Алла Панова - Миг власти московского князя

• Название: Миг власти московского князя
• Автор: Алла Панова
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5–17–037185–3 (ООО «Издательство ACT») ISBN 5–271–14089–Х (ООО «Издательство Астрель») ISBN 5–9578–4255–9 (ООО «Транзиткнига»)

 ISBN 5–17–037185–3 (ООО «Издательство ACT») ISBN 5–271–14089–Х (ООО «Издательство Астрель») ISBN 5–9578–4255–9 (ООО «Транзиткнига»)

О жизни и судьбе великого князя владимирского, первого кня­зя московского Михаила Ярославича (? —1248), прозванного Хоробритом (Храбрым), рассказывает роман современной писательни­цы А. Пановой.

---

Ладья, утопая в поднимавшейся над водой дымке, покачивалась у берега недалеко от небольшой церкви. В народе ее прозвали Николой Мокрым. Хоть и выст­роена была церковь поблизости от берега, но не за то, что совсем рядом с ее пределом плескались волны Москвы–реки, получила она свое прозвище, а из‑за са­мого святого Николая, который слыл защитником всех тех, кто отправлялся водным путем по разным на­добностям. Поэтому и отвешивали здесь поклоны и ставили свечи перед святыми образами не только лю­ди посадские, прихожане, жившие неподалеку, но и рыбаки, уходившие на ловы подальше от шумно­го города, и торговцы, перевозившие по извилистым рекам свои товары.

Оставив коней на берегу под присмотром стремян­ных и конюших, князь и его люди разместились в ла­дье, которая тут же оторвалась от берега и, подхвачен­ная течением, отправилась было совсем не в ту сторо­ну, куда надлежало. Однако гребцы приналегли на весла, дружно скрипнули уключины, и ладья нехотя двинулась в нужном направлении. Вскоре она уже про­плыла мимо высившихся по правую руку заборол, ми­мо бойкого торжища, которое переместилось к их под­ножию, едва ли не сразу после того, как по реке про­шел ледоход и берег, раскисший от талой воды, немного подсох.

Князь, его гость и воевода расположились на корме ладьи, в тени от свернутого за ненадобностью паруса. На носу маячила крепкая фигура Никиты. Посматри­вая исподлобья на Ивана, Михаил Ярославич завел бе­седу издалека, но, неожиданно перехватив взгляд, бро­шенный гостем в сторону большого берестяного короба с припасами, как‑то неестественно, словно извиняясь, предложил ему отведать угощений и брать все, что то­му заблагорассудится. Сам тоже взял из короба румя­ный калач, выглядывавший из‑под холстины, отло­мил хрустящую корочку.

— Благодарю, — смутился гость, взял из короба пирог и, оглядев его, сказал тихо: — Я, княже, нынче и не голоден вовсе, только вот глаза мои не сыты. Вро­де в родительском доме откормился, — Иван посмот­рел на свой костлявый кулак, в котором был зажат пи­рог, и горько усмехнулся, — вроде бы и брюхо полно, но только после моего похода в Орду глаза теперь везде корм ищут…

Князь с пониманием кивнул и переглянулся с вое­водой, который внимательно слушал горький рассказ гостя.

— Отец наказал брата отыскать, не думал о том, что нас обоих мог лишиться. Суров старик, только ра­ди них с матерью и отправился в поход, хоть сам‑то я знал, что навряд вернусь в родной дом. Ну, слава Гос­поду» нашел я брата, отдал за него хозяину все, что ос­талось. Может, и не выкупить мне было Степана, да только он уж совсем на ладан дышал, потому ирод, что перекупкой пленников промышлял, смилостивил­ся. Забирай, говорит, брата своего, все равно сдохнет, а мне от него хоть какой‑то прибыток. Забрал, но сразу в обратный путь двинуться не мог — брат ведь, того и гляди, Богу душу отдаст, — а потом решил: будь что будет. Не уйду из Орды, и сам здесь околею. Александр Ярославич, светлая душа, помог, чем смог. Довез я брата до дому. Отец, как на нас глянул… так и запла­кал, а уж о матери я и не говорю… Ежели б не надо бы­ло ей сына выхаживать, сама бы слегла. Я, как ты ви­дишь, и с лица спал, да и телом захирел, а брат и вовсе старик стариком. Коли сядет рядом с отцом, так и не скажешь, кто из них старше. Вот так‑то… — Иван по­смотрел исподлобья на князя, перевел взгляд на воево­ду: — Вы меня знаете, я никому сапог не лизал, ни пе­ред кем ниц не падал, а тут вдоволь поползал. — За­молчал, сплюнул за борт, сжав кулаки, продолжил: — Сколько раз недобрым словом отца вспоминал. Хоть жаль было брата, но ведь когда с Ярославичами в путь отправлялся, только одно и было о нем известно, что какой‑то русич его живым видел в Батыевом городке. Где искать, у кого? Голодал, холодал. Не приведи Гос­подь еще раз такой путь пройти.

— А мои? Они‑то? — не удержался от вопроса князь.

— И твоим братьям досталось, может, поменее, чем мне, грешному, но это, князь, с чем сравнивать. Татарам что смерд, что боярин, что князь — лишь бы подарками одаривали, да и перед смертью все равны. Ежели что не так — шею в момент свернут, не задума­ются. Пока добрались, я, почитай, со всем своим доб­ром расстался. Окажись подале ставка Батыева, не на что и Степана было бы выкупать. Все бы до последней нитки выманили нехристи. Благо, что с Ярославичами путь держал, им‑то, видать, по отцовским рассказам уж было ведомо, как с подлыми обходиться.

