Георгий Михайлов - Нравственный образ истории

• Название: Нравственный образ истории
• Автор: Георгий Михайлов
• Издательство: Издательский Дом «Русская Симфония»
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2006
• ISBN: 5-91041-027-X

Это второе, дополненное, издание известной исторической трилогии Георгия Михайлова о славе и падении тысячелетних империй, Рима первого (древнего) и второго (Византии), в пору зарождения и становления Великой Российской Державы, менуемой Третьим Римом.

Образ будущей Руси является в начале книги из глубин «доисторических». Затем, на фоне нравственных закатов Запада, восходит «Русская Заря», занимается день Православного Царства, над которым пробегают злые тучи татарского ига, многочисленных войн, Московской смуты с её самозванцами. Но, в итоге, благочестием, молитвами святых и силой духа праведного воинства Святая Русь одолевает всех своих врагов.

Исторический материал, используемый автором, легко усваивается благодаря увлекательной форме повествования.

Книга адресована широкому читательскому кругу.

---

Митрополит собрался было ехать к Иоанну, его удержали. На общем совете решили послать пятерых епископов во главе с Пименом, архиепископом Новгородским, наиболее влиятельным в то время (и тайно метившим в митрополиты), а с ними пятерых архимандритов, и князей - И.Д.Бельского, И.Ф.Мстиславского, с делегациями бояр, дворян, купечества и мещан, чтобы «бити челом Государю и плакатися».

Пятого января Иоанн Грозный принял посланных от народа, и те упросили его принять заодно с ними бояр и дворян. Наконец, вошли все и с силою начали убеждать державного сжалиться над Россией. «Вспомни, - говорили посланцы, - что ты блюститель не только Государства, но и Церкви: первый, единственный монарх Православия! Если удалишься, кто спасёт истину, чистоту нашей веры?» Иоанн ответил, повторив упрёки, изложенные в его грамоте, затем смягчился: «Для отца моего митрополита Афанасия, для вас богомольцев наших, архиепископов и епископов, соглашаюсь паки взять свои Государства; а на каких условиях вы узнаете».

Условия Иоанн обнародовал, вернувшись в столицу 2 февраля. Для своей безопасности он избрал 1000 телохранителей (что поначалу никого не удивило), затем объявил своею собственностью города: Можайск, Вязьму, Козельск, Медынь, Перемышль, Белев, Лихвин, Ярославец, Суходровью, Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец, Балахну, Вологду, Устюг, Старую Руссу, Вагу, Каргополь, и волости Московские с их доходами. Тысяче своих телохранителей из князей, дворян и детей боярских он дал поместья в вышеозначенных городах, а тамошних вотчинников перевёл в другие места. В самой столице взял себе несколько улиц, в том числе Арбатскую с Сивцевым Вражцем, половину Никитской с разными слободами, и выслал оттуда всех знатных и служилых людей, не записанных в Царскую тысячу. Эту часть Москвы и всей России Царь объявил своей Опричниной; остальное всё - Земщиной.

На Руси издавна опричниной называли вдовью часть имения. Когда умирал государев дружинник (боярин), его земля отходила другому служилому воину, а вдове и детям прежнего хозяина, для прокормления, оставалась малая доля, та, что была оприч (кроме) остальной, большей части. Царь на Руси владел всем. Держава его, по подобию Церкви - «Невесты Христовой», была Государю словно супруга. С нею он венчался на Царство и развестись мог не иначе, как только через смерть свою или уход в монастырь. Последнего Иоанн IV желал, однако чувство долга (ведь он был «игумен всея Руси») обязывало его оставаться Царём. Постричься в монахи Иоанн не мог, но взамен этого он учредил Опричнину - своего рода военно-монашеский орден для защиты Веры и сохранения целости Отечества. Государев опричник при поступлении на службу давал присягу верности, и подобно монаху отрекался от всего мирского, хотя семейным человеком оставался. Жизнь в Александровской Слободе, ставшей «генштабом» Опричнины, регламентировалась строгим уставом. Царь сам его составил и сам неукоснительно исполнял, подавая пример остальным. Он первым вставал, звонил к заутрене, пел на клиросе, молился, и во время общей трапезы читал вслух «Жития святых».

