Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

• Название: Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)
• Автор: Александр Гольденвейзер
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0273-X

Александр Борисович Гольденвейзер (1875–1961), народный артист СССР, доктор искусствоведения, пианист и композитор, более 50 лет (с 1906) профессор Московской консерватории.

В 1896 году счастливый случай привел еще студента А. Б. Гольденвейзера в дом Л. H.Толстого. Толстой относился к даровитому пианисту с большим доверием и нередко открывал душу, делился своими мыслями, чувствами, переживаниями, подчас интимного свойства. Он знал, что Гольденвейзер любит его искренней, горячей любовью, что на него можно положиться как на преданного друга.

Уникальная по продолжительности создания книга поражает — как и сам Толстой — своим разнообразием и даже пестротой: значительные суждения Толстого по острейшим социальным, литературным и философским вопросам соседствуют со смешными мелочами быта, яркими характеристиками самых разных посетителей Ясной Поляны и дикими перепалками жены Софьи Андреевны с дочерью Александрой Львовной.

«Записывал я главным образом слова Льва Николаевича, а частью и события его личной жизни, стараясь избежать отбора только того, что казалось мне с той или иной точки зрения значительным или интересным, и не заботясь о ка- ком‑либо плане или даже связности отдельных записей между собою».

Текст печатается полностью по первому изданию в двух томах Комитета имени Л. Н. Толстого по оказанию помощи голодающим:

Москва, «Кооперативное издательство» и издательство «Голос Толстого», 1922, с включением прямо в текст (в скобках) пояснений автора из его замечаний к этому изданию; часть купюр издания 1922 года восстановлена по однотомному изданию «Худлита» 1959 года (кроме записей за 1910 год, так как они не были тогда переизданы)

---

Я возвратился домой, и мы с женой стали торопиться кончить работу над проверкой копии одной из тетрадей дневников.

Позже мы оба пошли к Чертковым и сидели там до 7 */4 часов вечера.

Часов в шесть снова приехала Александра Львовна. Оказывается, Софья Андреевна ждала, что она привезет дневники, а между тем Л. Н. в своем письме к Черткову об них второпях и не упомянул. Александра Львовна спряталась в комнате у Прасковьи Афанасьевны (жена Сидоркова), пока Л. Н. не вернулся с прогулки. Вернувшись, Л. Н. написал несколько слов Черткову, и Александра Львовна опять поехала в Телятенки за дневниками.

Владимир Григорьевич написал Л. Н. письмо, передал его Александре Львовне, и она, взяв дневники, уехала с ними в Ясную.

Скоро приехал из Ясной Белинький и рассказал, что там волнуются и ждут Александру Львовну, что Софья Андреевна не обедала, сидит в реминггонной и что‑то пишет на машинке.

Около восьми часов я поехал в Ясную. Приезжаю: Л. Н. и Михаил Сергеевич сидят за шахматами. Софья Андреевна сидит тут же, смотрит и говорит:

— Как интересна шахматная игра, и как весело смотреть. Я со стороны всю игру отлично понимаю.

Я пошел в ремингтонную. Там сидели: Татьяна Львовна, Александра Львовна, Варвара Михайловна, Мария Александровна. Они мне рассказали, что Лев Львович ждал возвращения Александры Львовны на проспекте, а Софья Андреевна у окна. Александра Львовна, предвидя это, подъехала со стороны Чепыжа и пешком прошла на задний двор. Прасковья Афанасьевна увидала ее и сделала ей знак, что Софья Андреевна сторожит у окна. Александра Львовна спряталась, а потом передала Прасковье Афанасьевне дневники через окно своей комнаты, а та снесла их «под своды».

Позвали Татьяну Львовну. Она хотела наложить печати и спрятать их в шкап, как вдруг вбежала Софья Андреевна, схватила дневники и стала их перелистывать и читать. Татьяна Львовна остановила ее и сказала ей, что она обещала не читать. Увидев Софью Андреевну, Александра Львовна прислала поскорее к Татьяне Львовне Михаила Сергеевича. Софья Андреевна проверила все даты и число тетрадей, дневники завернули в бумагу, запечатали и спрятали на ключ в шкапу, а завтра Михаил Сергеевич положит их в Туле в банк на имя Л. Н.

Софья Андреевна сказала Татьяне Львовне:

— Вы все будете меня благодарить!

— Нет, мама, я вам этого никогда не прощу! — сказала Татьяна Львовна.

Когда я приехал, было довольно спокойно. Софья Андреевна стала есть и сказала, что не ела четыре дня и что могла бы не есть сколько угодно, что ей вовсе не хочется, что только раз ночью она чувствовала голод. Она постоянно поминает каких‑то заваленных в шахте, не евших четыре дня.

Между прочим, Софья Андреевна сказала о письме Л. Н. к ней:

— Я всегда знала, что он хороший писатель.

После шахмат кто‑то предложил сыграть в винт. Л. Н. даже обрадовался — ему, видимо, хочется отдохнуть. Потом я поиграл на фортепиано и простился. Уходя, я спросил Л.H., что сказать Черткову. Л. Н. сказал:

— Передайте ему, что я очень благодарю его за его прекрасное письмо. Оно меня глубоко тронуло. Скажите ему, что, когда я сказал Софье Андреевне, что не буду видаться с ним, она сказала: «Я вовсе не требую этого», — но что я не хочу, чтобы это исходило от меня, и подожду, чтобы она сама сказала.

Когда я сидел уже на лошади, Л. Н. подошел к окну и оказал:

— Скажите ему… — голос у него пресекся, и он отошел от окна.

Я стал ждать. Когда я уже решил, что он не выйдет больше и тронул лошадь, он вышел на крыльцо и спросил:

— Вы здесь?

Я подъехал.

