Светлана Новикова - Оранжевое небо

• Название: Оранжевое небо
• Автор: Светлана Новикова
• Жанр: Научная Фантастика

---

...Ме-е-е-дленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди-и-и... Радиоузел поезда утешает расставшихся. Вселяет в них надежду. ...И хотя нам прошлое немного жаль, лучшее, конечно, впереди-и-и... Как прекрасно! Ты уплатил железной дороге за билет, курьерскую скорость, постельное белье и за возможность послушать любимые песни... Скатертью, скатертью дальний путь стелется и упирается... Черт бы их драл, не хочу я знать во что он упирается! Я хочу назад! Туда, где... Но назад-то ходу нет. Никому. У времени все пленники. Пленник, плен, плененный, пленительный. Плененный мужчина. Пленительная женщина. Где ты? Что делаешь? О чем думаешь? Обо мне. Ведь правда же, обо мне? Ты не удерживала меня, ни о чем не просила. Спасибо. И за последнее свидание спасибо. За то, что не сдержалась, забыла про свой зарок и ответила на мои прощальные поцелуи. И как ответила!... Нет, нельзя об этом думать! Так можно сойти с ума. Потом, потом я все припомню. Не сейчас, нет. Сейчас я еще слишком близок к тебе. Пусть время отмерит между нами расстояние. Раз, два, три, четыре, пять. Как медленно двигается секундная стрелка.

- Антифонт! Умоляю, прекрати эту пытку. Невыносимо!

- Успокойся. Сейчас все встанет на место. Разожми кулаки, ты сам держишь прошлое. Расслабь мускулы, и оно уйдет от тебя. Ну, как, легче?

- Немного. Но внутри очень жжет.

- Это пройдет. Время унесет твою боль.

- Оно не двигается, оно застыло.

- Оно идет. Опять туда, куда ему определено. Посмотри в окно. Была ночь, черное небо, мертвая тишина. Теперь на горизонте нежная полоска света. И музыка. Прекрасная музыка льется оттуда.

- Я слышу. Слышу. Да, это Моцарт. Симфония соль-минор. Сколько в ней грусти!

- Столько же, сколько в жизни.

Музыка рассеяла мрак. Пронизала вселенную светом. И чужой болью. Болью опавшего листа. Обломленной ветки. Болью простреленной перепелки. Задохнувшейся форели. Болью брошенного щенка. Болью ребенка, рожденного уродцем. Болью бессловесных, беззащитных - перед мощью твоего разума, человече. Ты все разворошил, все растревожил, вмешался в естественный ход вещей, все пропустил сквозь себя - и создал СВОЙ мир. В нем - прекрасные творения твоих мыслей и чувств. В нем есть все, чтобы обрести блаженство. И нет ничего, чтобы уберечь тебя от страданий. Вот почему ты в смятении. И вот почему ты так любишь жизнь. Пока ты жив, ты будешь искать, теряя и обретая... Не правда ли, Вольфганг Амадей Моцарт?

Но что это?

Ты помнишь, как хотели четвертого апреля, четвертого апреля,

в театр оперетты мы пойти...

Боже! Был Моцарт - и вдруг из него проросло...

Ах, Коля, ах, Толя, кто же лишний, кто же лишний тут из нас?...

Лишний? Моцарт тут лишний. Какое кощунство отплясывать чечетку под мелодию Моцарта! Нет, он тут не нужен. И скоро ли станет нужен? Им и дела нет до него. Всех одолели свои заботы. Кого чечеточные, а кого и неотступные...

- Рано нынче снег сошел. Земля напитаться не успела.

- Зато и отсеялись раньше.

- Надо не раньше, а в срок. Всему свой срок. А ну, как землю снова морозом прихватит?

- Всегда вы пугаете, дядя Иван. Прогнозы объявляли хорошие.

- Предсказатели! Сбудется - похвалят, а как не сбудется - на стихию спишут. Для вас стихия эта - одно спасение.

- Да будет вам спорить. Ведь все-то, все об одном и том же.

- Погоди, мать, не мешайся. Он меня не первый день попрекает.

- Потому попрекаю, что если бы вы в коллективизацию не спешили друг перед дружкой...

- Вон что! А ты ровно не знаешь, что не по одной своей воле да охоте мы спешили.

- Знаю. Да только сам же говорил, думалось, мол, что так лучше, что по-иному не выйдет.

- Думалось.

- А кому не думалось, тех вы не слушали. Тетя Липа, я знаю, вы говорили им, что насильно хорошее не привьется. И другие говорили. Дедушка Антип срамил вас за безобразия. А вы его... Разве это по-людски?

- Это уже не при мне. Меня тогда сняли за пособничество кулакам. Однако я с себя вины не снимаю. Но и ты пойми. Давили нас, цифру требовали. Мы и старались.

- А те перед другими старались. Вышла незадача, а спросить не с кого. Так выходит?

- Спросить есть с кого, да никто не спрашивает.

- Так вы сами спросите с себя, со своей совести. Что она вам ответит?

- Сам я с себя давно спросил. Не обо мне речь. Мы свое отжили. Вы нас сменили, теперь и спрос будет с вас. А наши грехи - не оправданье вашим. Вошли в руководство - извольте отвечать. И за людей, и за землю.

- Уймешься ли ты, наконец, старый? Неужто не наговорился досыта за всю-то жизнь? А ты, бригадир, шел бы уж домой, ночь давно на дворе. Иди, иди с Богом.

- И правда, пойду я. Дел завтра невпроворот. До свидания.

