Владимир Ильин - Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

• Название: Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта
• Автор: Владимир Ильин
• Издательство: Яуза
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20000-2

Судьба Владимира Ильина во многом отражает судьбы тысяч наших соотечественников в первые два года войны. В боях с врагом автор этой книги попал в плен, при первой же возможности бежал и присоединился к партизанам. Их отряд наносил удары по вражеским гарнизонам, взрывал мосты и склады с боеприпасами и горючим, пускал под откос воинские эшелоны немцев. Но самым главным в партизанских акциях было деморализующее воздействие на врага. В то же время только партизаны могли вести эффективную контрпропаганду среди местного населения, рассказывая о реальном положении дел на фронте, агитируя и мобилизуя на борьбу с захватчиками. Обо всем этом честно и подробно рассказано в этой книге.

---

— Я, ребята, больше не могу. У меня все ноги сопрели в этом болоте. Я сейчас разуюсь, — решительно сказал он, снимая свои сапоги.

— Зря ты это делаешь, — возразил я. — А вдруг на нас немцы ночью наскочат, ты что, тогда босиком побежишь?

— А, черт с ними, — заявил Андрей, — все равно разуюсь.

Он поставил свои мокрые сапоги около горящего костра. Теплый огонь от него, бессонница последних ночей, проведенных в болоте, а также сильная усталость, которую мы только сейчас почувствовали, лежа у костра, все это вместе заставило нас почти мгновенно забыться крепким сном. Мы безмятежно спали, не подозревая, что рано утром следующего дня мы можем оказаться в смертельно опасном положении. Костер наш давно уже потух, а сапог Цымбала Андрея, покачнувшись, упал прямо на горячие угли.

Рано утром мы проснулись от гортанных криков немцев. Они почти рядом с нами валили строевой лес. Сосны с грохотом падали на землю. Стучали топоры, то и дело были слышны возгласы немцев, предупреждающих о падении подпиленных сосен.

— Немцы! — стал я тормошить своих спящих товарищей.

— Где немцы? — спросил меня мгновенно проснувшийся Андрей.

— Слышишь, лес кругом нас пилят. Давай обувайся, и нужно уходить отсюда, пока они не обнаружили нас.

Андрей поспешно стал надевать свои сапоги, а они, как на грех, не лезли на его распухшие ноги. Особенно он никак не мог надеть того сапога, который упал на горячие угли костра. Схватив финку, Андрей поспешно разрезал голенище. Наконец мы были готовы к уходу из этого ельника. А как уйти, если кругом немцы?

Ползком меж кустов и по старому папоротнику нам все же удалось уйти от немцев незамеченными. Теперь то болото, в которое мы не хотели идти ночью, снова стало нашим спасением. К счастью, оно было совсем неглубокое. Это была просто весенняя полая вода, затопившая часть соснового леса. Пройдя с полкилометра по затопленному водой лесу, мы снова выбрались на берег в совершенно сухой лес.

Было теплое весеннее утро. Нам в лицо ярко светило солнце. Мы шли по этому чистому сосновому лесу и радовались нашему освобождению. Кругом в лесу пели птицы, как будто и не было совсем никакой войны.

— Ну, братцы, мы, кажется, совсем ушли из блокады, — весело сказал наш Василий «Хорек». — Теперь бы еще пожрать чего, тогда и совсем было бы отлично.

— Да, есть очень хочется. Зря ты, комиссар, вчера оставил у своего Ивана говядину, — намекнул мне Цымбал о том куске коровьего мяса, который я оставил Ивану Старшинову и Лене, когда прощался с ними.

— Ничего, ребята, мы-то теперь на свободе, а каково им там, и сколько еще им придется находиться в блокаде, совсем неизвестно, — ответил я. — А поесть где-нибудь скоро найдем, только бы нам добраться до тех деревень, где немцы не тронули местных жителей. А там хоть бульбы, да найдем.

— Теперь у нас еще, может быть, одна преграда, большак Лепель — Борисов.

— А вдруг там немцы? — усомнился Цымбал.

— Да, это, пожалуй, может быть, — подтвердил я.

— Нет там теперь немцев, — уверенно сказал Василий. — Чего им там делать? Они стоят по берегам болот, куда загнали партизан, а на большаке их нет.

— Хорошо бы так, — сказал Цымбал.

Примерно через час мы были уже около этого большака. Снова я увидел знакомый мне лес, где мы с Николаем Агапоненко пытались пройти одним своим отрядом через блокаду, и вспомнил ту трагическую ночь, когда шел бой и погибло так много партизан.

— Подождите, ребята, мы же идем к тому месту, где немцами был заминирован лес и где погиб наш отряд, — сказал я.

— Да, это как раз здесь, — подтвердил Цымбал.

— Тогда нам нужно найти дорогу, по которой ездят немцы на машинах, а то мы сами можем нарваться на мины.

Мы вышли на торную дорогу, которая шла в сторону большака, и на ней были свежие следы недавно прошедших автомашин. Перед самым большаком мы неожиданно встретили двоих мужчин, вооруженных винтовками, которые, завидев нас, пытались спрятаться в лесу, но потом, увидев, что нас всего трое, и поняв, что мы тоже партизаны, подошли к нам.

