Виктор Некипелов - Институт Дураков

• Название: Институт Дураков
• Автор: Виктор Некипелов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Примечательно, что фамилия Ландау не фигурирует в делах инакомыслящих. То есть я лично не знаю случаев, когда его подпись была бы под актами экспертиз. Может быть, Яков Лазаревич ведал только уголовным людом? Или действительно занимался лишь научными вопросами, клиникой?

Ну а что это меняет? Все равно же всех "политических" курировал он. И выслушивал с улыбочкой, поддакивающе кивая головой... Нет, второму человеку в отделении и вторым ответственность нести!

Третьим лицом - была Маргарита Феликсовна Тальпе. Поклонитесь, Маргарита Феликсовна, представляю вас!

Вот она стоит - маленькая, кособоконькая, похожая на птицу с больным крылом женщина лет 55-ти. Ручки миниатюрные, у груди, как у присевшей служить левретки. Волосы завитые, черная, ядовитая краска поверх седины. Глазки - ощупывающие, выражение лица - угодливое, та же наклеенная улыбка, что и у Ландау, растягивает уголки губ. Было в ней - проглядывало сквозь мыло, краску и улыбку - что-то хищное, ведьмино. И действительно, какой-нибудь ступы или помела не хватало только для полноты картины.

Насколько слух соответствовал действительности, не знаю, но говорили, что Тальпе - дочь Ф.Э.Дзержинского. Пожму плечами: биография "железного Феликса" мне неизвестна. Думаю, что это враки, просто смутило какого-то зека отчество "Феликсовна", и пошла гулять по институту "параша". Утверждали, что и внешне она будто бы похожа на Дзержинского. Об этом мне говорил, например, и один из наших "узников совести", прошедший психиатрическое пекло, - Петр Старчик. Лично я такого сходства не нахожу, да и мудрено, мне кажется, его сыскать - уж больно стерты возрастом ее черты.

М.Ф.Тальпе - старший научный сотрудник, доктор медицинских наук. В институте, должно быть, служит давно. Во всяком случае, в 1964 году она была лечащим врачом у П.Г.Григоренко (во время первой его госпитализации), о чем он пишет в своих записках. Там он, кстати, считает ее врачом малоопытным, к тому же человеком по своим взглядам и жизненным представлениям крайне неразвитым, примитивным.

Вот его свидетельство.

"Наблюдавшая за мною в 1964 году врач - Маргарита Феликсовна записывала мои ответы невероятно извращенно. И делала это не только потому, что ей очевидно страшно хотелось представить меня невменяемым, но и в виду своей полной политической неграмотности и обывательской психологии. Последнее, пожалуй, было даже главным, что мешало ей правильно понять меня. Был, например, с ее стороны такой вопрос:

- Петр Григорьевич, вы получали в академии около 800 рублей. Что же вас толкнуло на ваши антигосударственные действия? Чего вам не хватало?

Я взглянул на нее и понял, что любой мой ответ бесполезен, что для нее человек, идущий на материальные жертвы, невменяем, какими бы высокими побуждениями он ни руководствовался при этом..."

Я полностью согласен с Петром Григорьевичем. Уверен, что и к тому времени, когда я наблюдал Маргариту Феликсовну, т.е. к 1974 году, в этом отношении она не изменилась. Хотя среди зеков считалась проницательной, мудрой. "Вот поведем к профессору", - говорили врачи и вели на "подкомиссию" - к ней, к Тальпе. И уж ее приговор был окончательным, обжалованию не подлежал. Так шлепнула она на скамью подсудимых краснобородого Сашу Соколова, позже (в последний его заезд) - Игоря Розовского.

Лично я с Маргаритой Феликсовной контактов не имел. Хотя и обнаружил с удивлением, знакомясь с актом экспертизы, что она, оказывается, была членом экспертной комиссии (второй) и у меня. Но я действительно ни словечком с ней не перекинулся, ни одного вопроса от нее никогда не слыхал! Единственное: проходя по коридору мимо моей палаты, Тальпе всегда бросала взгляд в мою сторону и вежливо здоровалась, с мягким полунаклоном головы.

Может быть, и это - экспертиза?

М.Ф.Тальпе и сейчас трудится на своем посту. Узнаем порой, узнаем! Вот, например, недавно совсем, в декабре 1975 года, вновь блеснула ее подпись под актом о признании невменяемым инакомыслящего из Одессы - Вячеслава Игрунова...

В общем, если и не состоит Маргарита Феликсовна в кровном родстве с Первым Чекистом Страны, то духовное родство - налицо. И в этом смысле, конечно же, - она его верная и достойная дочка.

