Оксана Демченко - Демченко Оксана

• Название: Демченко Оксана
• Автор: Оксана Демченко
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9922-1315-7

Ты сын вождя, наследник славы великого деда, получивший право стать воином огня. Вот бледные, и они враги,— все просто. Бери по праву победителя что пожелаешь, бери и не сомневайся! Пусть гудит гневом пламя, дарующее силу. Ты уверенно владеешь им… однако не владеешь собой. Стоит ли победа в бою такой жертвы? И какие еще принесешь ты, стремясь к величию? И от чего откажешься, чтобы, повзрослев, остаться собой в большом мире, где нет простых путей и однозначных ответов?

---

   - Прости. Мне было плохо.

   - Я жратву купила, я тащила, я бежала, а ты даже не оглянулся, каналья! - визгливо и жалобно запричитала арпа. - Куда ты прешь, там лес! Вечером нельзя в лес! Понимаешь? Он для охоты донов, застанут - убьют, а не застанут, так нас разбойники зарежут!

   - Да видел я здешних разбойников, - отмахнулся Ичивари. - Было бы, на кого глядеть. Идем, мне в лесу спокойнее. Найдем речку, я знаю, там впереди есть вода. Надо вымыться после города.

   - Ты чё, двинутый на мытье? Да я в этот год уже мылась, весной, ны... Плохой лес, я от... ну, не важно, плохо тут и все! Один старый хлаф болтал, что тут большая шайка. Что они даже на кареты нападают. И что лачуга у них возле озера. Костес, я умоляю, я на колени... не надо, не пойдем, ны-ы...

   - Ны, - передразнил Ичивари. - Лаура, все будет хорошо. Еще никогда мне не было худо в лесу. Поле куда противнее, голое оно, нас издали видно.

  Арпа нехотя кивнула, указала рукой на мешок, осознавая бесполезность спора. Ичивари подхватил, удивился тяжести груза, вскинул на плечо и понес. Лес был сух, лес просил дождя и жалобно шелестел, скорее даже гремел лишенными влаги листьями. Трава поникла и пожухла. Но склон под ногами ощутимо горбился, затем переломился и струйки звериных и человечьих тропинок заскользили прихотливым неровным курсом к воде. Запахло влагой - живой, настоящей, родной. В густых сумерках Ичивари уложил мешок на выбранной крохотной полянке, стащил рубаху и пошел к воде.

   - Сиди тут, огня не разводи, не шуми, - едва слышно велел он своей спутнице, добывая из своих вещей нож. - Я слышал людей и коней. Там, далеко. Проверю и вернусь.

  Глаза Лауры были двумя черными озерами страха, она кивнула и прикусила пальцы поднятой к лицу руки. Задышала часто, свернулась клубком у мешка и вцепилась в него, то ли оберегая, то ли просто прижимаясь к привычному...

  Махиг за кустом сбросил и штаны, остался в одной набедренной повязке - и заскользил вдоль реки, радуясь праву и возможности быть собой, человеком леса и даже дикарем. Поглядев на то, что бледные называют цивилизацией, он уже не находил ничего зазорного и обидного в таком определении. Да, он дикий, он любому лесу - не чужой, и потому ни один бледный тут ему не соперник... Ичивари задумчиво шевельнул бровью: а ведь точно: не один тут бледный поблизости. На дальнем берегу реки у каменной дороги - целая шайка лихих людей. Переплыв неширокий поток, махиг выбрался на склон и стал учитывать разбойников. Трое у дороги с одной стороны, столько же с другой, еще двое на дереве, с луками, и дальше трое, у всех пистоли. В лощине переступают кони, с ними оставлен слуга. Махиг недоуменно оглянулся на реку. Идти назад? Так ведь долго в засаде этим людям, мало знакомым с лесом, не просидеть. Те, кого ждут, вот-вот появятся.

  Еще в городе Ичивари пообещал себе не лезть более в дела бледных, слишком чужие и непонятные, почти всегда похожие на ловушки и обманки. Но речь идет о жизни и смерти. Отворачиваться тоже никак не получится.

  Покосившись в сторону обладателей пистолей, махиг осторожно попросил асхи о малой помощи. Порох на полке часто отсыревает, так что осечка - дело случая... почти. Туман у реки вроде стал попрохладнее. Ичивари вплотную подобрался к затаившимся противникам у самой обочины. Замер, слился с ночью и превратился в слух. Над бледными роилась мошкара, и эту особенность людей моря махиги заметили давно: чужих лесу почему-то жестоко жалят. Лишенные полноты правой души возвращаются с самой безобидной малой прогулки опухшими и больными, они опасаются змей и - вот ведь странно - змеи таких ощущают, злятся и норовят укусить. Люди в засаде шипели, вздыхали, иногда звучно шлепали себя по щекам и рукам. То есть ловили людей своего же круга - слепых и глухих в лесу. Прошел час, Ичивари почти решил для себя, что ожидание затянулось и угрозы для припозднившихся путников нет. Все бледные знают дурную славу леса, если даже Лауре она известна. Не поехали на ночь глядя, вот и все...

