склады с боеприпасами и горючим, пускал под откос воинские эшелоны немцев. Но самым главным в партизанских акциях было деморализующее воздействие на врага. В то же время только партизаны могли вести эффективную контрпропаганду среди местного населения, рассказывая о реальном положении дел на фронте, агитируя и мобилизуя на борьбу с захватчиками. Обо всем этом честно и подробно рассказано в этой книге.

---

Франц Питч, услышав немецкую речь, подошел к этому немцу и стал с ним разговаривать по-немецки. Красинский, находившийся рядом, внимательно прислушивался к этому разговору. Вначале Франц очень тепло вел речь с пришедшим немцем, считая его товарищем по несчастью и, видимо, думая, что это тоже немецкий антифашист. Но через некоторое время в голосе Франца послышались нотки неуверенности и даже некоторого испуга. Это насторожило Красинского, но, к большому сожалению, он никому не сказал о своем подозрении по отношению к этому немецкому солдату, да и Франц почему-то не поделился ни с кем относительно темы разговора с ним. По всей видимости, Франц надеялся, что они находятся в таком месте, где кругом стоят партизаны, и ничего не должно случиться с ними, но он трагически ошибся. Примерно через час немецкий солдат с мальчиком ушел из расположения госпиталя.

Прошла еще одна тревожная ночь на острове. Штаб бригады пока еще не прислал нужного здесь врача. С утра начал моросить дождь. Пришлось раненых переносить в ту землянку, где когда-то была партизанская пекарня. Братья Короткевичи, Егор и Алексей, решили в душную землянку не идти и остались под одним из деревьев, прикрываясь от дождя своей плащ-палаткой. Не пошел в нее и Красинский.

Вдруг неожиданно для всех, кто был на этом островке, они услышали громкий окрик по-немецки:

— Хальт!

— Немцы… — шепнул Егору его брат Алексей.

И, недолго думая, братья Короткевичи, а за ними следом и Красинский юркнули незаметно для немецких солдат, окружавших этот остров, в топкое болото, где рос высокий камыш. Когда немцы стали подходить к тому месту берега, где скрывались наши партизаны, то они, окунаясь головой в болотную воду и затаившись там, дыша ртом через сломанные сухие камышинки, выжидали, пока немцы не уйдут от этого берега. Так им троим удалось спастись от неминуемой гибели, которую принесли на остров гитлеровские каратели.

А в это время на острове происходила страшная трагедия. Чтобы не выдавать свое присутствие, гитлеровцы вытаскивали всех раненых партизан из землянки и, не стреляя в них, топили их в окружающем остров болоте. Зверски расправившись с ранеными, которые находились в землянке, немцы обнаружили еще одного раненого партизана, лежащего в стороне от землянки. Это был Мозниченко Савелий, которого не успели девушки-санитарки перенести в землянку. Он лежал бледный, с закрытыми глазами. Немец, подошедший к нему, увидев бледное лицо и бездыханное тело партизана, пробурчал:

— Дизер бист тот, — и отошел от него, думая, что этот партизан уже мертвый.

Забрав с собой всех девушек-санитарок и Франца Питча, немцы ушли с острова. Братья Короткевичи вместе с Красинским выбрались из болота на берег и, обождав, когда немцы далеко уйдут от острова, поспешили сообщить штабу бригады о случившейся трагедии.

Спасшиеся партизаны, боясь натолкнуться на немцев, пошли с этого острова не по кладкам, по которым ушли с острова немцы, а в противоположную сторону, прямо через топкое болото. Подвергая себя большому риску утонуть в этом болоте, они медленно шли по нему, все время проверяя длинным шестом дно его. Наконец-то им удалось выбраться на берег. Братья Короткевичи быстрым шагом пошли в расположение бригады, а Красинский, раненный в ногу, не мог дальше идти и остался в лесу около болота.

В то время, когда все это происходило, я пытался узнать в соседних отрядах, нет ли кого из врачей нашей бригады. Но и там ни одного врача не было. Удрученный неудачной попыткой разыскать кого-нибудь из врачей и зная, что на острове в госпитале мучаются раненые без настоящей медицинской помощи, я уже собрался ехать на кобылице нашего командира в соседнюю бригаду за врачебной помощью. И вдруг увидел приближающихся братьев Короткевичей. Вид у них был самый ужасающий. Мокрые, перемазанные болотной грязью и перепуганные, они наперебой стали рассказывать нам, что с ними произошло часа два тому назад на острове, где был госпиталь.

Не медля ни минуты, я тут же все рассказал командиру отряда Цымбалу и доложил об этой трагедии комиссару бригады Игнатовичу. Цымбал срочно выслал часть своего отряда в погоню за немцами, но все было напрасно. Было уже поздно, немцы ушли с нашими девушками-санитарками и Францем за линию блокады. Догнать их нам не удалось. За эту страшную беспечность и оплошность, которую мы допустили, не обеспечив надежную охрану госпиталя, и за то, что я послал нашего единственного немецкого антифашиста Франца Питча в этот госпиталь, я проклинал и себя, и штаб нашей бригады.