— Вы кто такие? — спросили мы их.

— Мы леоновцы, а вы?

— А мы гудковцы.

— Разрешите пойти с вами, — попросились они, увидев, что мы хорошо одеты и вооружены автоматами. Очевидно, они поняли, что мы не рядовые партизаны. И действительно, мы с Цымбалом были одеты в кожаные короткие танкистские куртки, которые обычно носили в партизанских отрядах командиры и комиссары отрядов и бригад.

— А вы, ребята, давно здесь около большака? — спросил я.

— Да примерно с полчаса. Боимся переходить его. Все думаем, нет ли на тех высотках немцев. А то опять попадем под пулеметный огонь, как тогда ночью.

Мы поняли, о чем идет речь, и Цымбал спросил:

— Ну, и что же вы заметили? Есть там немцы?

— Кажется, нет никого.

Я окинул взглядом этот лес и увидел, что около большака он был изуродован взрывами от мин и снарядов. Кругом лежали поваленные деревья с еще свежими следами от осколков мин и пуль. Часть леса сгорела, но трупов погибших партизан уже не было видно. Все наши погибшие товарищи где-то были погребены в братской могиле. Мы уже хотели перейти большак, как вдруг из-за его поворота появилась сначала грузовая крытая машина, а вслед за ней колонна немцев численностью с роту, которая быстрым шагом шла в сторону Борисова.

Рискуя подорваться на минах, мы зашли в глубину леса и спрятались за деревьями. Когда последний немецкий солдат скрылся за лесом, мы поспешили перейти большак. На той стороне его не было видно ни единого человека. Теперь уже впятером мы продолжили свой путь на восток, подальше от линии блокады. Часа через два мы пришли к окраине какой-то деревни, название которой я сейчас не могу вспомнить, но хорошо помню, что от нее до озера Селява, если оставить севернее большой немецкий гарнизон Холопеничи, нужно было идти километров 45 по безлесной местности Крупского района.

Мы расположились в кустарнике около этой деревни и с большим наслаждением растянулись на молодой траве. Ноги у меня начали сильно болеть от болотной воды, в которой мне так долго пришлось находиться во время блокады. Но долго лежать было нельзя, так как надо было разведать, нет ли немцев или полицаев в деревне.

— Товарищ командир, — нарушил наш отдых Василий «Хорек», — давайте я схожу в деревню и разведаю, где теперь немцы. А может быть, чего и поесть принесу, уж очень хочется есть, просто невмоготу.

— Хорошо, Василий, иди. Только будь осторожен и возьми с собой кого-нибудь из леоновцев.

Один из леоновских товарищей согласился идти с Василием. Пока они ходили в деревню, мы с Андреем развернули трофейную карту, по ней обсудили, какой путь нам держать дальше, и приняли решение идти прямо по безлесной местности по деревням между Крупками и Холопеничами в сторону озера Селява. За ночь надо было пройти километров 45, а ночи-то были сейчас короткие, так как было уже 11 июня. Мы не знали точной военной обстановки в этом районе и надеялись, что теперь в немецких гарнизонах совсем мало немцев и полицаев, так как большинство из них участвуют в блокаде против партизан. Поэтому решили рискнуть и начать свой путь, когда будет еще светло.

Минут через сорок вернулись разведчики. Василий нес курицу, а второй товарищ какую-то квашенку. Подойдя к нам, Василий доложил:

— Товарищ командир, в деревне немцев и полиции нет. Там все спокойно, но и людей тоже почти нет. Съестного нам почти ничего не удалось найти. Вот только в кустах около одного дома мы увидели одну-единственную курицу, которую еще не успели съесть немцы и которая, разгребая своими ногами мусор, что-то клевала. Нам удалось ее словить, и вот она, — показал он совсем тощую курицу и положил ее к ногам Цымбала, — Да, а вот в одном совсем пустом доме мы нашли еще квашенку с кислым тестом. Она, наверное, стояла там уже дня два, а может быть, и больше.

— А картошки нигде не было, что ли? — спросил Цымбал.

— Нет. Картошку у населения всю забрали немцы. И народ, оставшийся в деревне, сам голодает. Поэтому многие из них подались в соседние деревни, через которые немцы не проходили во время блокады и не тронули там ничего у населения.

— Ну ладно, что поделаешь, если и в деревне люди голодают. А что нам делать с этим тестом? Может быть, оно отравлено?

— Да не может быть. Оно было в доме спрятано так, что я его нашел чисто случайно.

Ощипав курицу и нанизав ее на шомпол, мы принялись на небольшом огне костра готовить себе обед. В кустах нашли старое ржавое ведро, из которого сделали что-то похожее на противень, на который разложили сделанные из теста лепешки, и их тоже положили на угли этого костра. Приготовленный таким образом скудный обед на пятерых мы мгновенно съели, даже не почувствовав утоления голода. После этих кислых лепешек есть хотелось еще сильнее.