ЗАЯВЛЕНИЕ ПРОТЕСТА. 4-я БЕСЕДА С ВРАЧОМ

25 февраля, спустя неделю после комиссии, я все-таки подал свой протест против участи в моей экспертизе Д.Р.Лунца. Не знаю, почему не сделал этого раньше, ведь заявление было написано еще до комиссии. Видимо, сознавал, что это - полумера, потому и колебался. Сейчас думаю (видя все изъяны текста), что нужно было или совсем не подавать, или уж говорить так говорить. Причем тут Лунц, почему против него протестую, а против остальных, против самого факта экспертизы - нет?

Но как было, так было. Вот этот текст:

"Директору института судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского

гр. Морозову

копия: прокурору РСФСР

подследственного Некипелова В.А.

(Владимирская облпрокуратура,

дело №2791)

Заявление

С 15.1.74 г. я нахожусь на стационарной психиатрической экспертизе в институте им. Сербского. В настоящее время я узнал, что в обследовании моего здоровья примет участие проф. Д.Р.Лунц, чье имя в последние годы было серьезно скомпрометировано в глазах мировой общественности. Как мне известно, против проф. Лунца были выдвинуты обвинения в пристрастном обследовании некоторых политических заключенных и в вынесении необоснованных заключений о наличии у них душевных заболеваний, в результате чего эти люди были подвергнуты психиатрическим репрессиям.

Поскольку я не располагаю сведениями о том, что проф. Лунц эти обвинения опроверг, я продолжаю сомневаться в его профессиональной честности и, естественно, не могу вручить свою судьбу в руки этого человека.

Настоящим заявляю решительный протест против всякого, прямого или косвенного, участия в экспертизе проф. Лунца.

Я надеюсь, гр-н директор, на Ваше подтверждение, что этим своим заявлением я нисколько не выхожу за рамки как общечеловеческой этики, так и юридического права, сконцентрированного в сжатом виде в ст.185 УПК РСФСР.

В.Некипелов"

Заявление, исполненное в двух экземплярах, я вручил Светлане Макаровне, проводившей в тот день обход. Она взяла его не читая, держа листки двумя пальчиками в вытянутой руке, как нечто непотребное, вдруг сказала:

- Кстати, Виктор Александрович, если вы хотите, можете ходить на трудотерапию, конверты клеить. Хотите?

- Нет.

- Почему же?

- Я пока еще не в лагере. Предпочитаю распоряжаться своим временем сам.

- Ну как хотите.

Володя Шумилин, которому было сделано такое же предложение, отказался тоже.

Через пару дней меня вновь вызвали к врачу. Это была четвертая и последняя беседа с Любовью Иосифовной. Я, правда, не рассказал о третьей, но она была невыразительной, почти не отличающейся ничем от двух первых.

- Ну вот, вы зачем-то обидели нашего профессора,- сказала Табакова. Разве он сделал вам что-нибудь плохое? Он к вам как раз очень хорошо относится.

- Он другим сделал плохое. Я не могу с ним сотрудничать.

- Почему же?

- Я уже говорил ему лично. Когда я смотрю на него - вижу перед собой детей Леонида Плюща. Двух его осиротелых мальчишек.

- Виктор Александрович! Вот вы все говорите о признании здоровых людей психически больными. Скажите, а у вас есть основания так утверждать? Вы что, лично знали кого-нибудь?

- Да. Знал Плюща. И ни на минуту не сомневаюсь, что это здоровы человек.

- Как вы можете это утверждать, оспаривать мнение медицины?..

- Вы забываете, что я сам немножко медик. Хоть здесь и не обязательно быть медиком. А еще я хорошо знал Романа Фина, тоже признанного вами больным.

- Ну, насчет Плюща - все-таки не говорите... покачала головой Любовь Иосифовна.

Как-то странно она это сказала. Словно Плющ все-таки и вправду больной, А вот о Фине, мол, говорить можно... Или она просто опустила Фина, поскольку не знала о нем? Во всяком случае я сделал вывод, что Л.И.Табакова о деле Плюща осведомлена. И подумал: а уж не она ли и вела его?

Остальной разговор мало чем отличался от предыдущих. Правда, на этот раз я ответил на ряд ее вопросов бытового характера, по пунктам моей биографии. Сам не знаю, почему отворились мои уста. Молчал-молчал, а тут вдруг заговорил. Или так со всеми бывает? Рассказал (это так ее раньше интересовало) о своем конфликте на Уманском витаминном заводе и о моем увольнении с него в 197о году... О разводе с первой женой... О бандитском выселении из квартиры в Солнечногорске Московской области в 1971 году, когда государство выбросило нас на снег, вместе с беременной женой и четырехлетним сыном.

По времени это была самая долгая беседа, длившаяся часа полтора. Я заметил, что Любовь Иосифовна на этот раз ничего не записывала.

Видимо, эта беседа и дала потом основание врачам записать в акте экспертизы: "... сначала держался скованно, отказывался участвовать в беседах. Однако позже стал разговорчивее, охотнее отвечал на вопросы".