  Стук подкованных копыт донесся издали, вспугнул и прогнал размышления. Скоро шум разобрали и разбойники, зашевелились, проверяя последний раз оружие и убеждаясь, что никто не спит, даже пошептались, окликая друг друга. И затихли. Звук копыт приближался, дополняемый перестуком колес. Первым показался верховой. Он скакал ровной рысью и вез довольно яркий фонарь, словно издеваясь над самим собой и намеренно себя же ослепляя. Как можно увидеть врага, если ты сам на свету и видишь лишь то, что попало в его тесный круг? Отставая от передового метров на десять, ехали еще двое, при саблях и пистолях. В десяти метрах за ними - еще двое. Махиг недоуменно пожал плечами: при таком соотношении людей он бы не счел успех засады очевидным... Не удивительно, что притаившиеся не шумят и просто пропускают всадников! Вот и карета. Запряжена четверкой коней! Ичивари сразу догадался - именно эту красивую повозку и назвала новым словом Лаура. То есть в книгах оно встречалось, но в памяти тогда не осело, слишком бесполезное, малопонятное.

  Когда карета въехала на мост, обладатели пистолей попытались выстрелить, то есть щелкнули курками почти разом - три осечки... лучники спустили тетивы чуть позже, карета уже миновала мост и кони двигались мимо засады, обе стрелы впились в шеи передовой пары лошадей, те захрипели, спотыкаясь и путаясь в упряжи. Взревел в голос рослый разбойник у самой обочины, поднимаясь и шагая к карете, последний раз скрипнувшей колесами и замершей. Еще двое поймали под уздцы выживших коней. А охрана... Ичивари зло оскалился: всегда у бледных двойное дно, ну всегда! Охраники - и верховой с фонарем, и следующие за ним попарно четверо - продолжили скакать, даже не обернувшись. Еще два верховых двигались за каретой, они резко осадили коней у моста, развернули - и удалились туда, откуда недавно явились... Стоящий у самой кареты человек звонко и демонстративно хлопнул в ладоши раз, еще и еще.

   - Господа, нас не обманули, славно! Простая добыча, зато сколь занятная! - Он подошел к дверце, почти скрывшись из поля зрения махига за каретой, хлопнул по ее стенке и хозяйски потянулся открыть. - Когда я жил в столице, эта сакрийская бледа была горда и не приняла мои ухаживания. Напрасно.

  Ичивари вздохнул и сердито качнул головой. Почему на нелепом берегу он постоянно ввязывается в чужие дела и так же неизбежно нарушает данное себе слово? Почему здесь ничто не решается логично, открыто и однозначно? Махиг сетовал на жизнь, наблюдая, как открывается дверца кареты на дальнюю сторону дороги. А сам бережно, без звука, опускал в траву тело второго из лучников. Краем глаза отметил: обладатели пистолей перезаряжают оружие медленно, на них можно пока и не тратить время, потому он сразу шагнул ближе к обочине, за спину единственного мужчины, оставшегося сторожить закрытую дверцу кареты: двое, таившиеся рядом с ним, теперь держали коней. Ичивари уже был в полушаге от торопыги, тянущего саблю из ножен и нащупывающего край дверцы... Пальцы дернулись в конвульсии, когда махиг передавил слабую шею и с отвращением оттолкнул тело в кусты.

  Из темной кареты грохнуло - сперва один выстрел, почти сразу второй, и двух разбойников, стоящих ближе всего к говорливому столичному жителю, буквально отбросило в кусты. Махиг не мог их видеть, но хруст веток разобрал отчетливо.

   - Хлафская отдача у этой мерзости, - сообщил ничуть не соответствующий ожиданиям Ичивари голос - женский и очень спокойный.

   - Ты отягощаешь свою участь, - возмутился тот же болтун, сторонясь и оглядываясь на трупы. - Будет больно и медленно.

   - Я туда не спешу, - усмехнулся тот же голос.

  Ичивари оттолкнул в кусты второго из разбойников, державших коней, и направился к обладателям пистолей, уже почти не таясь. Было тревожно за женщину в карете, но и пистоли нельзя оставлять без внимания, времени прошло достаточно для перезарядки... Нежданного участника ночной стычки успели заметить, сдавлено охнули, самый запасливый злодей потянул из-за пояса второй пистоль, снаряженный, и тут произошло вовсе уж невозможное. Далеко, за рекой, ниже по течению, закричала Лаура - в голос, заходясь и взвизгивая, захлебываясь и хрипя. Лес замер и, кажется, само движение вод приостановилось, Ичивари ощутил, не веря себе, как его заполняет однажды осознанное, мгновенное и невозвратное: полное приятие асхи. И в отклике, и в исполнении просьб.

  Туман окутывал все и всех, он позволял теперь знать о каждом движении, о каждом намеке на движение. Столичный житель стоял у кареты и его сабля уже была вне ножен, уже тянулась жалом к шее женщины, пытающейся уклониться, но обреченной: дальняя от врага дверца кареты не желала открываться... Ичивари нахмурился, понимая - уже не успеет вмешаться. И сделал то, о чем однажды слышал от Шеулы и что теперь мог повторить. Мужчина завизжал жалко и постыдно, роняя оружие и прижимая ладони к ослепшим, взорвавшимся болью, глазам... Махиг обернулся к обладателям пистолей, замершим без движения, парализованным страхом. Трусость взрослых вооруженных мужчин была ошеломляющей для Ичивари, почти столь же невозможной, как приятие силы асхи... Тело без участия рассудка исполняло то, чему было обучено стараниями деда Магура - уклонялось от бросков ножей, а затем коротко и резко ломало чужие кости и вспарывало горло врагов. Отбросив третьего и последнего обладателя пистоля, Ичивари стер кровь с распоротой руки, с презрением фыркнул и сокрушенно качнул головой. Он помнил тошноту и боль первого отнятия чужой жизни. Умом - помнил. Но более не испытывал ничего подобного, лишая чужих врагов права пребывать в явленном мире. Он стал воином? Или он утратил полноту правой души и разучился уважать жизнь?