Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

• Название: Легенда о гибели богов
• Автор: Дмитрий Веприк
• Жанр: Фэнтези

Повесть о богах и героях Эллады. Об их дружбе и вражде, любви и ненависти, подлостях и подвигах, честности и интригах. В современном изложении и стиле фэнтези

---

Он крепко спит на своем ложе, завернувшись в плащ. Тихо подойдя, один из заговорщиков заносит короткую охотничью рогатину. Удар нанесен мастерски и твердой рукой. Тело правителя прошито насквозь, и пробивший доску наконечник звенит об пол. Но, к их удивлению, не слышно ни вздоха, ни стона, ни плеска крови. Откинув одеяло, они видят вместо трупа кучу тряпья. Обсудить неожиданное открытие времени не остается. Отлетевший в угол конец перерубленного факела гаснет. Вести бой приходится в темноте.

Еще выдергивая меч из тела факелоносца, Человек-с-гор уклоняется от прошелестевшего над головой лезвия тяжелого топора. Отрубив кисть ударившему, он бьет ногой в пах рванувшегося ему навстречу хозяина рогатины. Никто не кричит, не зовет на помощь. Слышны выдохи, тихие стоны и стук переворачиваемой мебели.

Впрочем, все заканчивается очень быстро. Четвертый противник бежал, и где-то в отдалении гаснет эхо шагов. Никуда не торопясь, Человек-с-гор зажигает светильник и проходит по комнате, останавливаясь над телом каждого из убийц. Он задумчиво смотрит в застывшее лицо нанесшего первый удар, когда его третий противник, держась за отрубленную кисть, подползает к стене и сгибается, пытаясь встать. Правитель Трикка поворачивается к нему:

— А ведь я помню тебя. Я сам, своими собственными руками накладывал на твои струпья смоковничные пластыри.

Тот не выдерживает взгляда:

— А теперь убей меня! Чего ждешь?

— Я не для этого оставил тебя в живых. Зачем тебе нужна была моя смерть?

Его лицо недобро корчится:

— Я-то против тебя ничего не имею...

— Да!? Так зачем же ты оказался здесь?

— Мне пришлось.

— Тебя заставили?

Раненый не выдерживает иронии:

— Будто ты не знаешь, что бывают обстоятельства, которые просто не оставляют человеку выбора...

Он замолкает.

— Я что-то слышал о подобном заблуждении. Но это ошибка. Поверь — у человека всегда есть выбор.

В переходах дворца слышны голоса и торопливые шаги. Человек-с-гор качает головой.

— Вы пришли слишком поздно! — бросает он появившимся на пороге. — Ступайте! — и снова глядит на раненого. — И какие же обстоятельства не оставили выбора тебе?

Тот пытается стянуть культю тканью хитона, но кровь, сок жизни, капля за каплей сочится между слабеющих пальцев.

— Приняв корону Трикка, ты стал на пути других — тех, кто мог бы на нее претендовать по праву своей крови.

Человек-с-гор кивает. Так кивает знающий ответ, выслушивая самостоятельно решившего ту же задачу:

— Но эта корона была предложена мне старейшинами Трикка.

— Они тоже действовали, как к тому принуждали обстоятельства. Любой из них предпочел бы оставить корону себе.

— Мне, видимо, вообще не стоило появляться в этом городе.

Слабеющий от потери крови издает не то всхлип, не то усмешку:

— Раз тебя привел сюда бог, то в твоих поступках нет ни подвига, ни заслуги.

— Ценю твой юмор. Ну, а зачем сюда явился ты, с этим топором?

— Один из тех, кого ты убил, был моим лучшим другом, — раненый кивает на хозяина рогатины. — Державший факел был моим братом. Кто был бы я в этой жизни, откажись я помочь другу и брату?

— Что ж, поздравляю, ты умеешь оправдывать предательство. Качество незаменимое для настоящего правителя. Может быть, и у тебя есть права на этот золотой обруч?

Человек-с-гор держит в руке корону.

— Может быть... теперь... Я устал... Добей!

— Зачем? Держи ее! — он швыряет корону. — И попробуй ее удержать одной рукой. Мне надоело. Я ухожу из Трикка.

* * *

Первые лучи зари золотят вершину горы Крона.

Утро следующего дня Человек-с-гор встречает на левом берегу реки, берущей начало свое истоками ручьев в аркадских горах, а здесь, в Элиде, разлившейся так, что ее и думать нельзя перейти вброд. Верткий челнок скользит по воде, им правит старик, неторопливо погружающий весло в бесшумные струи. Зато звук каждого гребка хорошо слышен у берега. Наверно, именно так должны звучать гребки весел Харона.

— Эй, чужак! Могу переправить тебя!

— Так переправь!

— Плати два обола!

