Кэти Гласс - Будь моей мамой. Искалеченное детство

• Название: Будь моей мамой. Искалеченное детство
• Автор: Кэти Гласс
• Издательство: РИПОЛ Классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-03175-6

Кэти Гласс работает с трудными детьми из неполноценных семей. Сложные случаи в ее практике — это скорее норма, чем исключение. Но Кэти даже не могла себе представить, какой сюрприз приготовила ей судьба на этот раз…

Восьмилетняя Джоди оказалась далеко не легким ребенком. За четыре месяца от девочки отказались пятеро опекунов. И это неудивительно. Девочка с первого дня своего пребывания в новой семье показала себя настоящим тираном. Она откровенно издевалась над приемной мамой и сводными братом и сестричками. И все же Кэти считает, что должна помочь этому несчастному ребенку, больше похожему на запуганного зверька.

И только когда возникают робкие ростки доверия между Кэти и малышкой, ей открывается вся страшная правда о родной семье Джоди…

---

— Джилл, я серьезно, мне нужно отдохнуть. Совсем немного, просто собраться с силами и перестроиться, немного переключиться на что-то. Мне нужно хоть немного внимания уделить своим детям. Можешь организовать мне небольшой перерыв? Любые выходные в январе подойдут.

— Конечно. Ты заслужила отпуск. Более того, он тебе действительно необходим, если ты хочешь и дальше заниматься ею. Я посмотрю сегодня, что можно придумать. Единственное, Кэти, нужно будет найти семью, которая возьмет ее на это время. Нужны опытные попечители и чтобы у них не было детей младше Джоди или ее ровесников. У меня есть на примете одна пара из Суррея. Посмотрю, свободны ли они.

— Спасибо. Очень тебе благодарна. — Я повесила трубку, и настроение мое немного улучшилось.

ГЛАВА 18 Пожар

На следующий день Джилл позвонила, чтобы встретиться, последний раз в этом году. Мы немного поговорили. Она спросила, не вспоминает ли Джоди о брате и сестре.

— Пару раз. В контексте того, что она мне рассказывала о доме.

— Не просила повидаться с ними?

— Нет. — Неожиданно до меня дошло, насколько это странно. Связь между патронатными детьми обычно только крепнет в разлуке, и, даже когда запрещены встречи детей с родителями, социальная служба обычно разрешает им видеться с братьями и сестрами. — А что, есть планы?

— Пока нет. Похоже, есть основания считать Джоди несколько жестокой по отношению к ним, поэтому их всех и распределили по разным семьям.

Неудивительно. Джоди была скора на руку, если ее разозлить.

— А поздравления и подарки на Рождество? — спросила я.

— Мы передадим, если, конечно, она захочет отправить им подарки.

В тот день я спросила Джоди, не хочет ли она пройтись со мной по магазинам и купить рождественские подарки для брата и сестры.

— Нет. Не хочу.

— Может, хочешь подписать им открытку? Я могла бы помочь.

— Нет. Ненавижу их.

— Почему ненавидишь?

Она задумалась:

— Мама любила их больше. Она их забирала, когда ко мне приходил папа.

— Ясно, милая, понимаю. — Я не была уверена, но, исходя из ее слов, можно было предположить, что младшие не были подвержены насилию, через которое прошла Джоди. Потому-то она и не принимает их. Может, она и срывалась на них только потому, что завидовала их лучшей участи и хотела отомстить за это. Всего лишь предположение, конечно, но были основания хотя бы надеяться, что младшим повезло больше.

Так что Джоди была отдалена не только от своих родителей, но еще и от брата с сестрой. Ими да еще растлителями в лице тетушек и дядюшек ограничивался ее семейный круг, поскольку бабушек и дедушек на горизонте не наблюдалось. Если со мной что-то случится, многочисленная родия придет на помощь моим детям, я была уверена. Сейчас не было никаких проблем, но однажды такой вопрос уже вставал передо мной. Мы расстались с мужем, когда Эдриану было столько же, сколько сейчас Джоди, и в самые тяжелые минуты меня спасала уверенность в том, что если мне суждено угодить под автобус, то о детях будет кому позаботиться, и любить их будут, как своих. У Джоди, напротив, во всем мире не было никого, кроме нас.

Вместо походов по магазинам Джоди захотела рисовать, и я дала ей бумагу, расставила краски и стаканы с водой, разложила кисти. Повязала ей фартук и оставила в покое — трудиться над шедеврами. Вернувшись, я была приятно удивлена. Джоди действительно нарисовала несколько очень неплохих рисунков.

— Тебе нравится, Кэти? — гордо спросила Джоди.

— Да, очень. Замечательные рисунки! Расскажешь, что на них? Что ты нарисовала?

— Хорошо. Это дом.

— Очень мило. А это окошко, да?

— Да, окошко. А это машина. А это моя собака, тупая старая собака.

Я встрепенулась. На предварительном собеседовании говорили, что Джоди подожгла свою собаку, а заодно чуть не спалила весь дом. Именно после этого инцидента детей наконец забрали у родителей на патронат.

— Вот как. Расскажи мне подробнее про этот рисунок.

— Это Сэм. Наша собака. Он большой и коричневый. И всегда лает.

— А почему ты назвала его тупым?

— Не знаю, — в нетерпении ответила она.

— Ну расскажи мне. Не просто же так он тупой.

