Юрий Колесников - Занавес приподнят

• Название: Занавес приподнят
• Автор: Юрий Колесников
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Роман Юрия Колесникова динамически воссоздает панораму предвоенной Европы, отражает закулисную возню различных ведомств гитлеровской Германии в канун подготовки к вероломному нападению на Советский Союз. В книге рассказывается об интернациональном коммунистическом движении против фашизма, а также разоблачается антинародная сущность сионизма и его связь с фашизмом.

Роман призывает к бдительности, готовности дать отпор любым авантюристическим проискам, которые могут привести мир к войне.

---

— Ума не приложу, как объяснить все Ойе? Ведь ей теперь ни в коем случае нельзя волноваться…

Нуци с недоумением посмотрел на Хаима.

— Тоже мне важный вопрос! Как-нибудь успокоишь… В торе не случайно написано: «И это пройдет!» Пройдет и следа не оставит. Мелочь! Немцы собираются брать Париж, и то не страшно… А ты говоришь о какой-то чепухе… Не об этом нам с тобой надо думать сейчас, если мы хотим воссоздать собственное государство!..

Глава двадцать седьмая

Провокатор Лика втерся в доверие к подпольщикам, стал доставлять нелегальную литературу грузчикам железнодорожной станции «Бухарест-южный — малая скорость», навел агентов сигуранцы на связного Томова и… остался в дураках. Ни уговоры, ни посулы, ни пытки, ни даже очная ставка с предателем не принесли сигуранце желаемых результатов: арестованный Томов не переставал утверждать, что его принимают за кого-то другого и что он понятия не имеет ни о какой подпольной литературе.

После серии допросов с нараставшим «пристрастием» деятели сигуранцы решили оставить упрямого бессарабца в «подвешенном состоянии» до тех пор, пока им не удастся наконец отыскать и арестовать Захария Илиеску. Комиссар Ионеску и подкомиссар Стырча были почти уверены в том, что Томов является одним из звеньев в длинной, хитро сплетенной цепи подпольщиков, возглавляемых механиком Захарией Илиеску, и полагали, что в его лице имеют дело с очень опытным революционером-конспиратором. И тем не менее им представлялось просто загадочным исчезновение механика из гаража, когда они явились туда для его ареста и тотчас же блокировали полицейскими нарядами все выходы.

Для старшего инспектора Солокану таинственное исчезновение Илиеску из-под носа целой своры полицейских не было, конечно, загадкой, но открыть эту тайну своим подчиненным он, понятно, не мог — отнюдь не потому, что и теперь хотел уберечь механика от ареста. Наоборот, теперь он каялся, не мог простить себе минутной слабости, необдуманного и неожиданного для самого себя отступления от служебного долга из-за личной симпатии к Илиеску, в мужестве и благородстве которого он имел возможность убедиться в связи с трагической гибелью дочери. Теперь он хотел исправить последствия опрометчивого шага и скорее обрести прежнюю уверенность в правоте дела, которому преданно служил всю жизнь. Теперь он настойчиво требовал от своих подчиненных:

— Искать Илиеску неустанно! Искать и найти!

— Достать механика хоть из-под земли! — вторил ему комиссар Ионеску, в свою очередь отдавая распоряжения начальникам детективных бригад. — Либо подавайте рапорт на увольнение! Таков приказ самого инспектора Солокану…

Подкомиссару Стырче больше, чем кому-либо, хотелось проявить себя. Он уже попал впросак со своим агентом, который даже на очной ставке не сумел доказать доказуемое… И вообще, до сих пор Стырча проявил себя только в способности свирепеть, доходить до бешенства при допросах арестованных. Но и это его качество пока не нашло положительной оценки у начальства.

— Дубасить тоже надо с умом, расчетливо, а не потому, что у вас руки чешутся и нервы сдают, — заметил ему однажды Солокану. — Все это сможет сделать с таким же успехом любой полицейский… У нас их более чем достаточно. А на подкомиссара мы возлагаем и другие обязанности…

Подкомиссар Стырча метался по секциям и секторам Бухареста, придумывал и устраивал хитроумные ловушки, изучал круг знакомых механика Илиеску по гаражу «Леонид и К°» и по его прежней работе в железнодорожных мастерских «Гривица», разрабатывал слежки, участвовал в облавах — и все безрезультатно.

Стырчу вдруг осенила мысль:

— А не бежал ли механик к большевикам?

От неожиданности и удивления комиссар Ионеску так вытянул тонкую длинную шею, что его маленькая голова с прилизанной прядью жидких волос, казалось, вот-вот коснется закопченного табачным дымом потолка. Он хотел было поднять своего подчиненного на смех, но смекнул, что и это ни на чем не основанное предположение можно будет подсунуть начальству в качестве объяснения безрезультатности поисков механика Илиеску.