— Даже Харон, говорят, берет со своих пассажиров лишь по одному оболу.

— Так ты ведь не один!

— Ты приравнял меня к собаке?

— Гм... Зато этот бездельник Харон еще никого не переправил обратно. Я же обещаю при случае сделать это для тебя бесплатно.

— Хорошее условие! Ну, будь по-твоему.

Старик правит к берегу.

— Сегодня я видел сон, — тихо произносит Человек-с-гор, встретив взгляд собачьих глаз. — Будто стоял я на берегу черной реки, под черным беззвездным небом. Что-то говорило мне, что переправившись через нее, я никогда не вернусь обратно.

* * *

Это происходит на Крите, в славнейшем из городов Ойкумены. У подножия холма, на котором выстроен дворец, группа девушек играет в мяч возле бассейна, выложенного ярко расписанными плитами. Они громко смеются, весело шутят, меняя правила игры сразу же, едва наскучив прежними. Солнце пылает в безоблачных небесах, и когда становится жарко, девушки бросаются в прохладную воду, резвясь в ней со смехом, такие же беззаботные, как нарисованные на стенках ярко-голубые дельфины.

Когда закончена последняя партия, одна из них поворачивается к подругам:

— А теперь вы оставите меня одну!

И они склоняют головы, сразу вспомнив о разделяющей их дистанции. Знаком руки принцесса Крита подзывает служанку. Та помогает госпоже растереться благовониями, расчесывает и укладывает густые длинные волосы цвета вороньего крыла. Потом подает голубых и гранатовых цветов платье с пышным кринолином. Обтягивающий тонкую талию корсаж не прикрывает груди, как это принято при дворе Крита. И в заключение подает девушке искусно вычеканенный золотой венец.

Отпустив ее, черноволосая девушка идет по тенистой аллее в сторону величественного дворца, возвышающегося на холме ярусами взбирающихся одна выше другой стен, арок и колоннад.

Этот дворец легендарен, огромен и древен. Разрушаемый землетрясениями, он возводился вновь и вновь, и поколения мастеров, чьи имена стерло время, укладывали камни новых фундаментов поверх прежних.

Его внутренние переходы извилисты и запутанны, как сама жизнь, но в них нет ничего, пугающего душу. Стены расписаны фресками и освещены падающим из колодцев солнечным светом, а отброшенные в углы сумерки делают эту красоту еще загадочней и прекрасней. О, фрески на его стенах великолепны! Их краски как живые цвета оживших грез, они веселы, безмятежны и просты, будто написанные в ином, радостном мире, где нет места ни мечтам, ни сомнениям, где нет ни томления духа, ни жажды неведомого, вся жизнь как сплошная игра, нет ни трепета, ни страха перед неумолимым Роком, ни перед беспощадными богами, ни перед самой смертью.

Сложность планировки способна испугать лишь чужаков. Широкий коридор выводит девушку на большой двор, вымощенный раскрашенными гипсовыми плитами. Снова войдя в тень сводов, она проходит в святилище богинь-матерей, где, не преклоняя коленей, задумчиво глядит в неподвижные лики раскрашенных статуй. Потом, поговорив с седой жрицей, принцесса покидает святилище, и снова идет, погрузившись в известные ей одной мысли, через сумрак и свет с детства знакомых коридоров, не обращая внимания на почтительно отступающих в стороны придворных и слуг, салютующих копьями воинов охраны, на пройденный путь, на время...

Скорее это блуждания по закоулкам собственной души.

Ее путь лежит в левое крыло дворца, в трехъярусный массив не столь красивых и не так ярко освещенных помещений, в одном из которых так странно проводит время великий мастер, когда-то любимец ее отца, теперь пленник — и однако же, один из немногих, если не единственный человек, которому она может открыть душу. Ибо окруженная почетом, достойным ее происхождения и ранга, она часто ощущает в своей душе нечто, очень похожее на одиночество.

Холоден давно не знающий огня горн, не слышно ударов молота или скрежета точильного камня — а на ладони мастера подрагивает крыльями папирусная птица. Впрочем, это что-то другое, папирус никогда не бывает таким тонким.

Седой, но моложаво крепкий и подвижный старик улыбается ей:

— Гляди-ка, моя принцесса!

Оставшись без опоры, птица оказывается неожиданно легка, восходящий поток поднимает ее к потолку. Едва не коснувшись его, она вдруг клюет носом — и бестолково переворачиваясь, начинает свое падение.

— Обычный воробей превосходит ее тем, — комментирует мастер, — что в его в голове есть хоть крупица мозгов. А как поживает прекраснейшая из принцесс Крита?

— Все так же, — говорит она.

— Все так же? — переспрашивает он. — Это хорошо или плохо?

— Не знаю, — она, улыбнувшись, пожимает плечами. — Как обычно.