— Он страшный и обгоревший. Урод.

— О боже. Как же он обгорел? — спросила я, старательно изображая легкость в голосе. Мы стояли рядом, рассматривали рисунки, и нельзя было допустить, чтобы Джоди почувствовала давление. Она поболтала кисточкой в воде и провела ею по листу бумаги, кисточка была недостаточно чистой, и Джоди снова сполоснула ее.

— Не хочешь рассказать, как обгорел Сэм? Обещаю, я не буду сердиться.

— Это Джоди сделала, — пробурчала она. — Обернула его всего туалетной бумагой и взяла мамину зажигалку. Он прыгал, прыгал, гавкал, бегал, и все горело.

— Где были твои мама с папой, когда ты это сделала?

— У дяди Майка.

— Ты была одна?

— Нет. Бен и Чесси тоже были. — Сестру Джоди звали Челси, но у нее не получалось выговаривать это имя. — Я была за старшую.

— И что было потом?

— Я взяла Чесси и вывела их с Беном в сад, а эта тупая псина приперлась и стала валяться в грязи. Она была такая страшная с этой шерстью, и от нее воняло. И все время лаяла. Я потом пошла в коридор и набрала 999. Приехали пожарные и все потушили.

— Очень разумный поступок — вызвать пожарных. Ты спасла Челси и Бена.

— Ага. — Она взяла еще лист бумаги.

— Джоди, но почему ты сделала больно своей собаке?

— Она не моя. Папина. Я же говорила тебе.

— Понятно. И почему ты сделала больно папиной собаке?

Она сосредоточенно нахмурилась. Постепенно ее лицо окаменело, кисточку обхватил ее плотно стиснутый кулак.

— Ненавижу его. Всех ненавижу, я хотела все сжечь и убежать. Страшный дом… — Она стукнула по столу. — И хочу, чтобы папу посадили. Он такой ужасный, он сидел на моем лице. Его нужно посадить, убить его!

— Но при чем здесь собака, Джоди? Почему не поджечь шторы или диван, если ты хотела сжечь дом и убежать?

— Ты не понимаешь. Меня бы наказали, если бы я испортила диван.

Интересно, думала я, ставя перед ней печенье, она подожгла собаку с тем, чтобы наказать отца, причинив боль тому, кого он любит? Или, несмотря на свою задержку в развитии и сложности в обучении, Джоди придумала для себя план, как выбраться из этого дома? Но, не сделай она того, что сделала, она все еще была бы там, день за днем проходя через одни и те же жестокие издевательства.

В последующие дни Джоди необычайно отдалилась. Я возобновила свои усилия, пытаясь сделать ее членом семьи, но она особенно упиралась и вела себя так, словно ей никто не нужен и она желает только уединения. Я видела подобное поведение и раньше: отчужденность — не редкость среди таких детей, для них это единственный способ выживания. Но у Джоди все приобрело гипертрофированный характер. Любое выражение заботы, исходящее от нас, упиралось в несокрушимую стену или становилось причиной ее насмешек. Она не хотела ни общаться, ни участвовать ни в чем таком, что составляло часть жизни нашей семьи, и устанавливала барьеры, чтобы подчеркнуть свою отстраненность. Однажды мы с девочками решили отправиться по магазинам, но Джоди отказывалась идти вместе с нами. Она шла, то опережая нас на несколько шагов, то отставая, и не проронила ни единого слова. На следующий день я повела ее в кино на «Лило и Стич», а она демонстративно села через два кресла от меня. Только когда выключили свет, она пересела ближе, потому что боялась темноты. Прежде она никогда не была в кино, но, несмотря на это, не выказала ни восторга, ни удовольствия ни до, ни после сеанса. Вот насколько притупились ее чувства. Она была замурована в своем одиночестве, и я не имела понятия, как мне достучаться до нее.

Рождество оставалось моей единственной надеждой. Я верила, что праздник укрепит наши отношения. Что может больше связать семью, чем Рождество?

ГЛАВА 19 Папочкина девочка

Никола пришла на последний в этом году урок, а на следующий день начались каникулы и в школе у девочек, и в колледже у Эдриана. Неожиданно мы все впятером остались вместе на целый день. Впрочем, слово «вместе» несколько неточно, поскольку, даже находясь под одной крышей, мы не были рядом, и не только из-за Джоди. Пола, Люси и Эдриан большую часть времени провели, закрывшись в своих комнатах. А когда они все-таки спускались вниз, то натыкались на очередной пинок и тираду: «Чего тебе надо? Пошел отсюда! Теперь это мой дом!» — и все в таком духе. За время проживания с нами Джоди ее отношение к окружающим не изменилось в лучшую сторону. Против всякой логики, чем больше внимания я ей уделяла, тем ревнивее она воспринимала других.

Снова и снова я повторяла Джоди, что все мы одна семья, но она даже слушать об этом не хотела. Ей и не нужна была семья, ей нужна была я. Ее собственническое отношение ко мне только укрепилось за те недели, что мы провели вдвоем, и меня это не устраивало. Она требовала от меня постоянного внимания, и я видела, что она делает то, чего прежде не позволял себе ни один ребенок: она подрывает устои нашей семьи. В другой ситуации я бы решила эту проблему, отдалив девочку от себя на некоторую дистанцию, но сейчас это было невозможно, поскольку в жизни Джоди было слишком много сложностей.