Евгений Соломенко - Ваш номер — тринадцатый

• Название: Ваш номер — тринадцатый
• Автор: Евгений Соломенко
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2556-9

Можно ли поменять судьбу, как старый плащ? И чем придется за это заплатить?

Однажды, когда жизнь кандидата технических наук Зорина стала совершенно невыносима, по почте на его адрес пришел элегантный конверт с золотым тиснением от крутой фирмы «Утренняя заря» с приглашением на спектакль.

В театре Зорину выдали номерок под сакральным номером 13. И закрутился вокруг нашего героя целый калейдоскоп разных персонажей: мексиканская колдунья, вдова команданте Че Гевары, ветеран НКВД, а также непутевый отпрыск одной из августейших фамилий Европы…

---

Так было до одного теплого вечера, когда жара уже отступила, и женщины с детьми собрались на берегу речки. Малышня носилась взад-вперед, пряталась и догоняла друг друга. И тут из кустов вылетел огромный, кем-то разъяренный медведь.

Зверь пролетел мимо неуклюжего, большеголового карапуза. По пути, не глядя, махнул лапой — и разорвал маленькое тельце пополам. А затем ринулся прямо в людскую гущу. Люди обреченно застыли: убегать, прятаться было поздно. Но вдруг навстречу несущемуся медведю шагнула тоненькая, хрупкая фигурка.

Анабелла и сама не знала, какая сила вынесла ее вперед и что ей теперь делать. Но, превозмогая дикий, рвущийся из сердца страх, девочка сделала еще один шаг вперед, к взбелененному чудовищу. И замерла, вперив в него взор отчаяния и словно бы пытаясь горящими своими глазами остановить стремительно летящую махину.

Медведя отделяло от девочки не более двух шагов, уже косая тень его лобастой башки накрыла босые Анабеллины ступни. И тут зверь как будто с маху налетел на незримую стену. Он замер на миг, затем поднялся на задние лапы и взревел совсем уже дико. Но в реве этом звучала не ярость, а какая-то человеческая растерянность и обида. Запрокинув голову ввысь, бурый исполин, казалось, жаловался выцветшему небу на горькую свою судьбу. А потом рухнул на чахлую траву, дернулся всей тушей и испустил дух.

С того дня в Анабелле пробудились диковинные дарования. Взглядом своих антрацитовых глаз она могла на расстоянии сорока шагов поджечь дерево: столетняя секвойя вспыхивала, как спичка. Анабелле ничего не стоило как-то по-особому глянуть на летящего в небе кондора — и тот камнем обрушивался вниз и разбивался оземь.

И другая разительная перемена произошла с ней. Новая Анабелла не сомневалась: мир безжалостен и свиреп, как разъяренный медведь. В этом мире можно выжить, только если ты вооружен мощными клыками или ружьем. И ранить врага нельзя: разить нужно только наповал.

Постепенно девочка превратилась в девушку, и переполнявшая ее ненависть уже не вмещалась внутри. Эта всепоглощающая страсть звала за пределы родных плоскогорий — объять своей Любовью-Ненавистью весь земной шар и навсегда избавить его от страданий одних и от подлости других…

…Леса мексиканских нагорий растаяли. Перед ней были ровные аллеи Пушкинского парка. Анабеллу все еще колотила крупная дрожь.

— Ну, Беллочка! Ну, хватит! — бормотал Зорин растерянно. — Ну, забудь об этих чмошниках!

Она извлекла из сумочки зажигалку и свои неизменные черные сигаретки. Затянулась жадно и спросила:

— Если я забуду этих паршивых игуан, как же я смогу ненавидеть их дальше?

— А разве это обязательно — ненавидеть? Ненависть — не лучшее из человеческих чувств.

— Нет — лучшее! — утвердила она. — Душа без ненависти мертва для любви! Только любить мы можем одного-двух человек, а ненавидеть — сотни и тысячи.

— Откуда такая арифметика? — не согласился Зорин. — А если, положим, я люблю все человечество — всех на свете поэтов, учителей, детей и стариков, просто хороших людей?

— Ну, конечно! — зло засмеялась она. — «Возлюби ближнего»! Гнилая мораль ваших дерьмовых христиан!

— А чем тебе не угодили христиане?

Она с яростью скомкала недокуренную сигарету, швырнула под ноги:

— Угодили! По самый Галапагос! Эти вонючие подонки изнасиловали мою родину, уничтожили культуру моего народа. И все это — благословясь перед поганым своим распятием!

— Ну, понятно! — протянул тоскливо Зорин. — Сейчас ты мне припомнишь еще костры инквизиции…

— Тебе — не припомню, мой поработитель! — улыбнулась, оттаивая, Анабелла. — Ты у нас сегодня и так — пострадавший, тебя лелеять надо. Вставай, мученик мой христианский, поедем в город!

Зорин вздохнул, поднимаясь на ноги, а она глянула на него — и зашлась в хохоте.

За перепадами ее настроения невозможно было поспеть! Он затравленно глянул исподлобья:

— Ну? Что опять не слава богу?

— Знаешь, — пояснила переменчивая, как ветер, дама сердца, давясь от смеха, — сейчас, без зубов, ты стал очень героическим. И я тебя люблю еще больше, чем прежде!