* * *

Новое несчастье, свалившееся на нашу бригаду, а также сообщение соседних бригад о том, что немцы повели новое наступление на партизан по единственной дороге, идущей к реке Березине, совсем обескуражило командование нашей бригады. В штабе была полная растерянность и упадническое настроение. Комиссар бригады Игнатович и начальник штаба Руколь срочно собрали всех оставшихся в живых командиров и комиссаров отрядов и объявили:

— Ввиду сложившейся чрезвычайно сложной обстановки и невозможности прорыва линии блокады даже силами всех бригад зоны мы приняли решение распустить отряды бригады с той целью, чтобы мелкими группами попытаться самостоятельно выйти из кольца блокады, иначе мы все здесь погибнем от голода.

Слушая этот приказ, я не был согласен с ним, так как считал, что мы не имеем права распускать отряды и бросать партизан на произвол судьбы. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять. Собрав всех оставшихся в живых партизан нашего отряда, а их было человек 45, я доложил им о решении штаба бригады.

— Товарищ комиссар, а как же вы? С кем вы останетесь? — спросил меня Иван Старшинов.

— А я так думаю: кто хочет идти со мной, пусть примыкает ко мне, а кто думает самостоятельно пройти линию блокады, те пусть идут и ищут слабое место в линии блокады немцев и ночью скрытно переходят ее. Всем тем, кому удастся пройти линию блокады, надо будет собираться у озера Селява на том полуострове, где мы стояли до блокады, или в одной из деревень около озера.

— Нет, товарищ комиссар, мы вас не оставим и будем действовать всем отрядом, — заявил Старшинов.

— Хорошо, товарищи, если вы согласны, будем действовать вместе.

— Куда же нам сейчас отойти? — стал я советоваться с партизанами. — На этой дороге оставаться опасно. Немцы с минуты на минуту могут подойти сюда. Первый отряд и штаб бригады уже ушли в неизвестном направлении. Мы остались здесь одни. Продовольствия у нас нет. Прежде всего нужно где-то искать для нас питание.

— Товарищ комиссар, я слышал, что где-то около озера Палик есть небольшая деревня. Может быть, нам туда пройти по болоту, а там хоть картошкой разживемся, — предложил один из наших товарищей.

— Да, есть такое озеро Палик, оно от нас находится километрах в пятнадцати, но идти придется по болоту, — сообщил я партизанам.

— Ну и что же, пойдем туда, — согласились мои товарищи.

Посмотрев на трофейную карту, я наметил маршрут движения, и мы тронулись в этот трудный путь. Кобылица командира следовала за нами. Мы, конечно, могли бы забить эту лошадь и утолить голод кониной, но никто из партизан даже и мысли не подал на этот счет. Эта кобылица очень нам напоминала всеми любимого нашего командира отряда Агапоненко Николая, погибшего в бою на большаке. Присутствие этой лошади как бы напоминало нам, что с нами вместе идет и он. Это придавало бодрости партизанам, и они, идя рядом с этой лошадью, любовно похлопывали по ее бокам, понукая ее в тех местах, где она проваливалась в болотной жиже, и помогали ей выбраться на твердую почву. Часа через два мы вышли на дорогу, которая была покрыта по болоту бревенчатым настилом и была похожа на длинный деревянный мост. Она шла почти до самой деревни Палик. Впереди показались две фигуры мужчин, сидящих на краю этого настила. Это были незнакомые партизаны какой-то бригады. Худые и обросшие бородами, сидели они, вытянув свои разутые ноги на настиле. Когда мы поравнялись с ними, то вдруг один из них крикнул:

— Владимир Петрович! Как вы попали сюда? Вот это встреча! Вы не узнали меня? Я бывший ваш учащийся в техникуме.

Приглядевшись внимательно, я с большим трудом узнал его:

— Постой! Это ты, Кувшинов?

— Да! Это я, Владимир Петрович.

— А ты как здесь оказался?

— Да так же, как и вы. Я лежал больной в партизанском госпитале. А когда стали подходить немцы, то все мы, больные и раненые, пошли в глубь болот, вот и мы с товарищем тоже.

— Так примыкайте к нам, вместе будем горевать.

— Нет, нам нельзя к вам. Нам нужно искать свою бригаду.

— Как хотите. Тогда прощайте, желаем вам встретиться со своими.

Мы пошли дальше, а Кувшинов с товарищем остался на дороге. Эта неожиданная встреча с ним напомнила мне наш техникум, Егорьевск и любимую мою девушку Иру. «Где-то она сейчас? Знает ли она, что ее Володя сейчас в белорусских болотах ищет выхода из почти безвыходного положения?»