Михаил Арнаудов - Психология литературного творчества

• Название: Психология литературного творчества
• Автор: Михаил Арнаудов
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1969

---

Сделав эти акценты, критик разъясняет:

«Легко заметить, что здесь имеются определённые звуковые «симпатии» у большинства первых полустиший друг к другу, с одной стороны, и у большинства вторых — с другой, и их взаимные контрастирования: с одной стороны — дорожи, один, оценить; похвал, глупца, наград, пускай, алтарь; твёрд, влечёт; с другой — во вторых полустишиях явное преобладание звука о: подкрепление рифм на «у»… продолжающимися по завершению четверостиший такими же короткими, глухими, тяжкими ударами: суд, труд: ассонансы по отношению к четырём рифмам на «у»… Ритм следует за «смыслом»: в первом из этих стихов художественной идеей является неспешное творчество… во втором — примирение с толпою («детская резвость» после суда «глупца»). Поэт творчески преодолел свой гнев и успокоился» [1522]

Всё так же детально, сопоставляя форму (ритм) и идею, Бицилли анализирует и другие стихотворения Пушкина, чтобы подчеркнуть глубоко символическое значение языковых и метрических особенностей. В этом отношении Пушкин не исключение, и Бицилли приводит как доказательство произведения итальянца Ариосто, в которых всё логическое подчинено музыкальному и которые можно читать не только ради занимательности сюжетов, но и ради наслаждения чисто звуковым богатством, гармоничностью стиха. Недаром Бенедетто Кроче подчёркивает, что даже те стихи «Роланда», в которых нет ничего, кроме перечисления собственных имён, очаровывают наш слух и волнуют сердце[1523].

Болгарской поэзии с того момента, когда она начинает осознавать себя самостоятельным национальным творчеством, а не рабским и неуклюжим подражанием, свойственны все те качества, на которые мы указывали в других литературах. Уже у Ботева мы видим сильно развитое чувство красоты, силы и выразительности ритмического слова. Мы читаем у него:

… и пот от чело
Кръвав се лее над камък гробен:
Кръстът е забит в живо тело,
Ръжсда разяда глозгани кости,
Смок е засмукал живот народен.
Смучат го наши и чужди гости.

[… а пот кровавый
с чела струится на камень хладный.
К кресту прибит он, распят. И ржавый
гвоздь разъедает народу кости.
Народу в сердце змей впился жадно,
его и наши сосут и гости.] [1524]

И пляснатп с ръце па се прегърнат,
И с песни хвъркнат те в небесата, —
Летят и neят, дорде осъмнаш
И търсят духа на Караджата.

[Сплели объятья, всплеснув руками,
взметнулись с песней, легки, крылаты,
поют, летая под облаками,
до свету ищут дух Караджаты…] [1525]

Ех мой дядо, тежко време!
Ралото се едвам влачи,
И след него сееш семе,
Пот от чело, град от очи!

[«Эх, мой дед! Худое время!
Соха еле волочится,
И ложится в землю семя,
пот с чела, град слёз ложится!··] [1526]

Жертви ли иска? Иска овчарът,
Гладното гърло, попът пиени,
Както от тебе, народе, царът
Иска за свойте гнусни хареми.

[… он жертвы хочет? Пастух её хочет,
несытая глотка, да поп полупьяный
тоже хлопочет, и царь хлопочет
обогатить свой гарем окаянный —,..][1527]

Говорить о характерности этих ритмов и звуков и об их эмоциональном воздействии, на помощь которому приходит смысл, трудно. Для понимания слова с его музыкальными особенностями необходимо как естественное чутьё, так и достаточно высокий уровень культуры. Не впадая в шаблонную звуковую интерпретацию, подобную аллегорическим толкованиям, со всей их непоэтической определённостью, можно сказать, что гласные и согласные, как и целые слоги, так удачно, хотя и неумышленно расположены, что слово само вызывает настроение и образы.

