Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

• Название: Красавицы не умирают
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Изограф ЭКСМО_ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-87113-083-6

«Красавицы не умирают»... Эта книга Людмилы Тре­тьяковой, как и первая — «Российские богини», посвяще­на женщинам. Трудные судьбы прекрасных дам убежда­ют: умение оставаться сильными перед неизбежными ис­пытаниями, решимость, с которой они ищут свое счастье, пригодились им гораздо больше, чем их прославленная красота. Их имена и образы возникают из прошлого внезапно. Свиданье с ними кажется невозможным, но так или иначе оно случается. Библиотечные полки, сцена, кино­фильмы, стихи, музеи, города и улицы, хранящие легенды, учебники, биографии великих людей — оттуда они приходят к нам и надолго остаются в памяти.

---

И вот они вместе. Генерал Круковский, словно пред­чувствуя свою скорую смерть, с любовью и нежностью смотрел на дочерей. Он давно по-родительски все простил им и лишь желал, чтобы жертвы, принесенные его девоч­ками новой, непонятной ему жизни, не оказались напрас­ными. Он смутно подозревал затаенную опасность для женского существа на выбранном ими пути. И страстно хотел ошибиться...

Палибинские письма Софьи мужу, иногда даже в стихах, говорят о том, что точки над «и» были поставлены. У них семья — обыкновенная, земная. А посему Ковалев­ская, дипломированный доктор философии и математических наук, знакомится с терниями супружеской жизни, выпадающими всем женам на свете.

Твоей смуглянке скучно, мужа ожидает,
Раз десять в сутки на дорогу выбегает.
Собаки лай, бубенцов звонких дребезжанье
В ней возбуждают трепет ожиданья,
И вновь бежит она и, обманувшись вновь,
Клянет мужей неверных и любовь.

Она писала мужу шутливые письма, а на горизонте их жизни уже начали сгущаться тучи. Неприятности имеют скверную особенность являться одна за другой, не давая передышки. Сначала супругам пришлось пережить отказ университетского начальства принять их на преподава­тельскую работу. Женщина на университетской кафедре? Об этом не могло быть и речи. Ковалевскому же припом­нили его активное участие в революционном движении. Итак, супруги оказались в изоляции от любимого дела. И с большой горечью рука Софьи Васильевны позже выве­дет: «За все время в России я не сделала ни одной само­стоятельной работы».

Кроме того, оказалось, что супругам попросту не на что жить. Приданое Ковалевской буквально просочилось меж пальцев. Обоих отличала крайняя непрактичность. Каким-то невероятным образом они находили дорогие, но плохие квартиры, питались дурно, к ним липли всякого рода ловкачи.

Как пишут люди, хорошо знавшие быт супругов, одно время они даже попались в руки шайки воров, которая си­стематически их грабила через горничную. Гениальный ма­тематик и плохая хозяйка, Ковалевская полушутя призна­валась, что не смогла бы преподавать детям арифметику в школе, будучи неспособной справиться с домашними сче­тами.

Владимир Онуфриевич, вынужденный покуда расстать­ся с мыслью о научной работе, искал источники дохода. Возобновленная издательская деятельность Ковалевским приносила одни убытки. Последние остатки приданого Софьи Васильевны «съела» газета, в издание которой она включилась.

Казалось бы, супруги должны были правильно оценить свои предпринимательские способности, но нет же! Кова­левская откровенно пишет: «В то время все русское обще­ство было охвачено духом наживы и разных коммерческих предприятий. Это течение захватило и моего мужа и от­части, должна покаяться в своих грехах, и меня самое».

Супруги занялись возведением в Петербурге много­этажных домов, бань, оранжерей. Строительный бум обе­щал скорые и большие деньги. Софья же Васильевна понимала: без них, в постоянных хлопотах о хлебе насущном нечего и думать о возврате к научным занятиям. И она не только не остерегла мужа, но, пожалуй, подталкивала его к все большему расширению предпринимательской дея­тельности. Если бы она знала, чем это кончится!

Поманив большим кушем и даже принеся некий пер­вый успех, дело начинало потихоньку разваливаться. Кре­диторы, поставщики, долговые обязательства, беззастенчи­вое надувательство — Владимир Онуфриевич пробовал, но не мог с этим справиться. Он понял, что попал в кап­кан, но, легко терявший голову, не знал, как из него вы­браться. И Софья Васильевна начала понимать, что строи­тельная лихорадка приведет к краху. Однажды она увиде­ла странный, очень испугавший ее сон. Он приснился как раз перед закладкой нового большого здания. Как будто бы большая толпа народа, обступившая строительную площадку, вдруг рассеялась. Софья Васильевна увидела своего мужа. К нему на плечо вспрыгнуло сатанинское существо и пригибало его к земле.

Теперь ее, от природы очень суеверную, дурные пред­чувствия уже не отпускали. Она жила в постоянном стра­хе. Беременность лишь его усугубила, протекала тяжело, изматывающе, бесконечно. Счастливое, как тому положено быть, ожидание превратилось в пытку. И вот родилась девочка, названная в честь мамы, Софьей. После родов Ковалевская долго и тяжело болела. Ослабленная, му­чимая тревогами, она в конце концов стала уговаривать мужа покончить с сомнительными занятиями.

На беду, именно в это время Ковалевский встретил некоего нефтепромышленника. Этот искатель приключений прельстил Владимира Онуфриевича идеей быстрого обо­гащения. В результате Ковалевский оказался втянутым в финансовые махинации. Почувствовав неладное, жена по­требовала от него немедленно выйти из игры. Но было поздно. Ковалевский понимал, что обратного хода нет, и действовал украдкой. В доме поселились недоверие и на­пряженность. Супруги отдалились друг от друга.

К семейной драме подтолкнуло и то, что, желая окон­чательно пресечь влияние Ковалевской на мужа, его компаньон-нефтепромышленник задел ее женское самолюбие. Это был верный удар. Все доводы разума для Софьи Ва­сильевны не значили ничего, если подымала голову рев­ность. В этом смысле никакой разницы между маленькой девочкой, которая набросилась на свою подругу лишь за то, что ее приласкал любимый Сонин дядя, и ею тепереш­ней, взрослой женщиной, не было. Помимо всех талантов, природа наградила Ковалевскую опасным даром: ревни­востью. Стоило этому чувству подать голос, здравый смысл, доверие к другому человеку уступали место самым черным подозрениям.

И сейчас, хотя чутье подсказывало Ковалевской, что муж ни в чем не виновен перед ней, остановить себя она не могла. В семье начались скандалы, выяснения отноше­ний. Они переехали в Москву, но устройство на новом месте не ослабило напряжения. Снежный ком взаимных обид нарастал. В ситуации, когда все вокруг черно, невоз­можно жить. Нужна отдушина, просвет, маломальская удача. Вместо этого — новый удар.

Чтобы получить место преподавателя, она попыталась сдать магистерский экзамен. Ей не разрешили этого сде­лать и сказали, что и она, и ее дочь «успеют состариться, прежде чем женщины будут допущены к университету».

Ковалевская понимала: жизнь зашла в тупик.

                                                               * * *

Давно замечено, что талант не столько дар небес, сколько тяжкий крест. Люди, им наделенные, невероятно страда­ют, если не имеют возможности его реализовать. Талант требует выхода, воплощения, иначе он, словно растущая опухоль, разъедает все внутри, увеча человека неосознан­ной смертельной тоской.

Ковалевская, рожающая ребенка, Ковалевская, уни­женно хлопочущая перед кредиторами, Ковалевская, не раз в мечтах являвшаяся себе в роли богатой владелицы недвижимостью, — Софье Васильевне казалось, что вмес­то нее действует ее двойник. И делает он то, что ей, на­стоящей, совсем не нужно.

Словно со стороны, Софья Васильевна наблюдала за самозванкой. Как положить всему этому конец и вернуться к себе той, полузабытой: к формулам, книжкам, ночным мучениям над трудными задачами? Как стать свободной, чтобы жить так, как хочется жить? Для этого надо скинуть семейную обузу. Муж — он был ей сейчас не нужен, раз­дражал, становился олицетворением ее просчетов, слабости, заблуждений. Да, наверное, она плохая жена, не слишком заботливая мать. Пусть! Она готова признать, что в этой области бездарна. Но зачем быть презренной троечницей, если можно стать отличницей, первой из первых. Только не здесь, не в квартирке с обоями в веселый цветочек, с запа­хом обеда, с меховым жилетом мужа на спинке кресла, с его каждодневным вопросом: «Гуляла ли няня с Сонечкой?» Ее истинное место — теперь Софья Васильевна не сомне­валась в этом — наука, и только она!

...Оставив Россию и мужа, Ковалевская, взяв малень­кую дочь и лишь самое необходимое из вещей, ринулась к Вейерштрассу, единственному, на кого могла рассчитывать.

Карл Вейерштрасс за годы предпринимательских без­умств Ковалевской не разуверился в ее высоком предназ­начении. Он стал мостиком между обрывом, возникшим было между милой его ученицей и наукой математикой. Он держал Софью Васильевну в курсе новостей в этой области, не давал погаснуть в ней интересу и желанью вернуться на престол, где она должна царить. Ни на се­кунду Вейерштрасс не сомневался в этом и сумел заразить своей убежденностью свою ученицу.

Благодаря немецкому другу Софья Васильевна познако­милась в 1876 году с весьма авторитетным профессором ма­тематики Миттаг-Леффлером. Обаятельный швед с пышной шевелюрой темных волос оказался учеником Вейерштрасса, которого тот буквально заразил рассказами о необыкновен­ной россиянке. Встретившись в Петербурге, ученики старого немца очень понравились друг другу. Через четыре года, вновь оказавшись в Петербурге, Миттаг-Леффлер расска­зывал Ковалевской о том, что в Стокгольме открывается новый университет. В конце 1882 года он начал вести с Софьей Васильевной переговоры о возможности ее работы на кафедре математики Стокгольмского университета.