— Скажите ему, что хорошо иметь таких друзей… Я не могу говорить…

Л.Н. зарыдал и пошел в дом.

14 июля. Мы все надеялись, что теперь станет лучше, но во втором часу я получил от Варвары Михайловны следующую записку: «У нас опять все сначала. Л. Н. слаб — биение сердца».

Знаю, что в Тулу поехали Татьяна Львовна и Михаил Сергеевич, а Александра Львовна осталась в Ясной. Больше пока никаких подробностей.

До вечера мы ничего не знали. Вечером я поехал в Ясную. Владимир Григорьевич дал мне письмо Анны Константиновны к Л.H., в котором она, кажется, просит о прекращении остракизма для Владимира Григорьевича.

Чертков хотел приехать вечером в Ясную и вызвать кого- нибудь, чтобы узнать о результатах письма. На задах деревни я встретил Булгакова, который ехал верхом за Чертковым, так как Софья Андреевна сказала, что ничего не имеет против его приезда.

В Ясной я застал Л. Н. внизу на крыльце с Софьей Андреевной и Михаилом Сергеевичем. Л. Н. звал Михаила Сергеевича играть в шахматы. Я приехал, и Л. Н. стал играть со мной. За шахматами я не мог ничего разузнать, но мог заметить, что настроение сравнительно спокойное.

В Ясной — какой‑то американец R., окружной инспектор народных училищ (он говорит, что он родственник Рокфеллера), приехавший с письмом от Брайана. Письмо какое‑то подозрительное: написано на ремингтоне, а подпись — факсимиле. Человек он, кажется, нисколько не интересный.

Во время шахмат Лев Львович рассказал Л.H., что в «Русских Ведомостях» и в «Утре России» напечатан рассказ Л. Н. «Из дневника», разговор с крестьянином, написанный у Черткова. Л. Н. сказал, что как раз нынче ночью думал об этом рассказе и своим светящимся карандашом (кто‑то — кажется, С. А.Стахович подарил Л. Н. карандаш с маленькой электрической лампочкой, которым он иногда по ночам записывал пришедшие ему в голову мысли) написал новое заключение к нему.

После шахмат я пошел в ремингтонную. Там и позже в течение вечера Александра Львовна и Варвара Михайловна рассказали мне следующее.

Утром Софья Андреевна пошла к Л. Н. и стала просить его, чтобы он вычеркнул из своего письма то место, где он говорит, что уйдет от нее. Л. Н. сказал, что не может этого сделать, так как решил это твердо. Спустя некоторое время Софья Андреевна опять пошла к нему и на коленях умоляла его, чтобы он отдал ей ключ от дневников. Он сказал, что не может сделать и этого и что не изменит того решения, о котором написал ей. Л. Н. вышел после этого разговора измученный, тер грудь рукой, сердце у него страшно колотилось.

Он пошел в сад. Когда он проходил мимо окна Софьи Андреевны, она закричала ему, что выпила всю склянку опиума. Л. Н. в ужасе побежал к ней наверх. Когда он пришел, она сказала, что обманула его и ничего не пила. Л. Н. сошел опять вниз совершенно обессиленный. Лев Львович побежал к матери. Л. Н. шел весь в слезах. Он с рыданиями в голосе сказал, как бы про себя, но Александра Львовна и Варвара Михайловна слышали: «Теперь только недостает, чтобы Лев Львович стал меня ругать!»

Когда Л. Н. вернулся с прогулки, он сказал Александре Львовне, чтобы она передала Софье Андреевне, что она поступает так, как будто все ведет умышленно к тому, чтобы он ушел. Л. Н. просил ей передать, что он твердо решил уйти, если она не успокоится.

Остальная часть дня прошла сравнительно спокойно, кроме неприятного разговора за обедом.

В Туле банк был закрыт по случаю праздника, так что Михаил Сергеевич оставил дневники под расписку у доктора Грушецкого, а так как Михаил Сергеевич нынче уезжает, решили поручить отвезти их в банк Александре Львовне. Софья Андреевна сказала, что и она поедет, тогда Александра Львовна, сочтя это за недоверие к себе, сказала, что она в таком случае не поедет. Разговор принял острый характер. Татьяна Львовна вызвалась поехать вместе с Софьей Андреевной, и все немного успокоилось.

Когда я только пришел в ремингтонную, там были: Александра Львовна, Софья Андреевна и Михаил Сергеевич. Александра Львовна записывала у себя в тетради. Софья Андреевна спросила ее, что она пишет.

Александра Львовна сказала:

— Свой записник (так Душан Петрович называет дневник).

Софья Андреевна очень удивилась, что она ведет записки, и спросила ее, что она там пишет. Александра Львовна сказала, что записывает все, что происходит, даже рассказ Татьяны Львовны о крестьянской свадьбе у них в Кочетах.

Софья Андреевна осталась этим, по — видимому, очень недовольна и сказала, что в будущем никто не сможет разобрать, где правда.

Позже Софья Андреевна опять пришла в ремингтонную с запиской Л. Н. в банк, которую он, кажется, ей продиктовал. В записке этой сказано, что доступ в ящик, который он берет в банке, может быть открыт только ему, Л.H., или Михаилу Сергеевичу.

Софья Андреевна просила Варвару Михайловну переписать это на ремингтоне с припиской в конце: а в случае моей смерти — моим наследникам, чего, вероятно, Л. Н. не откажется подписать.

Михаил Сергеевич стал шутить, что он возьмет и все прочтет. Тогда Софья Андреевна сказала:

— Зачем такое доверие Михаилу Сергеевичу?

Михаил Сергеевич засмеялся и сказал:

— Вы меня возненавидите, как Черткова.

Но и эта шутка не помогла. Софья Андреевна стала говорить: