Георгий Адамович - «Я с Вами привык к переписке идеологической…»: Письма Г.В. Адамовича В.С. Варшавскому (1951-1972)

• Название: «Я с Вами привык к переписке идеологической…»: Письма Г.В. Адамовича В.С. Варшавскому (1951-1972)
• Автор: Георгий Адамович
• Жанр: Филология

Публикуемый ниже корпус писем представляет собой любопытную страничку из истории эмиграции. Вдохновителю «парижской ноты» было о чем поговорить с автором книги «Незамеченное поколение», несмотря на разницу в возрасте и положении в обществе. Адамович в эмиграции числился среди писателей старшего поколения, или, как определяла это З.Н. Гиппиус, принадлежал к среднему «полупоколению», служившему связующим звеном между старшими и младшими. Варшавский — автор определения «незамеченное поколение», в одноименной книге давший его портрет, по которому теперь чаще всего судят об эмигрантской молодежи…

Из книги: Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына 2010. М… 2010. С. 255–344.

---

О Юрасове[275] и «Мостах»[276]. Мне что-то писала об этом Берберова, но не о редакторстве, а об участии в редколлегии. По ее письму, это требует переезда в Мюнхен, на что я не согласен заранее[277]. А вообще-то я, м. б., согласился бы на редакторство единоличное (да и то крайне сомневаюсь: возня, обиды, ссоры!), но не на редколлегию, и вовсе не из-за самомнения, а из-за того, что не хочу втягиваться в то, что мне не по душе. «Мосты» вообще мне не нравятся, не знаю даже, чем, — но что-то в них неприятно, начиная с роскошной внешности.

Встречи с сов<етскими> людьми[278] и Mr Пэг. Я охотно напишу о Венеции, но сообщите подробнее, что именно их интересует, какой размер и т. д.[279]

Ну, вот и все. И все — дела, притом скорей пустые или скучные. И так пройдет жизнь. До свидания, дорогой друг Владимир Сергеевич. Спасибо за выписку из Поджиоли. Я его видел в Венеции, он о своей книге мне ничего не сказал[280]. Пожалуйста, пишите — и не только о делах.

Ваш Г. А.

Ваше письмо дошло чудом: есть Denison Road, но нет номера дома!! Запомните: № 30.

Дорогая Татьяна Георгиевна

Благодарю Вас сердечно за милую приписку. Очень бы хотел, чтобы Ваши мечты о поездке в Европу будущим летом стали бы реальностью. Желаю Вам от души счастья, здоровья, удачи во всем.

Ваш Г. Адамович

44

27/IV-1961

30, Denison Road Victoria Park Manchester

Дорогой Владимир Сергеевич,

Только на днях, перед самым своим отъездом из Парижа, я узнал о кончине Вашей мамы. Очень жалею, что не написал Вам раньше. Вы знаете, как я к Вам отношусь — и ведь уже столько лет! — как искренне Вас люблю и, надеюсь, поверите, что я всей душой с Вами в этом тяжелом, хотя и неизбежном испытании. Обнимаю Вас, крепко жму руку и шлю низкий поклон Вашему верному другу, дорогой Татьяне Георгиевне.

Ваш Г. Адамович

45

7, rue Fred<eric> Bastiat Paris 8

13 окт<ября> 1963

Дорогой Владимир Сергеевич

Вчера я видел Кодрянских. Они получили от Вас письмо и, судя по их словам, Вы считаете, что я на Вас за что-то «сержусь»? Дорогой мой, за что я могу на Вас сердиться? Откуда пришла Вам в голову такая мысль? Я не только на Вас не сержусь, но, кажется, и не способен рассердиться. Всегда помню о Вас с самыми добрыми чувствами. А если не пишу, то ведь и Вы мне не пишете, — и это ровно ничего не значит, правда?

Слышал от К<одрянских>, что Ваш Мюнхен не удается. Знаете, я провел там весной 2 месяца, и считаю, что жалеть Вам нечего. Там — суета, сутолока, интриги и все прочие прелести. Климат ужасающий. Бахрах там как рыба в воде, но у Вас другой склад, другая натура и едва ли Вам там все было бы по душе. Я лично не могу ни на что пожаловаться, но я безразличнее Вас, а главное — много старше и ни в какой мере не озабочен «деланием карьеры». (Бахрах озабочен и по-своему прав. Вернее, не то что озабочен, а радуется успехам.)

Очень болен Мих<аил> Львович Кантор. Не могу сказать — «безнадежно», но очень, очень серьезно. Началось с сердца, осложнилось с простатой, ему должны на днях делать операцию, а при его крайней слабости это, конечно, опасно.

A part cela[281], все по-прежнему. Крепко жму руку, шлю лучшие пожелания и прошу помнить, что никогда я на Вас сердца еще не бил и надеюсь не бить! Передайте самый сердечный привет Татьяне Георгиевне.

Ваш Г. Адамович

46

Paris

14/I-1964

Дорогие друзья Татьяна Георгиевна и Владимир Сергеевич

Я очень виноват перед Вами. Простите! От поздравлений и пожеланий я давно отвык, хотя и знаю, что отвыкать не надо бы. Спасибо за Ваши пожелания и за память. Надеюсь, все у Вас благополучно, Вы здоровы и всем довольны, т. е. жизнью (которая и есть «всё»).

Владимир Сергеевич, что это Вы затеяли с Гулем к моему печальному 70-летию!?![282] Я пишу ему par le meme courrier[283], и, конечно, пишу, что не надо ничего[284]. Кроме неприятности, мне ничего бы не было, если бы даже появилась хоть одна строчка. Я не скрываю своего возраста, как думает Одоевцева[285], а считаю, что все это слишком суетно и глупо. Достаточно мы насмотрелись, как юбиляры сами устраивают свои чествования!