Какая тесная гармония имеется между группами кръ, гра; ръж, раз, глоз; смок, смук; кос, гос; ел, ал, с одной стороны, и предметами, о которых идёт речь, — с другой: кърв (кровь), кръстове (кресты), ръжда (ржавчина) и кости народа — это может почувствовать каждый читатель с более или менее развитым слухом и поэтическим воображением. Всё твёрдое и режущее групп кр, гр, рж, рз; все зловещее в повторении смук; все мягкое в слогах чел и тел образует видимую, хотя и таинственную параллель с изображаемыми или вызываемыми в памяти по ассоциации вещами и отношениями. То же самое в строфе о взлёте — широкое и поднимающее пле, пре, пес, бес; или протяжное и рисующее медленное движение сохи «е» («след него сееш семе») и краткое «с»; открытое «а» (иска, глад, как, цар, хар), чтобы создать иллюзию желания, почему и иска повторяется три раза; энергичное «у» в группе гнус, отражающее чувство отвращения и презрения… Но, повторяем, ничего строго определённого, ничего математически точного и действующего при всех условиях, ничего похожего на внешне усвоенные приёмы характеристики с помощью словесно-акустического материала, — ничего подобного здесь не найдёшь, искусство ассоциаций находится за порогом сознания и лишь весьма условно в некоторых своих чертах поддаётся теоретически безошибочному толкованию.

Достаточно примеров этого искусства мы находим у Вазова. Вот два из них:

Намусен виcне небосвода
Кат мисъл черна върху нас,
Мълчи умрялата природа,
Сковал я зимен сън мраз[1528].

[Пасмурный навис небосвод,
Как чёрная мысль над нами,
Молчит уснувшая природа,
Сковал её зимний сон и холод.]

Ето вечерният час.
Огнений заник изпраща на нас
Своята сетня, приветна усмивка,
Тихо природата иска почивка
В сладка умора и нега и страст…
Ето вечерният час.
……………………………………………
Вспчко утихва мечтай.
Млъкват и ветри, и песни, и лай:
Само ручейката хладна ромони
В мрака под тъмни нависнали клони [1529],
Звездното небе безмълвно сияй:
Всичко утихва, мечтай.

Цяла природа почива.
Млъква гората, полето заспива.
Ангел невидим в надземният шир
Плува и носи услада и мир,
Всичко в едно се дыхание слива:
Цяла природа почива.

[Вот он, вечерний час.
Солнце свой отблеск бросает на нас,
Шлёт нам привет, покидая высоты,
Ждёт вся природа желанной дремоты,
В сладкой истоме ждёт неги и ласк.
Вот он, вечерний час.

…………………………………………………

Дремлет притихнувший край.
Смолкли и ветры, и песни, и лай,
Только ручей чуть журчит меж камнями,
В тьме, под нависшими низко ветвями,
В небе лишь звёзды — ни тучек, ни стай.
Дремлет притихнувший край.

Мирно уснула природа.
Смолкли дубравы, поляны и воды.
Ангел невидимый в звёздной дали
Мир и усладу несёт для земли.
Слив все дыханья, под тьмой небосвода
Мирно уснула природа.] [1530]

Никто не станет отрицать, что в этих своих ранних стихотворениях (1883) Вазов дал два великолепных примера звуковой живописи — лучшие примеры вряд ли можно назвать в болгарской поэзии. Картины скованной морозом природы и уснувшего летнего вечера возникают в воображении слушателя как благодаря образам, едва обозначенным (закат — журчание ручья — низко нависшие ветви — тёмное небо — ангел невидимый), так и благодаря сложной гамме звуков, чудесно связанных с настроением, с внутренней мелодикой этих образов.

Подобные примеры можно найти и у других современников Вазова. Так у К. Величкова, особенно чуткого к совершенству поэтической формы, читаем такие строки, переведённые из Мильвуа: