Мухаммад-Казем Мазинани - Последний падишах

• Название: Последний падишах
• Автор: Мухаммад-Казем Мазинани
• Издательство: Иностранная литература. Журнал
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012

Исторический роман иранского писателя Мухаммада-Казема Мазинани (1963) «Последний падишах». Последние дни жизни шаха Мохаммада Резы Пехлеви, умирающего от рака в египетской клинике — и одновременно долгая и непростая история этой жизни, показанная с самых разных сторон. По форме это пространное обращение — то к шаху, то к его супруге, — причем поначалу — обращение анонимное: читатель далеко не сразу узнает что-либо о рассказчике. Рассказчик же этот весьма искусен: в частности, в своем умении создать образ адресата, посмотреть на происходящее с разных точек зрения.

---

И вот с большим шумом ты обнародуешь шесть главных направлений «Белой революции шаха и народа» и выставляешь их на референдум[30]. Самый главный пункт «белой революции» — это реформа земельных отношений, то есть отмена системы «помещик — крестьянин». Программу эту тебе помогли разработать американские профессора и политики. С их точки зрения, главная причина отсталости Ирана — это помещичье землевладение, а также неразвитость сельского хозяйства. И вот теперь нужно выкупить у помещиков и ханов большую часть земель, водоемов, оросительных каналов, скота и птицы и передать все это крестьянам, причем по цене ниже реальной стоимости. За какие деньги государство все это выкупит? За счет продажи акций заводов и фабрик; но в итоге нужно, чтобы ханы, столетиями владевшие землями, все это отдали, даже кур с петухами, а сами не имели бы иного выбора, кроме как сидеть дома и наслаждаться лошадьми и охотничьими ружьями и воспоминаниями о предках.

Землемеры и кадастровые работники принимаются за дело: размежевывают и делят сельскохозяйственные угодья, чтобы передать их крестьянам. И крестьяне, которые поколение за поколением жили с оглядкой на помещика, отныне должны смотреть на самого большого хозяина — государство, которое и будет им давать удобрения и пестициды, семена и тракторы, которое будет чистить их оросительные каналы, а во время неурожаев предоставлять кредиты.

Программа идет вперед очень хорошо. Система «помещик — крестьянин» разрушена, и постепенно возникает новая классовая структура. Благодаря осуществлению этой программы страна впервые за свою историю стала нуждаться во ввозе пищевых продуктов. А благодаря строительству новых дорог расстояния между городами и селами, вообще все географические пространства, сократились — зато выросли расстояния между людьми. При этом и женщины Ирана, не имея даже права говорить, получили уже право голосовать; и отныне следы их пальцев будут оставаться не только на тканях, коврах или глиняной посуде, но и на избирательных документах. И судьбу свою они отныне будут читать, глядя не на ковроткацкий станок и не в воду колодца, а в зеркало.

Множество крестьян приезжают в столицу со всех концов страны, чтобы из твоих рук получить новые земельные документы. Земли твоего венценосного отца ты тоже отдаешь. В эти золотые осенние дни у тебя при виде твоих подданных возникает странное чувство. Они больше похожи на почву, на пашню, чем на людей. Палящее солнце прожарило и прокалило их лица, а руки их грубы и покрыты трещинами, как старые сырцовые кирпичи; они кажутся тебе неживыми!

Делегаты от крестьянства получают у тебя свернутые в трубочку земельные документы и жесткими губами целуют твои руки, а тебе при этом вспоминаются поездки с отцом по отдаленным районам. И ты словно видишь разъяренное лицо отца, который кричит тебе: «Что же ты делаешь? Ты думаешь, что угодил им? Нет, только врагов себе нажил!»

Но у тебя нет ни крупицы тревоги, оттого что ты отдаешь земли. Эта часть отцова наследства, как кольцо проклятья, давила твою шею, и давно следовало сорвать с себя такой хомут. О том же говорит в микрофон и один из тех, кто вышел тебя благодарить от имени крестьян за монаршую доброту:

— Вы порвали на кусочки документ о нашем рабстве!

Церемония закончена, но народ не рассасывается. И ты выходишь к ним и, улыбаясь, издали машешь рукой. Ты чувствуешь себя так, словно тебя теперь охраняют сельские боги: духи полей, водоемов и плодовых садов. А все-таки лучше держаться от народа подальше, чтобы не повторилось то, что ты пережил лет пятнадцать назад. В тот холодный зимний день ты остался одиноким и беззащитным под градом пуль — надеясь лишь, что траектория пули каким-то чудом изменится.

Это случилось в Тегеранском университете[31], и тогда тебе в самом деле пришлось станцевать танец смерти: уворачиваясь всем телом от выстрелов, ты только благодаря потусторонним силам уцелел — пережил того, кто в тебя стрелял; и он, в последний миг своей жизни, выпученными от ужаса глазами увидел, что ты жив.

«Ах, мой венценосный отец! Кроме стрелявшего и этих безбожных пуль, никто тогда мною не интересовался. Рот у меня пересох от ужаса, а мой драгоценный братец, наоборот, от страха обмочился».

…Сколь прекрасен весенний день! Ты выходишь из машины и направляешься к Мраморному дворцу. Грудь ты, как всегда, выпятил, а голову несешь высоко, как подсолнух — свой цветок. Может, тут причиной высокая царственная судьба твоей семьи, а может, то, что твоя мать, Тадж ол-Молук, гадала с воскурением руты, но только сына ты сегодня не взял с собой, а иначе бы…

Ты еще не дошел до ступеней, как тебя встретили первые выстрелы[32], и ты застыл на месте. Зная по опыту, что в таких ситуациях нельзя оставаться неподвижным, ты бежишь в сторону дворца и — уже в вестибюле, — оглянувшись, встречаешься глазами со стреляющим. Этот юноша в форме солдата гвардии, с крепкими мышцами, бежит к тебе и, не целясь, стреляет в тебя из автомата… И в тот миг, когда ваши взгляды скрещиваются, ты как бы спрашиваешь его: «За что?» А он как бы отвечает: «За то, что ты — тиран и мерзавец, продавший родину американцам!» И он все бежит за тобой и стреляет очередями, и двое охранников у дверей катятся на пол; и у тебя такое чувство, будто сейчас, кроме тебя и стреляющего, во всем дворце нет никого; и в мозгу твоем проносится: зачем же тогда все эти солдаты, и офицеры, и дисциплина, и контроль?..

Как бы то ни было, ты вбегаешь в свой рабочий кабинет и ныряешь под стол. Пуля расщепляет деревянную дверь, другая пуля ударяет в переднюю панель стола. Потом — несколько мгновений тишины. Ты слышишь шаги, и ты ждешь, что дверь вот-вот откроется, солдат войдет и прошьет тебя очередью… Но нет, так нельзя умереть — в таком положении, под столом…

Ты озираешься в поисках лучшего места, для того чтобы быть убитым, и не находишь такого, и тут как-то смутно чувствуешь — а как именно, и сам не понимаешь, — что выйдешь из этого инцидента невредимым. И несмотря на возобновившиеся автоматные очереди за дверями, ты пытаешься сосредоточиться на этом чувстве; и отмечаешь для себя ту мысль, что выстрелы судьбы не всегда бьют мимо цели и что нужно как можно скорее назначить еще одного преемника для того дня, когда, быть может…

Внезапно ты слышишь за дверью странный звук: словно человеческую голову расколола свинцовая пуля. Мгновенный разрыв тысяч капилляров, расщепление черепа, выплескивание крови со скоростью смерти… И ничего больше не слышно… Багровая дымящаяся тишина…

А потом начинается суматоха за дверью: знак того, что опасность миновала; и ты — весь мокрый, обливаясь потом, — вылезаешь из-под стола. Проводишь рукой по волосам и лицу, приводишь себя в порядок. И тут все, кто был во дворце, заполняют твой кабинет и возносят хвалу Всевышнему за то, что твое шахское величество не пострадало. Несколько человек начинают рыдать и выкрикивать проклятия в адрес мертвого, который дерзнул покуситься на жизнь благодетеля и защитника страны. Словно бы, и правда, с тобой случилось чудо — а иначе как бы ты мог остаться невредимым под градом пуль?

Труп изменника-солдата лежит в нескольких шагах от двери кабинета, и ковер в зале с большой жадностью напитал себя кровью этого солдата, всосал ее, и образовалось большое пятно, по форме напоминающее карту Ирана. И что еще? Ничего! Глаза, остановившиеся на кабинетной двери… Волосы, на которых еще видны следы пластмассовой дешевой расчески… Зубы сжаты от сильной боли, а может быть — от гнева, от злости… Запачканный кровью блокнотик с записями чисел дежурств и увольнений… А самое главное — автомат, еще горячий, который был выдан солдату, чтобы защищать тебя, но вместо этого он безжалостно в тебя стрелял, и вот…

…К телефону зовут без перерыва! Все хотят убедиться, что ты не пострадал. Дрожащий голос шахини потрясает тебя сильнее всего. Ты вызываешь руководителей службы безопасности и, как всегда, обуздываешь свое волнение, отдавая четкий приказ:

— Действующие лица этого зловещего инцидента должны быть установлены немедленно!

Сильнее страха в тебе неуверенность — и такое ощущение, как будто тебя предали самые близкие люди. Кто же стоит за кулисами теракта и каких целей они добиваются? Все это необходимо расследовать; на всех уровнях: начиная от рядовых и сержантов и кончая офицерами. Может быть, это иностранные государства?.. Мировые державы?.. Или это дело рук коммунистов? Да, скорее всего, покушение подготовили коммунисты…

Ты готов подозревать всех, кроме верующих мусульман — духовных лиц и представителей торгового сословия: кроме тех, кто два года назад организовал крупные демонстрации и кому ты вынужден был силой оружия указать их место[33].

…После этого зловещего покушения шахиня забеременела вторично, и, по ее просьбе, ты начал строить новый дворец в пределах Каджарского дворцового комплекса Ниаваран. И свой рабочий кабинет ты перенес из Мраморного дворца в Ниаваран, в бывшую резиденцию Каджаров. После этого, между прочим, тебе уже не приходилось проделывать длинный путь к центру города, чтобы попасть в свой кабинет, и ты не видел каждый день народ, все больше отдалялся от него. И эта перемена места — на первый взгляд, столь же простая, как переезд с квартиры на квартиру, — не изменила ли она весь ход твоей жизни?.. Впрочем, о чем это ты? Разве в день 14 хордада 42 года ты мог бы побывать на центральных улицах города, чтобы увидеть тела убитых в тех протестах? С другой стороны, была ли в этом нужда? Ты ведь имел сведения обо всем. Разве ты не дал разрешение премьер-министру по прозвищу «Домашний слуга» безжалостно разогнать демонстрации? А раз так, то какая разница, где находится твой кабинет — в Мраморном ли дворце, или в Ниаваране? Из-за чего вообще все началось? Из-за того, что ты давным-давно перестал принимать в расчет, какую власть имеет в этой стране мардже аттаклид[34] и на чем он может настаивать? Ты позабыл, что он вправе требовать от государства уважения к законам ислама? Да, ты не обращал внимания на требования духовенства. Во время земельной реформы ты решил проигнорировать их интересы. И вот дело дошло до того, что упрямый старик-мулла кричал с деревянного минбара: