Игорь Оськин - У нас была Великая Эпоха

• Название: У нас была Великая Эпоха
• Автор: Игорь Оськин
• Жанр: Проза

Автор дает историю жизненного пути советского русского – только факты, только правду, ничего кроме, опираясь на документальные источники: дневники, письменные и устные воспоминания рядового гражданина России, биографию которого можно считать вполне типичной. Конечно, самой типичной могла бы считаться судьба простого рабочего, а не инженера. Но, во-первых, их объединяет общий статус наемных работников, то есть большинства народа, а во-вторых, жизнь этого конкретного инженера столь разнообразна, что позволяет полнее раскрыть тему.

Жизнь народных людей не документируется и со временем покрывается тайной. Теперь уже многие не понимают, как жили русские люди сто или даже пятьдесят лет назад.

Хотя источников много, но – о жизни знаменитостей. Они и их летописцы преподносят жуткие откровения – о падениях и взлетах, о предательстве и подлости. Народу интересно, но едва ли полезно как опыт жизни. Политики, артисты, писатели живут и зарабатывают по-своему, не так как все, они – малая и особая часть народа.

Автор своим сочинением хочет принести пользу человечеству. В то же время сильно сомневается. Даже скорее уверен – не было и не будет пользы от призывов и нравоучений. Лучшие люди прошлого уповали на лучшее будущее: скорбели о страданиях народа в голоде и холоде, призывали к добру и общему благу. Что бы чувствовали такие светочи как Толстой, Достоевский, Чехов и другие, если бы знали, что после них еще будут мировые войны, Освенцим, Хиросима, Вьетнам, Югославия…

И все-таки автор оставляет за собой маленькую надежду на то, что его записи о промелькнувшей в истории советской эпохе когда-нибудь и кому-нибудь пригодятся в будущем. Об этом времени некоторые изъясняются даже таким лозунгом: «У нас была Великая Эпоха!»

---

Нанесенный экономический эффект. Инженеры недолюбливают экономистов. Потому и развлекаются насмешками: «достигнутый» заменили на «нанесенный».

Экономисты шуток не понимают и по-прежнему требуют точные цифры.

Еще на прежнем месте работы в «Граните» он сделал замечательное открытие, точнее, полуоткрытие, потому что не оценил его в полной мере. Тогда он, изучая проблемы научной организации труда и управления (НОТ), допытывался, что дала механизация бухгалтерского учета. Опросил нескольких специалистов: вот работает машинно-счетная станция, ее техника стоит денег, на станции работает два десятка человек, а количество бухгалтеров не уменьшилось. В чем эффект? Ответа не было. Только один человек, пожилая бухгалтерша, объяснила:

— Раньше, до автоматизации, бухгалтера работали намного больше положенных восьми часов, в конце отчетных периодов засиживались допоздна, брали работу на дом. Теперь мы укладываемся в нормальное рабочее время…

К этому он добавил собственную догадку: зарплата бухгалтеров очень низкая, даже какое-то их сокращение не оправдает затрат на автоматизацию. Дальше его мысль не пошла.

Лишь через много лет он понял, в чем тут дело. Действительно, в расчетах экономической эффективности учитывались только номинальные зарплаты работников. Однако каждый работник дотировался – получал дополнительный доход.

Это прежде всего низкие цены на товары первой необходимости: хлеб и другие продукты, транспорт. Некоторые цены были ниже себестоимости. Государство компенсировало затраты из своего общего дохода.

Далее, каждый человек, в том числе его дети, имел бесплатное социальное обеспечение: жилье, медицину, образование.

Наверно, все это можно было учитывать в расчете эффективности. Но этого не делалось. Какое-то время бытовало мнение, что у нас полезен любой проект, сокращающий численность работников. Однако экономисты-маркисты, выросшие на «Капитале», но не построившие политэкономию социализма, похерили это мнение.

Принятая методика расчет экономической эффективности приводила к парадоксам. Совершенно ясно, коль скоро на Западе успешно применяют компьютеры для управления экономикой, то и нам нужно делать то же самое. Практикам, инженерам и экономистам, пришлось вкручивать в расчеты все, что угодно, чтобы доказывать пользу новых проектов.

С другой стороны, такая методика открывала лазейки для сомнительных проектов, которые пропихивали фанатики и проходимцы.

Колесов думал, что он знает советскую экономику. Изучал в вузе политэкономию капитализма и социализма.

В 1965 году по почину Либермана (а как же иначе) началась косыгинская экономическая реформа. Название приклеили к руководителю правительства для усиления веса реформы. Было узаконено понятие “прибыль”, предприятиям предложили готовиться к хозрасчету и самоокупаемости.

Через пару лет подскочила средняя зарплата без повышения производительности труда. Сильное нарушение – что при капитализме, что при социализме. Реформу прекратили.

Позднее свободомыслящие ученые говорили о каких-то темных силах – противниках реформ. На самом деле Косыгин и другие вовремя пресекли попытки разрушить советскую экономику.

У экономистов не нашлось надежных решений, — это Колесов услышал от умного человека, начальника главка Ашастина, ставшего затем главным по автоматизации управления в стране.

Так что Колесов ошибался, думая, что он знает советскую экономику. Он ее не знал. Впоследствии сам генсек Андропов признавался: «Мы не знаем общества, в котором живем».

Работавший вместе с Колесовым Толя Носов, человек здравого смысла, часто задавал один и тот же вопрос:

— Почему килограмм картошки стоит столько же, сколько одна пуговица?

Ответа на этот простой вопрос они не знали.

1 апреля 1965 года в Ленинграде был создан Ленэлектронмаш (ЛЭМ) — научно – производственное объединение – по названию, по факту – научно – исследовательский и проектный институт. Впоследствии юбилейные празднества переносили с непристойной даты на март.

1 апреля 1967 года Колесов был принят на работу в ЛЭМ в отдел Зверева.

В «передовом» отделе. Зверев говорил спокойно и уверенно:

— Валя, мы здесь делаем уникальную систему. Все остальные отделы в Ленэлектрономаше занимаются лишь тем, что переносят на машины существующие расчеты. Серый народ, ремесленники. Для нас главное – наука, математика, оптимизация управления. Наша система – кибернетическая модель, контур управления с обратной связью. Мы наладили контакты с киевским Институтом кибернетики Глушкова, у нас с ними единая идеология.

— У них что-то сделано?

— Да, их система для Львовского завода признана лучшей в Союзе.

— Можно съездить, посмотреть?

— Нужно. Далее: у меня в отделе кадры высшей квалификации. Слава Рейнер – гений математики. Володя Волховер – спец по структурному проектированию. Оба, также как и я, кандидаты технических наук. В отделе классные специалисты, отобраны лично мной.

— Слушай, Вадим, а ты почему из академии ушел?

— После первого курса понял – ошибся дверью. Пошел в пединститут, на физический. Жена у меня молодец, поддерживала, подталкивала.

Колесов сел в одном кабинете со Зверевым.

В обед собиралась вся верхушка отдела – на шахматные блиц-турниры.

Люди одного поколения, примерно одного возраста. Общие интересы, взаимопонимание, дружный коллектив. Большинство ведущих пришли сюда из отдела надежности оборонного института.

Проблема надежности была хорошо знакома Колесову. Усложнялась аппаратура, учащались отказы техники. Руководство поступало в соответствии с законами Паркинсона. Есть проблема, надо создавать отдел. Есть отдел, нет проблемы. Отдел надежности собирал статистику по отказам и рисовал плакаты. Колесов посмеивался. К подлинной надежности это не имело отношения. Проблему надежности мог решать только сам разработчик аппаратуры: дублировать цепи, применять элементы с золочеными контактами и т. п.

Зато ребята хорошо защищались: теория вероятностей, статистика – прекрасный материал для диссертаций с длинными формулами и сложными графиками. Жирная почва для соискателей, свежая, не истощенная. Все три кандидата технических наук – оттуда, из надежности. Четвертый подтягивался.

Итак, он попал в передовой отдел. На всех институтских совещаниях Зверев провозглашал создание его командой уникальной системы, в отличие от других отделов, разрабатывающих только наборы отдельных задач. Рейнер, главный математик отдела и главный разработчик системы поддерживал контакты со Шкурбой – лучшим учеником Глушкова.

Система Глушкова для Львовского телевизионного завода – АСУ-Львов – была объявлена лучшей в стране, образцовой: «Кибернетическая модель управления с набором оптимизационных задач».

Колесов познакомился с этой системой на месте. Ему повезло на словоохотливого заводчанина:

— Наш директор завода, вступая в должность пару лет назад, заявил: во-первых, у меня будет самая высокая труба во Львове, а во-вторых, Глушков обещал мне самую лучшую автоматизированную систему в стране.

— Ну и как система?

— Да работают только программы, которые мы сами сделали по учету и расчетам потребности, а оптимизационные задачи института кибернетики не используются.

Отдел Зверева разрабатывал автоматизированную систему для объединения «Светлана». Зверев и Рейнер наладили хорошие контакты с главным инженером «Светланы» Гирштейном. Некоторое оживление в работу вносил главный экономист объединения, с сомнением относившийся к автоматизации управления вообще и к уникальной системе в частности. Разумеется, для математиков он стал излюбленным предметом насмешек над косностью экономистов. Как подлинный новатор Зверев отваживался даже на публичное подтрунивание над человеком. Игра безопасная, главным заказчиком был главный инженер.

Колесов попал в ту же ситуацию, что и семь лет назад, когда он стал новичком в ракетной технике. Но тогда он был рядовым инженером, влезающим в тему с низов. Здесь же он начальствующий, хотя и зам, с низов не включишься. Не повезло еще и с «передовым» отделом. Математик Рейнер создал жупел страшно сложной системы, в которую новичку не вклиниться.

Через пару месяцев он все-таки определил для себя профессиональную нишу: разрабатывать систему сбора первичной информации – совместно с отделом технических средств. Стал ходить по цехам, вникать в формы документов – нарядов, маршрутных карт, накладных и т. п.

«Чем занимаюсь? После атомно – ракетного прошлого – копаюсь в приходных ордерах и складских карточках. Ладно, не корысти ради, а токмо волею пославшей мя Родины – не грех и в дерьме покопаться».

Как и положено в НИИ, было много разговоров на животрепещущие темы, захватывавшие зачастую большую часть рабочего времени.