Борис Рябинин - Вы и Ваш друг Рэкс

• Название: Вы и Ваш друг Рэкс
• Автор: Борис Рябинин
• Издательство: Издательство «Уральский рабочий»
• Жанр: Домашние животные
• Год: 1962

У писателя Бориса Степановича Рябинина всегда обширная корреспонденция. Он получает письма от читателей различных профессий и возрастов, живущих в близких и далеких уголках нашей страны. Чаще всего письма, на которые писатель отвечает обязательно и аккуратно, относятся к наиболее увлекательным и популярным книгам Б. Рябинина, к его рассказам о верном друге человека — собаке. Эта читательская «отзывчивость» не случайна, не обусловлена интересом только к собаке. То, о чем пишет Б. Рябинин, тесно связано с большими, общественно важными проблемами гуманистического воспитания советского человека.

Читателя обычно интересуют сведения об авторе книги.

Борису Степановичу Рябинину по своей первоначальной профессии — техника-топографа — в тридцатых годах довелось много ездить по Уралу, бывать на всемирно известных уральских стройках. Естественно, что первые его литературные опыты были посвящены Уралу, его природе и людям. В 1935 году в журнале «Уральский следопыт» и в хрестоматии «По Уралу» был напечатан путевой очерк «Вниз по Каме», а годом позднее вышла книга «Каменные загадки».

Но первую настоящую известность Б. Рябинину принесла книга «Мои друзья» — безыскусственный и тем не менее взволновавший читателя рассказ о собаках. Многим школьникам перед войной были известны имена «героев» Джери и Снукки.

Долгие годы Б. С. Рябинин плодотворно работает в жанре очерка. Большое внимание он уделяет детской литературе. Его книги для детей, выпущенные в последние годы: «Алые гребешки», «Голубые домики», «Пионерский подарок». И, наконец, книги о наших четвероногих преданных друзьях: «По следу», «Твои верные друзья», «Рассказы о верном друге». Книга «Вы и Ваш друг Рэкс», являющаяся как бы обобщением опыта любителя-собаковода, в живой увлекательной форме дает разные полезные сведения о собаководстве, иллюстрированные яркими невыдуманными примерами — рассказами о собаке-помощнице, преданном друге человека.

Книга переиздается по многочисленным заявкам читателей.

---

Подобным же образом поступил наш известный писатель Э. Накануне второй мировой войны он жил в Париже. Гитлеровцы, оккупируя французскую столицу, захватили его там и выпустили лишь после неоднократных настояний советского правительства, задержав, однако, все личное имущество писателя, в том числе собаку — шотландского терьера. Знаете, с каким выступал на арене цирка популярный советский клоун Каран-д'Аш? Этакий черный чертик на коротеньких ножках и с поблескивающими, как бусины, глазами… Э. очень любил своего забавного пса, и, вернувшись на родину, первое, что он сделал, позвонил по телефону моему товарищу М., известному собаководу, с просьбой помочь ему достать в точности такую же собаку или хотя бы щенка этой породы. Вместе с М. они несколько дней ездили по Москве, пока, наконец, нужный щенок не был найден.

Привыкнув всегда жить с собакой, уже не можешь обходиться без нее: чего-то не хватает.

Однако хочется предостеречь любителя и от другой крайности — не делать из собаки идола, не очеловечивать четвероногое, чтоб потом, когда вы естественным порядком лишитесь его, не было из этого драмы. Припоминаю случай, когда у одной дамы собаку раздавило автомобилем, так она даже уехала из этого города. Это, на мой взгляд, говорит о какой-то духовной бедности. Сошлюсь опять же на Пришвина, который знал цену собаки, тем не менее, не убоялся сказать следующие слова:

«Но вот как бывало: от бесчеловечья вся сердечная жизнь вкладывалась в какую-нибудь собачонку и жизнь этой собачонки становилась фактом безмерно более значительным, чем какое-нибудь величайшее открытие в физике…»

Что еще?

Щадите собаку к старости. Собачий век, увы, короткий. После десяти-двенадцати лет собака начинает глохнуть, крошатся и выпадают зубы, седой делается морда, в хрусталике глаза появляется молочное помутнение (старческая катаракта), своеобразная синева, по которой сразу безошибочно узнаешь возраст собаки; и само выражение взгляда становится каким-то другим. Ее начинают мучить старческие болезни, как ревматизм, она становится менее подвижной; меняется характер — появляется раздражительность, сварливость, иногда, наоборот, пропадают всякие признаки злобности и пес становится покорный, тихий, как теленок, не выходя из такого состояния уже до последнего часа жизни. В этом возрасте собаку не надо гонять через барьер, заставлять бегать, приносить поноску. Это — собака-пенсионер.

Мелкие породы, правда, сохраняют жизнеспособность дольше. Я знал фокса, который и в восемнадцать лет носился по улице, как угорелый, дрался и вообще чувствовал себя превосходно.

Нельзя делать так, — противно человеческой морали! — как поступил один хозяин, пес которого отслужил свой срок: привязал камень на шею состарившегося животного и бросил в воду. Камень был маленький, и пес долго мучился, бил лапами, пока утонул…

Глубоко поразил меня факт, сообщенный из Центральной школы собаководства. Там, при частичном переезде школы в город Дмитров, выбраковали около двадцати породистых животных, одних за преклонные годы, других за посредственный экстерьер, за недостаток злобы. Куда их девать? И вот заключается договор о передаче собак в институт оживления. А там часть идет на острые опыты, другая часть служит донорами, от которых берут кровь для оживления первых. А после уже не годны ни на что ни те, ни другие. С собаками поступили вопреки народной пословице: «С одной овцы три шкуры не дерут». А ведь были среди них и такие, как один кавказский овчар, который отслужил верой и правдой восемь или девять лет, принеся своим хозяевам и честь и славу…

Случилось так, что сами сотрудники лаборатории института оживления пожалели животных, сообщили в секцию защиты животного мира Московского городского отделения Общества охраны природы, и более половины обреченных удалось «выцарапать», пристроить в хорошие руки, где они и стали доживать свой век. Но почему того же не сделали товарищи из школы?

Нельзя, друзья мои, поступать так, стыдно. Стыдно!

Очень обидно за верного пса, когда под старость лет его выгоняют из дома или ведут на утиль-завод. Пожалейте животное. От этого вы, человек, станете только лучше, больше.

Превосходно сказал об этом классик китайской поэзии Ду Фу (перевод Александра Гитовича):

Я слышал, что в древние времена
Кормили старых коней
Отнюдь не за то, что они могли
Работать на склоне дней…

У опытных собаководов, любящих и ценящих животных, собаки часто доживают до глубокой старости, соответственно дольше сохраняя и свои рабочие качества.

Ну, а коли уж случилась беда, лишились собаки — заводите себе сейчас же новую, берите щенка. Новый пес поможет вам поскорей забыть… нет, не друга, который ушел от вас, ибо друга не забывают, а горечь утраты. Займетесь щенком — и все встанет на свое место. Клин лучше клином вышибать.

ГЛАВА XIII ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ДЖЕККИ

Читателям, вероятно, будет небезынтересно узнать о последнем периоде жизни Джекки, о котором я уже много говорил в предыдущих главах, иллюстрируя ту или иную мысль, тем более, что любопытствующие, надо думать, смогут почерпнуть для себя из этого немало сведений, которые, быть может, помогут сохранить или продлить жизнь не одному четвероногому существу.

Джекки шел двенадцатый год. Однако все его поведение, физическое состояние, казалось, говорили о том, что он собирается опровергнуть старую примету, что после десяти лет собака — уже не собака. У него были целы все зубы, которыми он почти с той же энергией дробил кости, правда, получая их в меньшем количестве. Естественно, что бегал он теперь значительно меньше; но в нем по-прежнему сохранились резвость и та особая жизнерадостность, которые так радуют в здоровом животном. Он, как и раньше, охотно гулял, играл с кошками. И все же часы его жизни были сочтены.

Началось с того, что однажды заметили: он сел спиной к нам (собака этого никогда не делает) и тяжело дышал. А после — стал спать или, вернее, лежать без конца. Утром не вскакивает, когда я встаю, лишь следит глазами.

Сперва мы склонны были объяснять все возрастом: попробовали давать собаке ежедневно по два-три раза пирамеин (пирамидон с кофеином). Пес повеселел. Факт — старческое! — решили мы. Однако пирамеин принес лишь временное улучшение, и когда слабость, вялость стали повторяться изо дня в день, причем вместе с температурой, которую можно было определить по учащенному дыханию, усиливалась и жажда, а соответственно этому падал аппетит и сокращались жизненные проявления собаки, мы встревожились, и я созвонился по телефону с одним видным знакомым специалистом ветеринарии. (Воспользоваться услугами добрейшего Анатолия Игнатьевича Грабя-Мурашко, как прежде, мы уже не могли: он лежал в могиле).

Бегло осмотрев собаку и узнав об ее возрасте, мой ученый знакомец сразу же поинтересовался, нет ли у нее где-либо опухоли. Опухоль у Джекки имелась. Года два назад покойный Анатолий Игнатьевич как-то, поглаживая собаку, нащупал своими чуткими пальцами у Джекки на шее катающееся затвердение величиной с голубиное яйцо. Опасности, по его заключению, она не представляла. «Это блуждающая железа, — объяснил он нам. — Если будет мешать, можно ее вылущить». Но Джекки она не мешала, и мы скоро забыли и думать про нее.

Теперь она оказалась уже с куриное яйцо, если не больше.

— Надо на рентген.

Утром я привез Джекки в ветполиклинику. С нею было связано много воспоминаний, и, когда врачи стали осматривать Джекки, у меня невольно вырвалось:

— Две моих собаки окончили свою жизнь в этой больнице. Не хотел бы, чтоб и третья тоже…

И действительно, в этих стенах трижды оперировали дога Джери, пытаясь спасти его от неумолимого рака, и, увы, тщетно. Сюда же однажды весной привез я Снукки; она уже не держалась на ногах, — все тот же рак душил ее; в то майское утро я в последний раз видел ее в живых… Неужели же у Джекки тоже рак? Что скажут врачи?

Джекки поставили на стол. Сам он не смог запрыгнуть, пришлось подсаживать. Пес немного сопротивлялся, и я нервничал за него. Еще в такси я заметил, что он слегка застонал, когда я сжал ему грудь, пытаясь подсадить, и теперь я боялся лишний раз прикоснуться к нему, неосторожным движением причинить боль.

Пока настраивали аппарат, врачи продолжали ощупывать и выслушивать пациента, переговариваясь между собой.

— Перебои сердца…

— Да и легкие не совсем… Похоже на эмфизему.

Эмфизему я уже знал. Незадолго до этого от нее погиб Казан. Правда, он был старше Джекки.

Заработал рентген. Стало тихо, только слышалось пыхтение собаки. Начали с шеи. Опухоль просвечивалась, затемнений в ней не было. Потом в зеленое светящееся окно вошли сердце, легкие.

— Э-э… видите?