Владимир Мартов - Карл Великий

• Название: Карл Великий
• Автор: Владимир Мартов
• Издательство: Армада
• Жанр: История
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0767-Х

Два произведения о великом властителе Европы Карле Великом, составившие эту книгу, посвящены двум разным периодам жизни этого неординарного государя.

В. Мартов воссоздает образ юного Карла и рассказывает о начале его пути к вершинам власти.

Роман А. Сегеня охватывает длительный период жизни короля и императора и повествует о великом строителе государства, человеке, много сделавшем для становления современной Европы.

---

Выслушав издевательский совет, слепой сайид поклонился, повернулся к Джафару задом и громко выпустил газы.

– Возьми, о достопочтенный лекарь, – сказал он после этого, – сей звук и сей запах в награду за твое лекарство. Подари их своей жене, а за это она возблагодарит тебя после твоей смерти – намажет лицо твое своим дерьмом и в такой почетной маске похоронит.

Джафар позеленел от злости, а Масрур схватился за рукоять меча, готовый обезглавить даже сайида. Но Харун ар-Рашид вдруг от души рассмеялся и долго хохотал, а когда смех из него весь вышел, он приказал выдать сайиду целых три тысячи дирхемов за остроумие и находчивость.

Правда, спустя какое-то время, сидя на пиру и глядя на то, как смешно стреляет мышами из хобота Фихл Абьяд, халиф впал в мрачное состояние и пробормотал:

– Надо было все же тебе, Масрур, отрубить этому сайиду башку за его наглость.

А когда Фихл Абьяда подвели к халифу, дабы облобызать хоботом край туфли, Харун ар-Рашид внезапно ударил слона по самому кончику хобота ногой и проворчал в адрес Ицхака ан-Надима:

– Мне надоел этот слон! Ицхак, где обещанный тобою давным-давно единорог алькаркаданн?

Последний год шестьдесят третьего века, или, считая иначе, год 792 от Рождества Христова король франков Карл встречал в Регенсбурге, еще не зная, что это будет за год такой, високосный год 6300 от сотворения мира. Алкуин предсказывал нежданные беды, но и минувший год принес разочарование. Началось с того, что накануне похода на Аварию обнаружилась пропажа священного зуба Ифы, которым Карл весьма дорожил, даже считая его залогом своих побед, хотя Алкуин и все остальные ученые друзья короля посмеивались над этим суеверием. Потом бивень все же был найден, но злоумышленники, укравшие его, отпилили кусок длиной в палец – самое острие бивня. Карл был ужасно расстроен и в мрачном настроении выводил армию из Регенсбурга. Случай с бивнем он толковал так: раз зуб Ифы все же нашелся, поход состоится, но поскольку острие бивня отсутствует, главной цели достигнуть не удастся, каганат не будет разорен.

Увы, его предсказания сбылись. Начало похода получилось успешным. Три армии франков под началом Каролинга, Пипина и Людовика и под общим руководством Карла вступили в пределы каганата, и, узнав об их приближении, авары оставили свои укрепления в Венском лесу, бежали до самого впадения Рабы в Данубий, преследуемые по пятам, оставляя обозы, становящиеся добычей преследователей. Но в сентябре внезапный мор и падеж лошадей остановил франков, и нужно было возвращаться назад, в Регенсбург. Правда, в октябре и ноябре посланный в Беневент Пипин успешно там сражался и присоединил к владениям франков Истрию, но, вспоминая неудачный конец похода на аваров, вспоминая о том, как многим и весьма доблестным воинам приходилось плестись пешком по берегу Данубия, как от холодных осенних дождей простужались одна за другой Хруотруда, Берта и Гизела, которые никак не захотели остаться при мачехе Фастраде в Вармации и отправились в аварский поход вместе с отцом, как, наконец, околел любимейший конь Карла – буланый длинногривый Гербиствальд – король впадал в уныние и без привычного веселья встречал в Регенсбурге Рождество.

Правда, вскоре туда приехала Фастрада и развлекла мужа рассказом о своей поездке в Ахен и свиданиях с Химильтрудой. То, с какой сердечной теплотой королева отзывалась о его бывшей жене и недавней любовнице, поразило и приятно потешило Карла, и Фастрада вмиг стала милее в его подобревших глазах. Правда, когда королева столь же тепло стала отзываться о Пипинегорбуне, Карл озадачился:

– Неужто этот угрюмый и глупый урод тебе понравился?!

– Ну-у… – Фастрада лукаво улыбнулась, – Конечно, я не в восторге от его внешности и манер, и этот его тяжелый взгляд до сих пор комом стоит у меня в животе. Но, согласись, Карл, что судьба ему досталась не медовая. С чего ему было сделаться веселым и обаятельным? Мне искренне жаль его.

– Скажи, коль уж вы беседовали с ним, как ты говоришь, по душам, он таит на меня обиду, злобу?

– Ну, как тебе сказать… Конечно, таит. Но, мне кажется, только обиду. Не злобу. Хотя…

– Что ты замолкла? Договаривай.