Услышав предположение Ионеску, Солокану мрачно сдвинул брови, прищурил глаза и ничего не ответил. Долговязый комиссар без слов понял, что инспектор обозвал его про себя идиотом или чем-то в этом роде. Ионеску поспешил дать обратный ход:

— Я, разумеется, не верю в это… Но и такую возможность нельзя отбрасывать. С подобными случаями мы не раз сталкивались…

— Выбросьте эту чушь из головы, комиссар, — грубо прервал его шеф. — Илиеску в стране. И я больше чем уверен, что он находится в Бухаресте.

Солокану извлек из ящика стола несколько листиков бумаги оранжевого цвета с печатным текстом и протянул их комиссару.

— Вот, полюбуйтесь! Пока вы возились тут с бессарабским дикарем, Илиеску и его друзья поспешили выпустить новую порцию листовок. Я думаю, что шрифт, бумага и прочее, как видите, здесь не случайно те же, что и до ареста бессарабца… Я вовсе не исключаю, что бессарабец — подпольщик, но он мелкая сошка, и листовки — дело не его рук, а Илиеску. Однако мы, видите ли, никак не можем загнать его в западню. Сигуранца его величества! Позор…

Ионеску хотел было сказать что-то в свое оправдание, но Солокану прервал его:

— Продолжайте искать! И не пытайтесь оправдывать свою неспособность умело и оперативно действовать какими-то вздорными аргументами!

* * *

…Арест Ильи Томова причинил товарищам по подполью много хлопот и волнений.

— Господа из сигуранцы — мастаки заставить и мертвого заговорить, — с огорчением сказал Илиеску, когда узнал от Аурела Морару об аресте Томова. — Илие еще молод, опыта у него маловато, а испытание ему предстоит тяжелое. Ручаться в таких случаях нельзя… Кто знает, выдержит он пытки или нет?.. Надо нам, Аурикэ, принимать срочные меры…

И меры были приняты. Одна часть товарищей из звена Томова была переведена на нелегальное положение, другая — прервала общение друг с другом, прекратила работу… Морару перевез типографию из подвала гаража профессора Букура в другое место. Одновременно с типографией он перевез из пансиона тетушки Томова на улице Арменяскэ и товарища Траяна на другую конспиративную квартиру.

Сделать все это было очень нелегко, на каждом шагу возникали непредвиденные трудности, но, так или иначе, меры предосторожности были выполнены в течение двухтрех дней после ареста Томова. Нерешенным оставался вопрос о профессоре Букуре. Что касается типографии, то сигуранца могла поверить профессору на слово, будто он не знал о ее существовании в гараже. Но Илиеску не исключал, что сигуранца может допытаться и до того, что именно Букур извлек пулю из бедра Томова, что именно он, увидев на снятом с запястья руки Ильи наручнике немецкое клеймо, написал статью «За румынский хлеб — нацистские кандалы». Надо было во что бы то ни стало уберечь Букура от ареста… Такое решение нетрудно было принять, но как его осуществить?

После долгих размышлений Илиеску пришел к заключению, что Букуру следует на время покинуть страну, но прежде, чем он успел передать через Морару это свое заключение профессору, произошло событие, заставившее подпольщиков всемерно ускорить реализацию этого решения.

Поздно ночью в пансион мадам Филотти нагрянула свора полицейских и шпиков во главе с подкомиссаром Стырчей с ордером на обыск. Они учинили форменный погром в помещении: отодрали половые доски, рылись в чемоданах всех постояльцев, вывалили на пол одежду и белье из гардероба и комода, вытащили и исследовали все ящики буфета, ощупали и разбросали перины и подушки, сняли и вскрыли икону, выскребли золу из печек, рылись на чердаке, на кухне и в чулане.

…Тем временем Стырча наседал на хозяйку:

— С большевиками снюхались! Дали приют агентам Коминтерна! Позарились на денежки из Москвы!

Бледная как полотно мадам Филотти растерянно моргала глазами. Она не знала, что такое Коминтерн, не понимала, при чем тут Москва, и ответила совсем невпопад:

— Мне платят квартиранты, да и то не всегда, налог я вношу в срок… Что правда, то правда — жил у меня тут долгое время один агент какой-то фирмы, может, и той самой, которую вы назвали, только он исчез, так и не уплатив…

— Что за агент? — насторожился Стырча. — Как его фамилия?

— Митреску. Господин Лулу Митреску! Он был младшим лейтенантом, а потом…

— А потом стал сутенером и подонком! — прервал супругу ня Георгицэ и, расхрабрившись, добавил: — Таких вы не забираете, а не мешало бы!

Стырча притворился, будто не знает осведомителя сигуранцы Лулу Митреску, но резкая реплика ня Георгицэ задела подкомиссара, и он набросился на него:

— Вы лучше скажите, как попал к вам каналья бессарабец? С кем он здесь общался? Кто к нему приходил?