Мухаммад-Казем Мазинани - Последний падишах

• Название: Последний падишах
• Автор: Мухаммад-Казем Мазинани
• Издательство: Иностранная литература. Журнал
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012

Исторический роман иранского писателя Мухаммада-Казема Мазинани (1963) «Последний падишах». Последние дни жизни шаха Мохаммада Резы Пехлеви, умирающего от рака в египетской клинике — и одновременно долгая и непростая история этой жизни, показанная с самых разных сторон. По форме это пространное обращение — то к шаху, то к его супруге, — причем поначалу — обращение анонимное: читатель далеко не сразу узнает что-либо о рассказчике. Рассказчик же этот весьма искусен: в частности, в своем умении создать образ адресата, посмотреть на происходящее с разных точек зрения.

---

…Вы все кушаете неторопливо, и царица-мать, которая сегодня в хорошем настроении, вспоминает прошлое: ссоры со своим покойным мужем и его раздражительность, проявившуюся уже в первую брачную ночь. Говорит она и о снятии хиджабов:

— В тот день, когда муж вывел меня с женской половины и, сняв хиджаб, посадил с собой в машину, повез в педагогический институт, по дороге он сказал: «Для меня хуже смерти то, что я жену, простоволосую, везу к чужим людям, но что поделать? Так нужно для страны: иначе нас будут называть отсталыми дикарями».

Эти слова удивляют тебя. А Его Величество смеется и шутливо замечает:

— Однако, мама, по совести говоря — с такой фигурой и лицом, как у вас, — действительно было лучше, чтобы вы показывались перед простым народом без чадры. Хотя в те времена вам приходилось носить такие дамские шляпки, больше похожие на детские горшки…

Все смеются, и каждый добавляет что-то; все больше в таком же шутовском, двусмысленном духе. Как бы изменить тон этих застолий, чтобы говорили здесь о более серьезных вещах?

В шахской семье ты утвердилась и обрела достаточную свободу. Ты им уже родила трижды: двух мальчиков и одну девочку. После каждых родов ты летала в страну мечты, и там пластический хирург-виртуоз подтягивал тебе кожу живота, так что никаких изменений и последствий видно не было. Кстати, не ты одна так поступала: многие члены шахской семьи также стали поклонниками скальпеля этого пластического хирурга — в народе вас даже прозвали «переделанными», с намеком на то, что шахская семья якобы страдает половыми и телесными уродствами.

Ты бросила себе в тарелку немного капусты и салата-латука и начала есть с изяществом косули. Тебе пришло в голову, что сегодня ты могла бы оттолкнуться в своих рассуждениях от преобразований венценосного отца твоего мужа. Лучше начать разговор с того, что любят в этой семье, а уж потом повернуть его в интересующую тебя сторону: к темам окружающей среды, исторических памятников и произведений искусства и литературы.

Ты спокойно начинаешь говорить, высказывая свои взгляды по поводу земли предков — тех краев, откуда был родом венценосный отец. Кавказ и территории, близкие к нему, — оттуда ведь происходил и пророк Заратустра, эти земли считались честью Ирана, и поэтому…

Краем глаза ты наблюдаешь за Его Величеством. Он занят карамельным кремом, однако и тебя внимательно слушает. Тадж ол-Молук опустила голову, а Шамс, как всегда, выглядит безразличной, зато Ашраф смотрит на тебя с насмешливой улыбкой, от которой ее губы кажутся намазанными жиром. До чего же горда и завистлива эта женщина! Никого больше нет в шахской семье столь дерзкого, и амбициозного, и грубого на язык. Пока тебе удавалось не позволить ей ущемить твои права, однако она тебя видеть не может и только и ждет случая с тобой посчитаться; и, если бы не честь ее брата, она бы давно это сделала. Нет такого человека, с которым у нее не было бы проблем, особенно это касается красивых женщин; и не случайно, наверное, говорят, что именно из-за нее брат ее расстался и с Фаузией, и с Сорайей.

Видишь, с каким раздражением она смотрит на тебя? Одному Аллаху известно, какие муки испытывает она, видя в зеркале собственное лицо. Не раз ты слышала от нее самой, что ей с детства не нравились ее лицо и фигура… Однако же, при всей своей гордости и эгоизме, она поразительно предана брату: в ее груди как будто бьется его сердце. Сердце брата, который, с самого начала деления яйцеклеток во чреве матери, отнимал часть принадлежащего Ашраф места; который, после рождения, выпивал часть ее молока из материнской груди; которому отец без остатка отдал всю свою любовь. А бедная сестренка с детства чувствовала, что она — лишняя. Но, несмотря на невнимание к ней отца, доходящее до хамства, она всю жизнь сопереживала брату и помогала ему. Порой она просто до истерики доходила из-за его нерешительности и пассивного поведения с противниками; в этом смысле она весьма гордится своими заслугами и иногда, когда хочет похвалить себя, вспоминает высказывание Сталина, который при встрече с ней якобы изрек: «Если бы у вашего брата было десять таких мужчин, как вы, он преодолел бы любые трудности».