Так что пожалуйста: ничего.

До свидания, шлю поклон, привет и все прочее с надеждой увидеться летом! Кстати, я еду в Ниццу на днях, т. е. 20 января, недели на три, т. к. замерзаю в Париже, где мое жилище к холоду не приспособлено. Мих<аил> Львович — без перемен, но не хуже: хорошо и это.

Ваш Г. Адамович

В Ницце адрес обычный: 4, avenue Emilia, chez Mme Heyligers (до 10 февраля).

47

7, rue Fred<eric> Bastiat

Paris 8

20 ноября 1964

Дорогой Владимир Сергеевич

Простите, что не написал Вам до сих пор. Я был искренне тронут Вашим письмом (и мне, и Михаилу Львовичу), но писать, лежа на спине, мне было трудно, да, в сущности, было и запрещено. Теперь я дома[286], вот уже два дня, — дней через 10–15 собираюсь поехать в Ниццу, к обычным своим друзьям, и пробыть там довольно долго. Получил вчера письмо от Бахраха, который что-то пишет о приезде в Мюнхен, — не для отдыха, конечно, а для работы. Но об этом пока не может быть речи[287].

Как Вы живете? Рад, что Ваши волнения в связи с кандидатурой Голдвотера[288] оказались напрасными. Но Достоевский мог бы в самом деле голосовать и за него! От него (т. е. от Д<остоевского>) ждать можно было всего, и даже не в дурном смысле, а по его склонности к «les hauts» et «les bas»[289].

Обнимаю Вас, дорогой Владимир Сергеевич, спасибо за дружбу. Передайте самый сердечный привет и поклон Татьяне Георгиевне.

Ваш Г. Адамович

Парижский мой адрес действителен всегда. Если напишете, буду очень рад.

48

Paris

29 марта 1965

Дорогой Владимир Сергеевич

Спасибо большое за письмо и простите, что отвечаю с опозданием. Я тоже был очень рад видеть Вас и Татьяну Георгиевну[290], и если Вы мне пишете, что я — «все такой же миленький», то я мог бы ответить Вам тем же. Жаль, что Вы редко бываете в Париже. Вчера я получил приглашение в Мюнхен от «Института по изучению СССР»[291] на какой-то «симпозиум» в конце мая. Но по здравом размышлении решил отказаться. Поехать на несколько дней в Мюнхен было бы приятно, но участвовать в болтовне, с утра до вечера, много менее приятно.

Вы пишете, что Галина Ник<олаевна> хотела бы, чтобы я написал о ее «Грасск<ом> дневнике» в «Воздушных путях»[292]. Но, по-моему, никаких «В<оздушных> путей» Галине не предвидится! Гринберг будто бы болен, да и последние «Пути» успеха большого не имели. Entre nous, мне вообще не хочется писать о «Гр<асском> дневнике», несмотря на симпатии к автору. Но этого Вы ей не говорите.

Михаил Львович сегодня по телефону сказал, что получил от Вас письмо. Хорошо, что Вы ему написали, он к этому очень чувствителен. Его стихи многим нравятся, и я не нахожу в них такого отчаяния, какое нашли Вы. Веселых стихов на свете мало, и те, что есть, почти всегда плохие. В отношении М<ихаила> Л<ьвовича> я настроен пессимистически: он так слаб, что еле двигается. Он отдает себе отчет в своем состоянии, но не показывает этого. А вот насчет Вашего «все растущего восхищения предприятием человеческой жизни» (Ваши слова) — разговор был бы долгий. У меня скорей чувства, что все эти «предприятия» приходят к концу. Впрочем Вл<адимир> Соловьев считал, что идей осталось на земле не больше, чем было их во время Троянской войны, а сколько после него этих «идей» возникло! Так что ничего знать нельзя, и тем лучше.

До свидания, дорогой Владимир Сергеевич. Как Ваши успехи по прохождению службы? Шлю сердечный привет Т<атьяне> Г<еоргиевне>, поблагодарите ее за подпись: знак памяти.

Ваш Г. Адамович

P.S. Помните ли Вы Вашего приятеля Красовского[293] (кажется, Вы его звали «чубчиком»). Он регулярно присылает мне свои сочинения, какой-то журнал, полностью им заполняемый, и другие. Набор претенциозных глупостей, но не без веры в себя и в свое призвание.

49

7, rue Fred<eric> Bastiat Paris 8

26 апреля 1965

Дорогой Владимир Сергеевич

Спасибо за письмо, или, точнее, за то, что помните меня. Если Вы приедете летом в Париж, буду искренне рад. Не знаю, где я буду, т. е. в Париже ли именно, но так или иначе, надеюсь, увидимся. Я боюсь Ниццы летом, особенно в августе. Зовут меня на месяц-два в Мюнхен, но этого я тоже боюсь, т. е. утомления. Я еще далеко «не в себе», и от всего устаю. Кстати, тут проездом был Хомяков, который мне сказал, что Ваш Мюнхен далеко не безнадежен. Он, правда, лицо не очень там авторитетное, но говорил, как будто что-то зная и предвидя. Не понимаю только, отчего Вы туда так стремитесь! Едва ли там меньше «склоки» и интриг, чем в Нью-Йорке, и едва ли это финансово выгоднее. Впрочем, дело Ваше, и я не совсем au courant[294] этого. М. б., я туда в июне и поеду, тогда увижу ближе.