– Не знаю, боюсь оказаться неправой…

– Говори!

– Мне показалось, что, если бы кто-нибудь начал сбивать его с панталыку, этот горбунок мог бы оказаться козырем в политической интриге. Но это невозможно.

– Почему?

– Химильтруда не допустит. Она слишком любит тебя и грезит о величии франков.

– Фастрада! Лучше тебя никого нет!

– Почему ты вдруг?..

– Ну кто бы мог подумать, что из твоих уст будут сыпаться подобные слова в адрес Химильтруды!

Мысль, высказанная Фастрадой о том, что Химильтрудин Пипин мог бы оказаться фигурой в чьем-то заговоре, запала в душу Карла. Ведь он привык думать о горбуне как о мелком ничтожестве, способном лишь смотреть исподлобья угрюмым взором, а горбун между тем уже взрослый мужчина, и попади он в ловкие руки какого-нибудь пройдохи… Впрочем, подготовка к новому походу на аваров не давала королю возможности подолгу останавливаться на размышлениях о Пипине, ибо забот было много. Под гнетом дурных пророчеств на этот год Карл все время пребывал в некотором раздражении, что для его веселой натуры было несвойственно и непривычно. С утра он начинал сердиться на скверные регенсбургские купальни – негде поплавать, как следует расслабившись. Почему-то тотчас вспоминался ущербленный зуб Ифы, будто не от бивня, а от души Карла отломили острие. Мелькала неприятная мысль о горбатом Пипине, который вдруг да окажется способным нанести укол исподтишка. Приступая к очередным делам, Карл, как никогда раньше, замечал, что все или вообще не клеится, или клеится с превеликим трудом. Согласно его капитулярия о поместьях, жеребцы должны были присылаться ко двору короля не позднее праздника Мартина-зимнего, но раньше, даже если кто-то из управляющих и не поспевал к обозначенному сроку, Карл не особенно взыскивал за это; на сей же раз он строжайшим образом проследил за выполнением капитулярия и жестоко наказал всех нерасторопных. Каждого управляющего из тех, кто не успел сдать коней к празднику Святого Мартина, он не просто снял с должности, но и приказал всыпать им по тридцать плетей.

Раздражало Карла и то, что он никак не мог найти достойную замену Гербиствальду.

Любимый конь был подарен ему шесть лет назад Видукиндом, когда тот приезжал в Аттиниак принимать святое крещение. Торжественное воспоминание! Конь являл собою животное воплощение победы над саксами, это был конь-радость, на нем Карл ездил в Италию усмирять Арихиса, на нем покорял Баварию, на нем ходил противу веталабов, на нем путешествовал по своим владениям. Огромный, рыжий, с желтым хвостом и желтой гривой, он, оправдывая свое имя, и впрямь был похож на осенний лес. Горюя о коне, Карл надумал переименовать ноябрь – а именно в этом месяце конь околел – в гербистманот, то бишь месяц осени. Мысль о переименовании месяцев года ему понравилась. С какой стати франки, коим сейчас нет равных в мире, должны называть месяцы по-римски? Ведь слава римлян миновала! Алкуин, приехавший в Регенсбург к Рождеству, поначалу рассмеялся, а потом сказал:

– А что, это поступок, достойный великого завоевателя и творца новой империи.

– Ты поддерживаешь меня?

– Полностью. Тебе давно пора вводить подобные новшества.

– Я знал, что ты одобришь мою идею! – радовался король.

– И ты придумал уже названия?

– Не все. Только некоторые. Хорошо бы и ты в этом поучаствовал.

– Как ты назовешь декабрь?

– Святым месяцем.

– Хайлягманот? Неплохо. В честь Рождества Христова, значит. Согласен. Январь?

– Винтерманот. Просто и ясно – зимний месяц.

– Февраль?

– Пока не знаю.

– А древние франки как его называли?

– Горнунг.

– Меткое слово! Жестокостудный. Продирающий до костей. Пусть будет – горнунг. А март?

– Лентцинманот – весенний месяц. Апрель – остарманот.

– Месяц Пасхи? Но ведь Пасха не всегда попадает на апрель.

– Почти всегда.

– Ну а май?

– Виннеманот. Так у франков.

– Огородник? Слишком приземленно. Я бы назвал его соловьиным, волшебным, вдохновенным. Май – лучший месяц года и всего лишь – виннеманот… Впрочем, как знаешь.

Слушай, а почему бы нам не назвать апрель карломанотом? Пасха не всегда на него выпадает, а твой день рождения никак с апреля не передвинешь.

– Алкуин! От тебя я такого не ожидал!

– Шуток не понимаешь? Поехали дальше. Июнь?

– Не знаю. В народе каких только нет у него названий – и месяц лип, и всхожий, и солнечник, и дуболист, и переломник…

– Переломник? – изумился Алкуин.

– Да. Брахманот.

– А почему?

– Ну, в том смысле, что он как бы год на две половины переламывает. Летнее солнцестояние, солнцеворот, – объяснил Карл.

– Возможно, это и было бы самым точным названием.