И сразу посерьезнела:

— У тебя соплеменник есть?

— Есть, целая куча! — заверил недоуменно Зорин.

Но Анабелла отнеслась к его заявлению скептически:

— Знаю я твою кучу! Все — грязные. Как у поросенка! На, держи мой!

И протянула кружевной платок.

(Русский язык Анабелла освоила с потрясающей скоростью, хотя и не без огрехов. Слово «соплеменник» у нее намертво ассоциировалось с понятием «сопли менять», то бишь — с носовым платком. Она постоянно путала «диссидента» с «дезодорантом», «организм» — с «оргазмом», а вместо «маразм» упорно говорила «эразм». Хотя про Эразма Роттердамского слыхом не слыхивала.)

Зорин покорно взял голубой, пахнущий лавандой «соплеменник» и приложил к размозженной губе.

* * *

На выходе из парка им преградила дорогу пожилая цыганка. Возникла перед Зориным, насквозь просветила его знающими, повидавшими на веку глазами:

— Не спеши, красавец! Жизнь свою все равно не перегонишь! Дай-ка я погадаю — про судьбу твою расскажу. Что было, что будет, чем душа успокоится…

Сил сопротивляться уже не было. Чтобы поскорей отцепиться от настырной бабы, Зорин покорно протянул ей ладонь. Цыганка засмеялась:

— Что же сразу руку даешь? Ты сперва денежку дай. Мне на денежку гадать надо!

Тут приключилась досадная заминка. Зорин полез за «денежкой», но в наличии, как назло, оказались только пятисотрублевые банкноты. Отвалить этой чмошнице полтыщи — глупо. Требовать с нее сдачи — еще глупей. Зорин бестолково топтался на месте и чуть не носом залезал в проклятый бумажник, ощущая себя полным идиотом.

Цыганка кивнула Анабелле сочувственно:

— Скупой же у тебя хозяин, красавица!

Тут, на свое счастье, Зорин обнаружил какой-то завалявшийся доллар. С облегчением ухватил зеленую бумажку, сунул цыганке:

— На, держи! И давай поскорее, я спешу!

— Ишь, нетерпеливый! — усмехнулась гадалка. — Ладно, показывай руку!

Уставилась на его ладонь, и улыбка сползла со смуглого лица. Женщина вдруг как-то закаменела. А потом резко отпустила Зоринскую руку. Не отпустила даже, отбросила, словно это была не ладонь человеческая, а шипящий аспид. Из недр цветастого своего одеяния извлекла измятый доллар и сунула ошарашенному Зорину:

— Забирай свои деньги! И ступай, куда шел!

Зорину стало не по себе, вдоль спины пробежали липкие мурашки. Но он взял себя в руки и попытался перевести все в шутку:

— Эй, красавица! А как же судьба? Ты ж обещала — «про судьбу расскажу»!

Но та уже быстро шагала прочь. Не оборачиваясь, через плечо, бросила:

— Нет у тебя судьбы!

Досье

Объявление

Квалифицированный вурдалак очистит квартиру от клопов и других кровососущих.

Глава пятнадцатая Души из одного гардероба

Нежданно-негаданно октябрь заблудился в календаре и не по срокам разродился самым настоящим бабьим летом. Это был праздник синего неба, желтой листвы и золотых летучих паутинок. Паутинки — золотые струны, и нежаркое, по-осеннему умудренное солнце играет на них едва слышную мелодию. Недолгая музыка бабьего лета.

Сегодня Зорин и Анабелла слушают эту мелодию, сегодня они причастны к этому празднику, они — гости у золотых паутинок, желтеющих березовых крон и жухлой, пахнущей осенью травы. Они — гости у славного Зоринского знакомца Сан Сеича.

Сан Сеич — добрый леший, обитающий в просторной бревенчатой избе с огромным, одуряюще пахучим сеновалом, на самом берегу изумительного озера. И вся эта сказка с озерами, островами, беломощным корабельным бором, ласковым березняком и мрачным ведьминым чернолесьем именуется лесной кордон, а Сан Сеич — его хозяин, смотритель, царь и бог. Одним словом — лесник.

Официальная цель приезда — отправиться завтра поутру на дальний берег озера и пособирать там белый боровой гриб да нарезать под елками черных груздей. На самом же деле Зорин наезжает сюда время от времени, чтобы отойти душой среди этой красоты и незамутненности, подле всепонимающего и чистого сердцем Сан Сеича.

Сегодня Зорин впервые нарушил им же самим установленную традицию. К Сан Сеичу он всегда наведывался исключительно в одиночку. Сколько уж раз тот же Вольдемар Мышонкин, да и другие друзья-приятели теребили Зорина:

— Ты когда нас, наконец, свозишь к своему старичку-лесовичку? Мы тоже хотим рыжиков на зиму напластать да с ружьишком побаловаться!

Но Зорин упорно уходил в сторону от этих грубых посягательств. Сан Сеич был его единоличным достоянием, и делить эту привилегию с кем-либо еще Зорин не желал категорически. Согласно закону Авогадро. Ибо самым ценным в регулярных Зоринских наездах были те неспешные беседы, которые он вел с Сан Сеичем и которые не терпят суетных компаний.