— Да–да, отец рассказывал…

— Толмач нехристям одно бубнил, мол, подарки все хану великому везем, ежели отберете, он наверняка прознает, и тогда уж гнева его вам не избежать. Только тем и держались. Потому и смог малую толику взятого с родной стороны до самой Орды Батыевой до­везти. — Иван вздохнул и, чувствуя, что слушатели ждут продолжения рассказа, будто пересиливая себя, снова заговорил: — Через Дон переправились, а за ним степь словно вымерла, только бродни по ней шатают­ся, так и норовят путника обидеть. Ни весей, ни даже избушек одиноких до самой Волги не встретилось. Лишь у реки под татарским присмотром пленные pycичи перевоз устроили. Их о брате своем поспрашал, только разве ж они могли что знать. Так, для успокое­ния души своей разговор с ними затеял. И вот когда до, Сарай–Бату наконец‑то добрались, то у всех, у кого только мог, вызнавал. Стольких за всю жизнь униже­ний не терпел, как там. Но я‑то все ж таки невелик человек, а каково тем, у кого шея никогда ни перед кем не гнулась!

— Александр из таких. Уж я‑то его, как никто, знаю, — произнес князь, задумчиво глядя на воду, — неужто и ему пришлось Батыге кланяться?

— Врать не буду, поскольку мне не ведомо, как и что было в ханском шатре, а вот то, что Александр Ярославич отказался меж пламени адского проходить и поганым идолищам поклониться, мне доподлинно известно — я сам при сем присутствовал. Он ханским холопам ответил, что, мол, ему, христианину, не подобает кланяться никакой твари, а токмо Господу Богу нашему Иисусу Христу. Он так сказал, а мы‑то, кто ря­дом с ним был, молиться да прощаться стали. Не наде­ялись более на этом свете свидеться. Известно ведь, что Михаил‑то Черниговский за такой же проступок жизни лишился, не посмотрели поганые, что князь. Им все едино.

— А Саше‑то как же с рук сошло? — с замиранием сердца спросил князь, который из‑за охватившего его волнения даже не обратил внимания на то, что неожи­данно назвал брата так, как не называл с самого ранне­го детства. Ведь даже когда тот еще был безусым отро­ком, все окружающие, даже близкие люди, величали его Александром.

— Как видно, Бог его хранил, — просто ответил Иван. — Князь сам так и сказал, когда из шатра хан­ского вернулся. Александр Ярославич Батыге, видать, по нраву пришелся. Вот жаль только, что нужда заста­вила его нашего князя к своему великому хану напра­вить, должно быть, маловато у Батыги прав, чтоб само­лично ярлыки раздавать. Вот и батюшку твоего тоже к великому хану отправил. Видать, у них тоже не все меж ханами ладно. Батыга‑то хоть и грозен, да к на­шим иногда милость проявляет. Как сказывали, он от­важных воинов особо почитает. А уж слух‑то и до него дошел, каков твой брат в сече. Таких ведь еще поис­кать, да и то десятка со всей Руси не наберется. За что и милость ему вышла.

Слушатели согласно кивнули. Разговор как‑то сам собой оборвался. Говоривший надолго замолчал, от­вернувшись от собеседников, стал разглядывать про­плывавший справа пологий берег. Воевода, сидевший у самого борта, уставился в темную воду. Князь же, подняв голову, немигающим взглядом смотрел вперед, туда, где вдали вырастал высокий холм, густо зарос­ший лесом. Молчали долго. Каждый думал о своем. Даже сидевшие за веслами люди, кажется, перестали шумно дышать и с какой‑то отчаянной злостью прина­легли на весла.

Давно растаяла дымка, клубившаяся утром над во­дой. Солнце поднялось уже высоко, расколовшись на сотни сотен осколков, отражалось в набегавших на ла­дью волнах, слепило гребцов, мгновенно высушивало пятна пота, выступавшие на их белых рубахах. Ладья, двигавшаяся наперекор течению, чуть прибавила хо­ду. Высокий берег медленно приближался.

Князь обратил на него внимание, когда в самом на­чале лета совершал поездку вдоль речного русла и еще тогда задумал обязательно добраться до этого крутого берега и грозно высившегося у воды холма, и вот те­перь задуманное было близко к выполнению. Михаил Ярославич с интересом всматривался и в правый поло­гий берег, который тогда так и не удалось преодолеть и добраться до воды, поскольку он почти весь представ­лял собой заболоченную низину. Теперь с середины ре­ки он выглядел как великолепный заливной луг, по­росший сочной зеленой травой, не поблекшей даже под жаркими солнечными лучами.

К тому времени Никита высмотрел на левом берегу место, куда можно было причалить, и ладья медленно направилась в ту сторону.

Деловитая суета не позволила возобновить беседу, которая продолжилась лишь тогда, когда все приве­зенные припасы были выгружены на берег, где трое гридей заканчивали установку легкого шатра для кня­зя. Берег освоен был быстро: чуть в стороне от шатра вскоре запылал костер, над которым повис большой котел, а несколько человек, размотав привезенный с собой невод, прошли немного вверх по течению, рас­считывая наловить рыбы. Уже вскоре с той стороны, куда они ушли, раздались радостные возгласы, а к то­му времени, как довольные рыбаки вернулись с уловом к костру, в котле уже закипала вода.