Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

• Название: Красавицы не умирают
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Изограф ЭКСМО_ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-87113-083-6

«Красавицы не умирают»... Эта книга Людмилы Тре­тьяковой, как и первая — «Российские богини», посвяще­на женщинам. Трудные судьбы прекрасных дам убежда­ют: умение оставаться сильными перед неизбежными ис­пытаниями, решимость, с которой они ищут свое счастье, пригодились им гораздо больше, чем их прославленная красота. Их имена и образы возникают из прошлого внезапно. Свиданье с ними кажется невозможным, но так или иначе оно случается. Библиотечные полки, сцена, кино­фильмы, стихи, музеи, города и улицы, хранящие легенды, учебники, биографии великих людей — оттуда они приходят к нам и надолго остаются в памяти.

---

...Кем бы женщина ни была: адвокатом, балериной, проводником дальнего следования, космонавтом или бар­меншей, — у нее есть своя, особая «история женщины». Род занятий, успехи в профессии в этой истории не играют никакой роли, или роль эта слишком незначительна. Скром­ная библиотекарша в немодном пальтишке может быть столь удачлива и благополучна чисто по-женски, сколь фа­тально невезуча, скажем, экранная дива, чье имя у всех на устах. Стремление найти свою пару на этой земле, быть чьей-то избранницей уравнивает всех женщин на свете.

Вот почему удачный стокгольмский дебют не мог за­ставить Ковалевскую не думать о том, что, пожалуй, это печально — быть ничьей. Умной, знаменитой, красивой, обаятельной — и ничьей.

                                                                     * * *

Летом 1886 года Ковалевская отправилась в Россию за дочерью, которую, уезжая в Стокгольм, оставила у род­ных. Все время ее вживания в новую почву стокгольмские дамы изводили Софью вопросами, как она может так долго жить в разлуке со своим ребенком. Хотя профессор Леффлер советовал российской гостье не обращать внима­ния на «шведский курятник», эти разговоры, видимо, уязвляли Ковалевскую.

Действительно, маленькой Софье уже исполнилось семь лет, а виделась она с матерью урывками. Впрочем, надо вспомнить, с какими опасениями Ковалевская ехала в Стокгольм, сколько сомнений у нее было, сложится ли у нее здесь карьера. Именно этим объясняется ее долгая разлука с дочерью. И, только убедившись, что сможет создать девочке хорошие условия, она привезла ее в Стокгольм.

Спустя много лет Софья Владимировна вспоминала, что, когда она сошла на шведский берег, их с матерью никто не встретил. Видимо, это неприятно удивило девочку. Но стоял конец лета, и знакомые Ковалевской еще были на даче.

Они наняли ручную тележку для багажа, дав носиль­щику адрес, а сами отправились через большой сад, где Соню поразили огромные цветущие агавы.

На первых порах Софья Васильевна сама занималась с дочерью русским языком, читала ей русские книги. Когда Соня немного пообвыклась, Ковалевская отдала ее в шведскую школу. Дочь знаменитой матери привлекала внимание, и девочку часто спрашивали, любит ли она ма­тематику. На что Софья-младшая отвечала, что похожа на своего отца и к математике совершенно не способна.

Из множества людей, посещавших их дом, в памяти девочки остался красивый, словно король экрана, человек. Это был Фритьоф Нансен.

...Умевшая влюбляться мгновенно и безоговорочно, Ко­валевская сразу выделила Нансена среди тех людей, зна­комство с которыми подарил ей интеллектуальный Сток­гольм. Все ярко, необычно было в этом человеке, начиная от внешности, просившейся на холст, и кончая манерой оде­ваться. Ковалевской нравился жизненный задор Фритьофа, этот неудержимый порыв, способность, махнув рукой на трудности, смертельные опасности, весело и дерзко служить своей идее. Это так сближало Ковалевскую и ее друга-полярника.

Они оба были не только романтиками, но и людьми дела, по праву прибиравшими к рукам положенную им славу. О Нансене Ковалевская писала, что «на великом жизненном пиру» великий норвежец «получил именно ту порцию, которую он сам желал».

Когда Нансен посвятил Софью Васильевну в план предполагаемого похода через льды Гренландии, она испу­галась: так рисковать своей жизнью! Фритьоф украшал собою Стокгольм, когда приезжал сюда, свою суровую Норвегию, да и, пожалуй, весь мир. Но Софья Васи­льевна знала, что никакие силы во Вселенной не заставят этого рыцаря ледяного королевства отказаться от задуман­ного. Он пойдет — и выиграет!

Об этом знакомстве, быстро приобретшем черты лю­бовной интриги, в Стокгольме много говорили. Нансен был на одиннадцать лет моложе Софьи Васильевны, но ни тому, ни другому не было дела до арифметики. Наблю­давшие их стремительное, радостное сближение поговари­вали о том, что в дальнейшем оно могло решающим обра­зом изменить судьбу обоих.