Историки-гуманисты объявили Опричнину «царством террора» за то, что силами её были подавлены смуты и заговоры внутренних врагов России, а врагу внешнему был поставлен надёжный заслон. Историк В.Б.Кобрин, например, не видит в Опричнине никакого смысла. По его мнению, это - «вакханалия казней, убийств... десятков тысяяч ни в чём не повинных людей». Насколько правдивы сии голословные заявления о «десятках тысяч» казней (да ещё и «неповинных»), мы отмечали в предыдущей главе. Но всё-таки: сколько же, хотя бы примерно, по документам, было казнено за четыре десятилетия Иоаннова царствования? Советский историк Р.Г.Скрынников подсчитал со всей возможной скрупулёзностью, что жертвами «царя-тирана» могли стать около трёх, максимум, четырёх тысяч казнённых. То есть, не более 100 казней в год, включая, наряду с изменниками, массу рядовых преступников (убийц, грабителей). Это совсем немного даже по современным меркам. А в масштабах средневекового Государства, ведущего непрерывные войны на нескольких фронтах, в условиях жесточайшей борьбы за власть между боярами и Царём эти цифры выглядят просто ничтожными. Для «невинных жертв» тут вовсе не остаётся места. И надо учесть размеры тогдашней России. В куда меньших странах - Англии, Франции - короли в эпоху Иоанна Грозного буквально опустошали казнями мятежные города и целые области. Достаточно вспомнить расправы над подданными королевы Елизаветы Английской, «Варфоломеевскую ночь» в Париже (1572 г.). О репрессиях Бориса Годунова у нас речь впереди. Но и потом, в России XVII-XVIII вв. одних староверов изводили миллионами. Император Пётр I рубил головы стрельцам. 17000 донских казаков палачи посекли только за Булавинское восстание. А сколько их было до и после того? На строительстве Санкт-Петербурга загублено несколько сотен тысяч действительно невинных тружеников, причём за какие-то пять-шесть лет. И Петра I за этот геноцид собственного народа не «тираном» зовут, а именуют «Великим созидателем». В то время как Иоанн Грозный, который и сформировал основание будущей Империи Российской, объявлен «тираном» - и только. Словно строителем Державы он и не был. Борьбу с крамолами бояр ему не прощают, относят к «безумствам», к «зверствам»; но самое главное - его «жертвы» чаще всего просто выдумываются, факты искажаются, а число справедливо казнённых преувеличивается до фантастических размеров. Яркий пример тому - так называемое «Новгородское дело».

В 1563 г., ещё до учреждения Опричнины, Царь Иоанн узнал о «великих изменных делах» князя Владимира Старицкого. Лишь началось их расследование, Курбский бежал в Литву. Тут же умер родной брат Царя, Юрий Васильевич. Во избежание дальнейших смертей (прежде всего малолетних царевичей) Иоанн Грозный написал новое завещание. Он лишил Старицкого права на опеку наследника престола и удалил его из Кремля. Таким образом, Государь принял меры безопасности, хотя через три года вновь простил и вновь приблизил Владимира (всё-таки, двоюродный брат). Части своих сообщников, разоблачённых в ходе следствия, Старицкий вместе с боярами вынес обвинительный приговор (1567 г.). И потом, уже в лето 1569-е, возглавил армию, направлявшуюся в Астрахань. В тот год активизировался западный фронт, а турки и крымцы, естественно, зашевелились на юге.

Получив командование над войсками, Старицкий, как государственный муж, должен был все силы положить на исполнение порученного дела, на защиту южных рубежей России. Но тем и отличался он, несостоявшийся «боярский царь», что мыслил узкими «удельными» категориями, руководствовался своекорыстными установками и сиюминутными интересами. Потому первое, что он сделал, став во главе полков - это подкупил повара, чтоб отравить Царя. Затем он собирался занять Кремль с помощью войска и совершить переворот. Да похоже он и придумал это не сам. Подготовку заговора осуществляла верхушка новгородского боярства вместе с упоминавшимся ранее архиепископом Пименом и при участии польского короля.

«Шкуру неубитого русского медведя» предполагалось поделить так: Старицкому - трон, Пимену - Московскую митрополию, королю Сигизмунду II - Новгород и Псков, а новгородской знати - вольности польских магнатов. «При этом, - замечает В.Г.Манягин, - Астрахань, с трудом удерживаемая Россией, безусловно, отошла бы к Турции, что поставило бы под удар Казань, а вместе с тем - и присоединение Сибири. Российская империя загонялась в рамки Московии XIV века, и Европа могла бы праздновать победу».

Либерал-разрушителей Святой Руси во все времена такое устраивало. Но, слава Богу, были и державные властители у нас. Те, что собирали и созидали Великое Государство, преодолевая сопротивление знати, изменяя психологию служилого сословия в направлении от корыстных интересов к жертвенному патриотизму. Иоанн Грозный в их ряду занимает особое место.

Узнав о заговоре, Царь вызвал к себе князя Владимира и уличил его в измене. После их разговора наедине Старицкий отправился домой и там, скорее всего, принял яд. Джером Горсей, очевидец событий, пишет: «На другой день он скончался и был торжественно похоронен в Михайловском Соборе в Москве». Старицкий не был растерзан опричниками, как сочиняют переписчики Курбского, и у Горсея, отнюдь не питавшего любви к Иоанну, нет упоминания о «расправе» над родственниками князя Владимира. Горсей тоже сочинял небылицы, но ему, очевидно, такое в голову не пришло. Сына и двух дочерей Владимира Андреевича он едва ли не каждый день мог видеть здравствующими. Это в «мемуарах» немецких шпионов Таубе и Крузе вся семья Старицкого «подверглась истреблению». Ссылаясь на вымысел последних, Карамзин всё же из числа «жертв» исключает дочерей князя Владимира, хотя гибель двух сыновей его описывает красочно. На самом деле, у Старицкого был один сын, и ему Царь Иоанн вернул отцовский удел в 1573 году. В мае 1570 г. дочь Владимира Андреевича, Мария, вышла замуж за Ливонского герцога Магнуса (впоследствии короля). Когда же королева Мария Владимировна овдовела, Годунов, с помощью того же Горсея, выманил её из Ливонии и заточил в монастырь.