Но ты не должна пасовать перед этой женщиной. Почему тебя так тревожит ее улыбочка? Научись у нее дерзости и продолжай говорить то, что говоришь!.. Впрочем, нет, не стоит зря тратить слова. Эти речи надо произносить там, где их готовы услышать, а не здесь, за семейным ужином, где царят лицемерие, двуличие и угодничество… Вон, взгляни, они даже собаку Его Величества не смеют отогнать, опасаясь, что ему это не понравится. Наглый, невоспитанный пес, как всегда, мешает ужинать и чуть ли не в тарелки морду сует, однако все делают вид, будто их забавляет поведение животного…

А Ашраф все посматривает на тебя исподлобья. Вроде бы о чем-то говорит с матерью, но ты уверена, что сосредоточена она именно на тебе… А какие складки выросли у нее под подбородком! Госпожа недавно вздумала взять на себя руководство иранской делегацией в ООН, и она так амбициозна, что даже рассуждает вслух, не занять ли ей пост генсека ООН. Услышав такое, Его Величество рассердился: «Моя сестра с ума спятила. Молодость уходит, климакс наступил, ее денежные интересы обеспечены, но теперь каждую минуту — новый каприз».

И вот наконец…

— Ее Величество шахиня еще не кончили свою речь?..

Она так растянуто произнесла слова «Ее Величество», словно прочла все твои мысли. Твой супруг с тревогой смотрит на нее. А Тадж ол-Молук, которая до сих пор, словно старая черепаха, сидела, спрятавшись в свой панцирь, теперь вытянула шею и — уставясь на тебя сквозь огромные очки, которые она носит больше для того, чтобы спрятать катаракту, — проговорила, словно печать поставила на объявлении войны:

— Дорогая моя, Реза и я, мы были как медведь с медведицей: и цапались друг с другом, и медвежат нарожали, ну и точка на этом… А все твои слова — к чему они?

На это все рассмеялись, даже твой муж. И ты рассмеялась, но с горечью: ведь ты почувствовала, что тебя унизили. Да, Тадж ол-Молук называет себя и свое семейство медведями, но она произнесла эти слова не только поэтому. Она дала тебе понять, что вся твоя ценность и близость к шахской семье основаны на одном только: на рождении сыновей.

До конца ужина ты больше не произнесла ни слова. Уйти не ушла, это означало бы показать слабость. И позже, в супружеской спальне, ты ни словом не обмолвилась об обиде. Члены этой семьи связаны кровным родством, которое тебе не разорвать. Да и пользы бы тебе от этого не было. А лучше всего установить дистанцию между собой и этими людьми — особенно с Тадж ол-Молук и Ашраф никогда не сближаться. В то же время проявлять к ним сдержанное уважение, что заставит их, в свою очередь, уважать тебя и не вторгаться в твою жизнь. С другой стороны, в рамках исполнительной власти нужно работать так продуктивно, чтобы тебя никто не мог игнорировать. Твой секретариат, «канцелярию шахини», следует расширить и пополнить людьми из молодого поколения, интеллигентными, даже и оппозиционерами: чтобы было, на кого опереться. А этих безмозглых и самодовольных людей — отодвинуть в сторону. Что бы кто ни говорил, но ты, мать наследника престола, должна играть более значительную роль в управлении страной. Иначе эти отсталые люди со средневековым мышлением приведут страну к пропасти, и тебе придется забыть надежду на царствование твоего сына.

Звук размеренного, по-военному ритмичного дыхания Его Величества, вошедшего в спальню, напрочь прогнал твой сон. Очень мягким движением ты поворачиваешься к мужу спиной и вскоре приходишь к мрачному заключению: шахская семья вообще не способна на интеллигентность; нелепо ждать от них, что они изменятся. Основа, корень этой семьи — не человеческий, он как бы растительный: они ведут свое происхождение не от мудрого предка, но от толстого ствола черной шелковицы. От того дерева, которое росло во дворе дома девушки Тадж ол-Молук и на которое однажды влез высокий казак, подчиненный ее отца, чтобы натрясти спелых, сладких ягод, — но тут он увидел девушку и влюбился в нее… Кстати, если бы этой черной шелковицы у них во дворе не было, что тогда? Разве не изменилась бы история страны и народа?

Может, если бы не росло то дерево в том дворе, супруг твой Сейчас не лежал бы на холодной железной кровати в каирской больнице «Возвращение». Может, он был бы юристом в Швейцарии и гулял бы с внуком по берегу Лозаннского озера, а может, стал бы крупным землевладельцем где-нибудь в Центральной Америке и обозревал бы сейчас пшеничные поля, освещенные заходящим солнцем…

Глава шестая

…Какой страшный жар! Словно внутри тебя пылают тысячи костров — тех, что в канун Ноуруза разжигают в иранских деревнях, а после прыгают через них и загадывают желания. Слабость ужасная, но принимать пищу ты не можешь. Волна бреда, мути поднимается от живота, и в мозгу твоем — лишь страдание. Дыхание перехватило, все тело исходит потом. А что за вонь стоит! Запах гнили и тухлых яиц, из подмышек и из промежности.