- До свидания...

- Да... И мы вот всю жизнь вертелись, не на печи лежали. Почему же не заладилось дело?

- Какая тебе о том печаль? Пусть уж как хотят. Наш с тобой век отошел, а второго нам никто не даст.

- Антип сказывал - бывает.

- Антип любил сказками потешить. Потому ребятишки около него так и вились. И наш Егорушка бывало...

Егорушка... Глазенки любопытные, про все знать хочется...

- Дедушка Антип, а ты давно на свете живешь?

- Ой, давно, родимый. Уж не помню, когда и не жил.

- Давнее бабушки с дедушкой?

- Давнее. Они еще молодые были, а меня уже дедом звали.

- Разве они были молодые?

- Конечно, были, как не быть?

- А как это?

- А вот так. И такие маленькие были, как ты.

- Да что ты, дедушка Антип! Ты, наверное, все перепутал. Они так и родились старые. Как же бы они так сморщились? Может, ты еще скажешь, что и ты был молодой?

- Нет, уж этого я не скажу.

- Ну, вот. А ты не знаешь, почему мальчишки говорят, что я дедушке не родной внук? Что у меня был еще какой-то дедушка?

- Был, был. Ильей его звали. Святой был человек. Не уберегли его люди, вот и несут наказание. А ведь он им главное слово сказал.

- Какое главное слово?

- Совесть - вот какое главное слово, родимый. Без нее кого ни посади наверху - царя ли, вождя ли, каких флагов ни развешивай - ни хрена у человека не получится. Закрутит его суета да зависть.

- А чего не получится-то?

- Да ничего.

- Запутал ты меня, дедушка Антип.

- А ты пока не распутывай. Слушай да запоминай. А подрастешь вспомни мои слова и ищи ответ. Ну, вот мы и на опушку вышли. Тут совсем светло. Ступай по этой тропке, она тебя прямо к деревне приведет.

- Дедушка Антип, а почему вот эти листики не на дереве растут, а прямо из земли?

- Так уж природа определила. Это подорожник. Видишь, он тебе всю дорожку выстелил. А знаешь, что я тебе скажу по секрету? Бабы наши все ищут одолень-траву и найти не могут. Так вот подорожник - это она и есть.

Подорожник, подорожник, утоптал тебя безбожник, только ты не помнишь зла. Всем, кто ходит по дорожке, исцеляешь соком ножки, подорожник, быль-трава. Подорожник...

- Подорожник по дорожке, не хватай меня за ножки. Я иду, тебя топчу, потому что так хочу. По-до-рож-ник-по-до-рож-ке...

- Мама, мама! Чего Наташка листики топчет? Им же больно!

- И буду. И буду. По-до-рож-ник...

- Не плачь, Лесик, это всего-навсего листья, им не бывает больно.

- Нет, бывает, бывает! Я слышу, как им больно. Папа!

- Наталья, сию же минуту прекрати! Ну, все, Лесик, она перестала. Иди ко мне, мы с тобой пойдем по камушкам.

- Папа, а почему она так? Почему ей не жалко?

- Она просто не слышит, что им больно.

- Почему? Разве она сама не была листиком?

- А ты разве был?

- Был. А ты не помнишь?

Лесик был когда-то подорожником... Вон что! А он и забыл. Надо вспомнить, обязательно надо. Иначе он не поймет сына. Когда же это было? В какой тьме веков? Когда он сам был... Нет, это было раньше, намного раньше, чем возникла Спарта.

- Спроси себя, Инкьетусов, ты бы простил мне, если бы я скрыл от тебя сейчас про твоего сына?

- Нет, не простил бы. Ты прав. Спасибо тебе, Сурен.

Бросаю к черту эту газету и еду назад. Бедный Лесик! Он очень нестойкий. А жена молчит. Из гордости. При чем тут гордость? Взрослые люди, до чего мы все глупы. До чего мы любим себя, а думаем, что их...

Жена встретила его холодно, но спокойно, как бы подчеркивая, что детям в семье нужен мир и ради них она все перетерпит. Наташка чутко уловила поведение матери и во всем ей следовала. Тем же тоном по каждому поводу говорила "будь добр", "если ты не возражаешь", "благодарю". Ей очень нравилось держаться с ним "по-взрослому" и показывать, что она уже не та маленькая девочка, которую он когда-то водил за ручку в детский сад. Теперь она ходила в школу, одна, без провожатых, не то, что другие, и была полна своих серьезных забот. Но как-то он пришел за нею после уроков, просто так, было свободное время, и увидел, как в глазах Наташки мелькнула такая сумасшедшая радость, что он еле удержался, чтобы не стиснуть ее в объятиях. Так хотелось расцеловать эту прелестную чистенькую мордашку! Но она бы не позволила. Ее так просто не разжалобишь, как Лесика.

Еще до отъезда он замечал, что Лесик потихоньку мучает кошку, пугает ее, стреляет из пистолета пистонами, когда та спит, тянет за хвост, гладит против шерсти. Он, который плакал при виде умирающей бабочки и спрашивал про треснувшее блюдце: "Папа, а ему ведь больно, где трещинка?" Его ругали за кошку, стыдили, наказывали, а он упрямо продолжал. Почему же? Как-то он притянул сына и заговорил с ним о милосердии, в котором нуждается всякая божья тварь. Так говорила ему когда-то бабушка Мария Николаевна. Лесик слушал его покорно, но смотрел равнодушно и беспомощно. Нет, он не сумел облегчить сыну душу.