Но романтическим отношениям двух красивых и таких значительных людей не было дано счастливого заверше­ния. В Норвегии Нансена ждала невеста. Он был помол­влен и не решился нарушить данное слово в угоду нахлы­нувшему чувству к обаятельной россиянке. Ковалевская всегда тяжело переносила неудачи любого толка, что, ко­нечно же, очень осложняло ее жизнь. Но к счастью, на сей раз обошлось без особых переживаний.

Может быть, причиной тому была случайная встреча в Париже. Давний знакомый, математик и профессиональ­ный революционер-эмигрант П.Л.Лавров, познакомил ее с Максимом Максимовичем Ковалевским.

Они протянули друг другу руки, рассмеявшись, — од­нофамильцы! Софья Васильевна заметила: человек, стояв­ший перед ней, как бы застил свет — настолько мощной, внушительной казалась его фигура. Он не походил на за­писного красавца, но простое лицо было умно и значи­тельно, а глаза, насмешливые, пронзительные, глядели на нее весело и с интересом.

В Софье Васильевне заговорила женщина, умеющая выбирать и ценить добротную мужскую породу. Что бы там ни было, с первой встречи и до конца она не изменила мнения о могучем бородаче — это был человек, о котором она с удовольствием написала бы не один роман. Судьба уготовила ей участь стать героиней его романа...

                                                                  * * *

Максим Максимович Ковалевский родился в богатой дво­рянской семье в 1851 году. Стало быть, с Софьей Васи­льевной они были почти ровесники.

Отец Ковалевского, участник войны 1812 года, вышел в отставку в чине полковника кирасирского полка. До пя­тидесяти пяти лет он дожил холостяком. В этом почтенном возрасте его настигла страсть к девушке, на двадцать семь лет моложе его. Он поспешил жениться на ней, получив от шутников-приятелей прозвище Мазепа.

Шутка шуткой, но выбор Максима Максимовича-старшего был на редкость удачен. «Эта умная и необыкновенно сердечная женщина, — вспоминал Максим Максимович-младший, — получившая при этом хорошее эстетическое воспитание (она сама занималась живопи­сью, музыкой и пением и была знатоком французской литературы), несмотря на свою молодость, красоту и светские успехи, всецело отдала себя заботам обо мне». Именно матери, считал Ковалевский, он обязан интере­сом к истории и этнографии. Это она со всем терпением и вниманием к его маленькой жизни развивала природ­ные способности. Ее труды, тихое самопожертвование с лихвой были вознаграждены. Сын стремительно расправ­лял крылья: в гимназию поступил сразу в пятый класс и окончил ее с золотой медалью. Эту награду дали ему не­хотя: ученик не отличался благонравием и почтитель­ностью к гимназическому начальству. Потом Ковалев­ский поступил в Харьковский университет, где пришлось хитрить, так как ему не было и семнадцати. Тем не ме­нее преподаватели говорили о нем, как о будущей «звезде». Юридический факультет Ковалевский окончил в числе лучших студентов, а подготовку к магистерскому экзамену проходил в высших учебных заведениях Берли­на, Парижа, Лондона.

Вот как характеризовал Максима Максимовича прия­тель его молодости Климент Аркадьевич Тимирязев: «Молодой, талантливый, блестящий, остроумный, в со­вершенстве владевший шестью, а может быть, большим числом языков, лично знакомый со всеми видными пред­ставителями в избранной области и в то же время не уклонявшийся от самого тяжелого, усидчивого, казалось бы, скучно специального труда — он, конечно, являл со­бой редкое явление в рядах научных деятелей всего мира».

В июне 1880 года Ковалевский решением ученого со­вета Московского университета утверждается в степени доктора государственного права, а в декабре того же года становится ординарным профессором. С 1877 года он на­чинает читать лекции, и на все десять будущих лет они становятся событием, заставлявшим студентов набиваться в аудитории так, что яблоку негде было упасть. Импозант­ная, в неизменном черном, у дорогого портного сшитом сюртуке, фигура профессора приковывала внимание. Спе­циально переводились на юридический, чтобы «слушать Ковалевского». Все, что он говорил, было смело, неожи­данно, парадоксально. Все изобличало не только отточен­ный интеллект, энциклопедическую широту знаний, но и нескрываемое неприятие российской действительности.

«Господа, я должен вам читать о государственном пра­ве, но так как в нашем государстве нет никакого права, то как же я вам буду читать?»

Было ясно, что в конце концов за это придется рас­платиться. Так и случилось. Ковалевскому вменили в вину «отрицательное отношение к русскому государственному строю». Сбылась угроза, высказанная еще директором гимназии непокорному, ершистому мальчишке: «Ваше по­ведение доведет вас до выведения из заведения».

«Выведение из заведения» — теперь уже из Москов­ского университета — не оказалось для Ковалевского ка­тастрофой. Во-первых, он, наследник богатой семьи, не ведал материальной зависимости от опостылевшего началь­ства. Во-вторых, во всем мире его уже хорошо знали, его авторитет был исключительно велик.